присосался к ее шее — крепко, чтобы остался кровоподтек.
— С ума сошел! — воскликнула девушка. — Зачем это? Отец же может увидеть и жених тоже! Бедный Фолле, если б он знал…
К Фредерику понемногу возвращалось спокойствие. Он пролил семя между ног любовницы — не хватало ей забеременеть! — и, обессиленный, перекатился на бок.
Катрин стала целовать его лоб и волосы. Он отмахнулся, как от надоедливой мухи.
— Я так тебя люблю, так люблю! — шептала девушка. — Вот и рискую, бегаю к тебе ночью. Если отец нас застанет…
Она придвинулась и положила ему на живот холодную руку. Фредерик вздрогнул, выругался и встал.
— Иди в дом, — буркнул он. — И не вспоминай про жениха, когда ты со мной. У этого бедолаги рога выше колокольни! Не смей над ним насмехаться. Лучше женитесь поскорее, безопасности ради.
Фредерик подобрал с пола шляпу и ружье. Выглянул в приоткрытую дверь — никого! — и скрылся в ночи.
* * *
Пока старший сын навещал Катрин, Эдуар Жиро сидел, вытянув ноги к яркому пламени в камине, и потягивал старый коньяк. В доме было тихо. Потрескивание поленьев для этого грузного мужчины с куперозными пятнами на лице было сродни приятной музыке. Покручивая в пальцах пузатый бокал, он наблюдал за танцем янтарного напитка.
В свои пятьдесят шесть он уже не мог безнаказанно проводить на ногах столько времени, как сегодня. Но не бросать же облаву, которую сам организовал! Теперь Эдуар Жиро чувствовал себя совершенно разбитым. Хотя сознавать, что в сарае три трупа волков, из которых двум он сам всадил пулю в бок, было приятно. Напустив на себя важность, он пообещал слугам, что вознаграждение достанется им.
Уже двадцать пять лет он владел самым большим поместьем в долине О-Клер. Жиро все контролировал лично — состояние пастбищ, качество зерна, появление на свет жеребят. Не будь у него состояния жены, Марианны, такого благоденствия достичь бы не получилось. Но теперь покупатели издалека приезжали за его лошадьми — чистокровной верховой породы и першеронами. Стать полноправным хозяином края он мог, лишь заполучив Пастушью мельницу. Жаль, выдворить оттуда Колена Руа не так легко…
«Терпение! — сказал он себе. — Фредерик женится на этой пигалице Клер, и мельница — наша!»
На верхнем этаже что-то стукнуло, и Эдуар Жиро прислушался. Голос позвал:
— Эдуар! Поднимись ко мне!
Мужчина встал с кресла, злясь, что его потревожили. Его силуэт с тяжелым животом и слегка согбенной спиной, как в театре теней, вырисовался на противоположной стене. Широкое красноватое лицо сморщилось от неудовольствия. Тонкие губы, широкий нос, выражение глаз какого-то мутного, выцветшего оттенка зеленого довершали крайне неприятное впечатление об этом человеке. С таким лучше не связываться…
— Эдуар! — снова позвали сверху.
— Чего эта гарпия от меня хочет? — пробурчал он.
Первая мысль — пойти разбудить Пернелль, горничную, и отправить к хозяйке. Нет, все-таки разумнее пойти самому… С усилием преодолевая каждую ступеньку, он поднялся на второй этаж. В коридоре горела керосиновая лампа. В комнату жены он вошел без стука.
Марианна Жиро лежала на полу, лицо ее было перекошено и землистого цвета. Из носа текла кровь. Такого ее супруг увидеть не ожидал. И звать прислугу сразу передумал.
— Ну что? — тихо проговорил он. — Кажется, это конец?
— Эдуар, мой друг, мне плохо, очень плохо. Сжалься, позови доктора! Я прошу тебя об этом с утра…
Он приблизился. Опытный охотник, Эдуар Жиро умел двигаться беззвучно, несмотря на грузность.
— Ну что ты, Марианна! Я не стану беспокоить нашего славного Мерсье ради простого ушиба. Надо было сразу позвонить Пернелль!
— У меня не было сил, — пробормотала несчастная.
Одной рукой он подхватил ее под плечи, другой — под ноги. Для человека его роста и силы тело Марианны казалось легким, как перышко. Он грубо бросил ее на кровать, прикрыл одеялом.
— Сердце! — простонала женщина. — У меня жмет в груди!
Эдуар какое-то время смотрел на жену, и в глазах его читалась безмерная ненависть, которую он к ней испытывал.
«И как юная красавица может превратиться в такую вот развалину?» — думал он.
Он вспомнил, какой она была: миниатюрная, тоненькая, с молочно-белой кожей и копной рыжих кудряшек. И во времена, когда они уже были помолвлены, она любила его, звала «мой великан», хотя он был на двенадцать лет старше. Второй сын ангулемского торговца зерновыми и фуражом, Эдуар Жиро в те времена мечтал только о лошадях, широких лугах и красивом доме из тесаного камня. Он сорвал большой куш, окольцевав «этого кузнечика», — так он описывал жену своим друзьям-выпивохам, — что не помешало ему вскорости ее покинуть и изменять ей. При том, что Марианна родила ему двух сыновей, Фредерика и Бертрана, который сейчас изучал право в Бордо. Позднее на свет появилась дочка, Дениз. Она прожила всего две недели. К большому огорчению отца Жака, Эдуар Жиро распорядился похоронить ее в своем поместье, в дальнем конце парка, рядом с могилами еще двоих детей из их семьи. Отчаявшаяся Марианна перестала бывать на людях и даже выезжать верхом. Роды были трудными, и по-женски у нее что-то разладилось, так что муж не желал к ней больше прикасаться.
— Эдуар, отправь Пернелль за доктором, умоляю! Хотя бы ради наших детей! Когда же ты меня простишь?
— Никогда, — прошептал мужчина. — И не жалуйся. Я мог бы убить тебя на месте, но не убил. И только ради детей! Им нужен был порядочный отец, который научит жизни. Да и мне сгнить в тюрьме из-за какой-то шлюхи не улыбалось.
Слезы ужаса брызнули у Марианны из глаз и потекли по щекам. Она поняла: ничего хорошего не стоит ей ждать от человека, которого она когда-то так любила и который сейчас, глядя на нее, радовался, что отмщен. Она обречена…
Глава 2. Пастушья мельница
Клер проснулась на рассвете. Осторожно отодвинула голову Бертий, покоившуюся у нее на плече, встала. Первым делом — открыть окно, распахнуть ставни. Пейзаж был так красив, что девушка невольно улыбнулась. Снег шел всю ночь, и теперь ее родная долина нарядилась в белое. Высокие утесы по-прежнему подставляли свои серые бока робкому солнцу, пробивавшемуся сквозь тучи. Сверкали тронутые инеем ветви деревьев и высокие травы.
«Какое это было бы счастливое утро, если бы Моиз не умер!» — подумала Клер.
Тут она вспомнила про волчонка, оставленного на попечение свиньи Гертруды, и немного повеселела. И стала торопливо одеваться.
«Пойду и прямо сейчас попрошу у папы разрешения взять коляску! Он наверняка встал».
По лестнице она спустилась