Одиночество сказывалось особенно сильно из-за происшествия на Пушкинской, ибо по этой причине Маша навсегда утратила возможность завести в своей группе подруг. Шепоток о шикарном ухажере, с соответствующими домыслами и украшениями мгновенно прошелестел по сто четырнадцатой, тем более достоверный, что имелись две неопровержимые свидетельницы: Нина и Леночка. Так что девушки-одногруппницы откровенно сторонились Машенькиного общества, полагая себя высокоморальными и углубленными исключительно в строгую науку весталками, пусть и не имеющими завидных поклонников. Мужская половина сто четырнадцатой была более лояльной и многочисленной, но и она не отваживалась на близкую дружбу с Голубицкой. По большей части скромные и застенчивые будущие ученые, тихие мальчики пугались одного намека на более сильного и взрослого возможного соперника и конкурента и оттого тоже особенно не приближались к Маше. Для них она, вчера еще милая и такая своя по духу и интересам девушка, вдруг в одночасье превратилась в роковую и опасную кокетку, умело маскирующую подлинную и порочную суть.
И никому Маша не смогла бы объяснить, даже если б захотела, что все это выдумки, нелепая случайность и, к ее несчастью, полная, несостоятельная чушь. Что великолепный ее кавалер сгинул после единственного неудачного свидания, разбередив ей душу и утопив в зловонной луже репутацию. Что ничем Маша не заслужила ни дурную славу, ни остракизм злорадствующих товарок, ни тем более бегство от нее Яна, отягченное к тому же лживыми и пустыми обещаниями, пробудившими в ней ненужные надежды. С Надеждой Антоновой своими печалями поделиться было совершенно немыслимо, а больше у Маши никого и не было. Школьные, бывшие ее подруги, в силу маминой строгости, никогда не были особенно близкими, а в настоящий момент и вовсе заняты собственными делами и новой жизнью после школы. Оставалось терпеть и носить невысказанное в себе. Так, в смутной тоске, прошла для Маши добрая половина сентября.
Но канувший в неведомый омут единственный в жизни Маши Голубицкой кавалер ее не позабыл. Хотя и честно старался это сделать. Воззвание праведного Фомы не осталось без внимания. К тому же обильным потоком хлынули проблемы и дела. Помимо каждодневной текучки, с которой почти самостоятельно справлялся Миша, Шахтер наконец подкинул конторе нешуточную проблему. И деньги, и доверие надо было отрабатывать теперь с головной болью и всерьез. А хотел на сей раз достопочтенный Иосиф Рувимович ни больше ни меньше чем голову депутата Государственной думы, которую Балашинский по уговору и был обязан ему предоставить. Сам Ян Владиславович плевать хотел на титуляцию будущего клиента. Хоть депутат, хоть министр, Балашинскому было все едино. Но вот братья, не столь много еще успевшие навидаться в жизни, могли и заробеть. Однако Ян Владиславович возлагал немалые надежды на златоустого Фому, который и должен был разъяснить, что настоящий вамп на чинопочитание смертных не посмотрит, будь ты сам папа римский, но для бессмертных братьев – всего лишь человек, а значит, заведомая жертва и «корова». Да и пусть попляшет общинный блюститель за свои проповеди в адрес не кого-нибудь, а самого хозяина.
А дело и в действительности было не простым. Не столько по замыслу и исполнению, сколько по возможности неприятных для конторы последствий. О них-то у боевой группы, собранной в срочном порядке Балашинским, и болела голова.
– Если это и подстава, то на проработку уйдет масса времени. По срокам заказа не уложимся, – без околичностей резюмировал Миша. – И Шахтера, между прочим, как проработаешь? А если он чист? А если дознается о проверке? Тогда мы окажемся в полном дерьме и можем закрывать лавочку.
– По-моему, мы просто перестраховщики. Ну с чего мы решили, что Шахтер нечист на руку? – раздраженно-нетерпеливо вступила мадам Ирена.
– Оттого, что был прецедент, – хмуро ответил Миша.
– Так когда это было! И потом, он хотел как лучше. Для нас же.
– Ой, Ирена, я тебя умоляю! Вот чего не терплю, так это когда кто-то хочет как лучше для меня без моего согласия и за моей спиной. Если бы мы тогда хоть чуть-чуть лажанулись, то сидели б сейчас не в Москве, а где-нибудь в Северной Африке без гроша за душой. Потому как пришлось бы срочно делать ноги.
– Мишенька, вот только не нагнетай. Давай лучше по делу.
– Давай. Тем более что дела у нас хреновые. Как известно, от заказа, в силу соглашения между господином Гурфинкелем и конторой, отказаться мы не имеем права. А в случае исполнения мы, вполне вероятно, попадем в эпицентр небольшого цунами. – Тут Миша умолк и вопросительно посмотрел на Балашинского.
– Можешь рассказать все как есть. Братья должны знать, на что они идут, – разрешил Ян Владиславович. Миша кивнул в ответ и продолжил:
– Итак, коротко. Что мне удалось выяснить, а что и додумать, чтобы составить ясную картину. Во-первых...
Устранение депутата Чистоплюева, как выходило из слов «архангела», было только первым шагом в предполагаемой многоходовой комбинации Шахтера и компании. Своеобразным катализатором, спровоцирующим, видимо, изрядный скандал, который будут усиленно подогревать. И личность Чистоплюева была выбрана не случайно. Решающую роль в этом сыграло довольно близкое знакомство потенциального кандидата в покойники с ныне здравствующим на посту Генеральным прокурором РФ. Под которого, в сущности, и отрывали яму веселые приятели горняка-стахановца. Для чего вдруг Гурфинкелю понадобилось свободным проклятое прокурорское кресло, Миша не стал даже и выяснять. Не их ума это дело, да и мотивы Шахтера в раскладе были посторонними. Но существенным было то обстоятельство, отчасти угаданное на кофейной гуще, но не менее от этого достоверное, что после насильственной смерти Чистоплюева у него непременно должны были обнаружиться сильно воняющие, гадостные компроматы на дружка-прокурора.
Далее сценарий мог иметь два вероятных пути развития. Или наиглавнейший прокурор страны устрашится, что маловероятно, или просто плюнет на все слюной, да и уйдет с поста, что тоже не исключено, слава Богу, на улице не останется и с голоду не помрет, а хлопот меньше. Но в конце концов, при первом варианте прокурорский трон освободится хоть и шумно, однако безболезненно. При этом если действие станет развиваться по второму пути и высокопоставленный дядя пойдет на принцип... Тогда наиболее вероятной козырной картой может быть обвинение самого Генерального в организации убийства нежелательного очевидца или даже шантажиста. Сегодня лучшие друзья, а назавтра табунок свидетелей во все глотки подтвердит, что и не друзья уж вовсе, а враги, и между ними черная кошка пробежала. И вот тогда генеральная прокурорская личность будет землю тренированным носом рыть, чтобы подозрения от себя отвести и убийц дорогого и любимого депутата Чистоплюева на чистую воду вывести. Вот такой у Миши получился каламбур.