Здесь, похоже, никто не знал о происшедшем. Гремела стереомузыка, кружились пары.
Затем, после факельного шествия в символических скафандрах по местам первых высадок землян, парни и девушки собрались под куполом центрального лунария.
4
Как встарь, отважные идут
В просторы на ракетных шхунах.
Не представленья в цирках лунных —
Их ждут опасности и труд.
Но, красотой слепящей формясь,
Зато их встретит звездный бег.
И выйдет сам косматый космос
К тебе навстречу, человек!
Глядя на обзорный экран, на струю фотонного пламени, изливающуюся из чаши фотонных дюз, капитан припомнил свое давнее путешествие с Земли на Луну, где впервые повстречал Зойку. Радиограмма, которую получил капитан корабля, оказалась отнюдь не единственной…
Впрочем, ему захотелось сегодня вспомнить все по порядку.
Еще сидя в пассажирском кресле, Торопец почуял, что на борту происходит что-то неладное. Он обладал, как и положено учлету Звездной, обостренной интуицией на различные нештатные ситуации. Недаром же им читалась в академии дисциплина, которая так и называлась – «нештатные ситуации в космическом полете». Однако Сергей никак не мог определить, в чем, собственно, дело. То ли стюардессы начали двигаться по проходу чуточку быстрее обычного, то ли в их негромких голосах, предлагающих пассажирам карамельки да прохладительные напитки, прорезались неощутимые для других нотки нервозности.
Две дамы впереди Сергея были заняты оживленным разговором о том, каким спектаклем откроет лунный политеатр свой новый сезон. Из громкого разговора женщин, невольным слушателем которого Сергей оказался, он понял, что обе они – коренные жительницы Луны. Одна другой наперебой жаловались, прерывая захватывающую театральную тему, как тяжело пришлось на Земле, где вес каждой из них увеличился ровно в шесть раз по сравнению с лунным.
– Будто гири на тебя понавесили, честное слово, – повторяла одна из них, словно рефрен.
Слева от Сергея сидела девушка. Лицо ее показалось знакомым, однако он никак не мог припомнить, где и при каких обстоятельствах ее видел.
Не обращая на соседа никакого внимания, она сначала со скучающим видном съела апельсин, предварительно тщательно очистив его от кожуры, затем надела на себя наушники от кристалла биопамяти, и взгляд ее приобрел отрешенное выражение. Торопцу оставалось только гадать, во что погружены ее мысли, и что она слушает и видит: бродит одна по необитаемому острову? А может, она меломанка и просто слушает хорошую стереомузыку?
Тогда-то, собственно, все и началось… Да, именно тогда, припомнил Торопец.
Стюардессы, как всегда, курсировали по проходу – среди тысяч пассажиров всегда находился кто-то, требующий повышенного внимания. Одна окликнула другую, и в голосе ее Сергей уловил скрытую тревогу. Поначалу, однако, он не придал этому особого значения. И зря, как выяснилось немного позже.
Девушка, сидящая рядом, Сергею определенно нравилась. Когда она усталым жестом сняла старомодные наушники и положила их на колени, он решился заговорить с ней:
– Вы в первый раз на Луну?
Она покачала головой:
– Не в первый.
– Вы лунянка?
– Будем считать так, – ответила незнакомка и выразительно покосилась на иллюминатор, за которым не было, да и не могло быть, ничего, кроме черного неба.
– А я землянин, – произнес Сергей, но его реплика повисла в воздухе.
Разговор явно зашел в тупик.
Где же все-таки он мог ее видеть? – мучил Торопца вопрос, но заговорить снова он не решался. Поэтому ему ничего не оставалось, как вытащить из кармана часы – подарок, полученный сегодня утром от тристаунского часовщика. Он никак не мог налюбоваться изящной вещицей, которую, не доверяя браслету, бережно хранил в боковом кармане, закрытом на молнию.
Часы показались ему необычно теплыми и словно бы еле заметно подрагивали. «Конечно. Влюбился по уши, и уже начинаются галлюцинации», – подумал весело Сергей. Поглядел на циферблат – он был красен, как сок вишни. Повернул незаметно часы к соседке – циферблат чуть побледнел, но цвета не изменил.
…Да не подумает читатель, что Сергей Торопец был таким уж легкомысленным либо чрезмерно влюбчивым. Просто он находился в той счастливой поре, когда сердце открыто для любви и ждет ее, как жаждет зерна почва, распаханная по весне.
Девушка потянулась, чтобы опустить на иллюминатор жалюзи, и биопатрон с наушниками соскользнул с ее колен на пол. Они нагнулись одновременно, столкнувшись лбами. Сергей оказался немного проворнее и, покраснев от смущения, протянул ей упавший предмет.
– Благодарю, – впервые улыбнулась девушка. – Знаете, у вас хорошая реакция.
– И у вас не хуже.
– Мне положено.
– Почему?
– Я спортсменка.
– Боже мой, Рита Рен! – осенило его.
Теперь ему стали ясны косые взгляды, бросаемые на красивую соседку всеми без исключения стюардессами.
– Это я.
– Как я мог не узнать вас!
Рита Рен была знаменитой гимнасткой, он неоднократно видел ее на экране видео, и надо же – так опростоволосился!
Торопец представился, и через несколько минут они уже болтали, как старые знакомые.
– Трудное дело – гимнастика? – спросил Торопец, когда она выпили по чашечке кофе.
– Любимое дело не может быть трудным, – подумав, ответила Рита Рен.
– Ой ли, – усомнился Сергей.
– Вернее, не так. Гимнастика – конечно, трудное дело, чертовски трудное, зато оно приносит мне ни с чем не сравнимую радость.
Они помолчали.
– Мне говорили, – нарушила паузу девушка, – что каждый слушатель звездной академии должен быть мастером какого-нибудь вида спорта. Это правда?
– Правда.
– Чем же вы занимаетесь?
– Я альпинист.
– О, всегда завидовала альпинистам! – воскликнула Рита Рен. – Всегда наблюдают новые виды, новые ландшафты. Наконец, свежий горный воздух. Но главное даже не это. Мне кажется, альпинизм сплачивает людей, выковывает настоящую дружбу.
– Вы и сами альпинистка?
– Нет, но мои друзья занимаются этим чудным спортом, – пояснила Рита.
– Насчет дружбы – все верно, а касательно прочего… Пожалуй, это взгляд со стороны. И у нас – вечный труд, сплошные тренировки…
– Естественно, – кивнула Рен. – В спорте иначе и быть не может.
– А знаете, Рита, я убежден: без спорта не было бы человечества. По крайней мере, в нынешнем его виде.
– Как, например, без поэзии.
– Верно, – подхватил Сергей. – Но между спортом и поэзией есть существенное различие. Если поэзию можно назвать душой человечества, то большой спорт, смелость, ловкость, сила, выносливость, – его тело. А один чудак совсем недавно уверял меня, что наша цивилизация дала сильный крен в сторону технизации…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});