глаза с тёмными ресницами и верх изящных плеч. Софья горестно вздохнула, вспоминая слова покойной матушки о том, что она, Софья, очень мила и у нее не будет отбоя от женихов. Действительно, в этот миг девушка казалась себе довольно привлекательной, но что было толку ей теперь в красоте? Теперь эти прелести лишь вредили ей. Она чувствовала, что Елена завидует ее внешности, ибо графиня не раз озвучивала свое недовольство вслух, а стареющий Бутурлин, также, видимо, находя Софью весьма привлекательной, не давал ей проходу, постоянно намекая на свое расположение. Все последние месяцы Бутурлин – увещеваниями, а пророй и угрозами – склонял Софью к позорной связи, но девушка всеми силами сопротивлялась этому и не знала, как дальше вести себя с графом, боясь, что при категоричном отказе Дмитрий Егорович выгонит ее с братом на улицу.
Ивана Аксакова же Софья повстречала в то счастливое время, когда еще жила богато и праздно. Тогда, в свой первый выход в свет, на балу в Зимнем, юная прелестная Софья Замятина произвела фурор. И Аксаков стал одним из ее поклонников в тот же вечер. Софья еще долго вспоминала тот счастливый единственный бал, на котором ей удалось побывать. Теперь же она не могла, как раньше, встречаться с молодыми людьми на балах и светских раутах, не могла ответить взаимностью Аксакову, хотя сегодняшняя нечаянная встреча с ним и его цветы всколыхнули нежные чувства в душе девушки. В этом была трагедия Софьи. Теперь она служила горничной, и Иван был явно не для нее. В теперешнем плачевном положении ей более подходил Федот. Но он был примитивным, грубым и недалеким. Она же имела прекрасное воспитание, образование, тонкий вкус и манеры девицы высшего общества. И все это вкупе делало ее судьбу трагичной и несчастной. Аксакова она была недостойна, а Федот был не пара ей.
Сегодня же судьба послала ей еще одно испытание. Она должна была по приказу графини сделать подлость, выдать себя за другого человека. Но вся душа и совесть девушки противились этому. Неожиданно у Софьи возникла дикая мысль – немедленно идти к отцу и попытаться уговорить его бежать из Петербурга, чтобы не исполнять приказ Елены. Но спустя минуту эта мысль была отвергнута ее сознанием. Для поездки нужны деньги, а их не было, даже на еду. К тому же по настоящим паспортам их легко бы обнаружили и возвратили в Петербург. К всему прочему батюшка Софьи из-за долгов не имел права выезжать за пределы губернии. В противном случае его могли арестовать и посадить в тюрьму.
Медленно отойдя от зеркала, Софья упала животом на узкую кровать и тоскливым взором уставилась на великолепную благоухающую корзину. Она трагично смотрела на белые цветы и с каждым мигом все сильнее осознавала, что ее жизнь кончена, и уже никогда она не будет счастлива, как раньше. Теперь у нее не было возможности ответить взаимностью Аксакову. Она прекрасно знала, что молодой поручик никогда не женится на ней, нищей дворянке, у которой за душой ничего не было, кроме старого отца, долгов и малолетнего брата. В этот миг Софья отчетливо поняла, что теперь у нее одна дорога – на юг империи. В неизведанную далекую Имеретию. В край дикий и опасный. В край, где она должна выжить, чтобы потом вернуться сюда, на родину к отцу и брату…
Российская империя, Восточная Грузия,
местность Рача, 1815 год, Май, 3
Они были в пути уже третью неделю.
Еще в начале апреля Софья вместе с Еленой и ее сенной девушкой Аленой выехали из Петербурга. С ними также следовал верхом поверенный графа Бутурлина, который должен был присутствовать на свадьбе и следить за подписанием и верным оформлением бумаг на венчание.
Как и планировалось Бутурлиной, Софья облачилась в одно из старых платьев графини и укрылась под простым дорожным плащом. Граф ничего подозрительного не заметил, со слезами на глазах попрощался с дочерью и просил Елену непременно писать ему о своем путешествии. Та послушно кивнула, зная, что у Софьи припрятаны несколько десятков писем. Для успокоения Дмитрия Егоровича Софье было приказано отправлять эти письма, написанные рукой Елены, в Петербург во весь период следования и по приезде в Грузию.
На одном из постоялых дворов, в пригороде Новгорода, как и было условлено, карета ненадолго остановилась. Здесь уже дожидался Бутурлину Шарль де Ламазье. Поверенному отца Елена заплатила кучу денег за молчание о том, кем на самом деле является Софья, и тот согласился молчать, а позже вернуться в Россию за оставшейся частью денег, обещанных ему графиней и оставленных у специального человека. Поверенный намеревался с деньгами уехать в другой город, еще до того как начнется дело о разводе Бутурлиной и Асатиани.
Под цензорским взором Елены Софья и приставленная к ней горничная Алена отправились дальше в карете графа с эскортом из десяти солдат, которых нанял Бутурлин для безопасного путешествия дочери до грузинской границы. Поверенный также поехал с ними верхом. Елена и Софья умело сыграли свои роли, и сопровождавшие их верхами офицер с солдатами даже не догадались, кто истинная графиня Бутурлина. Елена выдала себя за двоюродную племянницу графа, которую на постоялом дворе уже ожидал жених. Поэтому при расставании в условленном месте у конвоирующего капитана не возникло никаких вопросов. На прощание графиня приказала Софье и крепостной Алене и далее хорошо исполнять свои роли и пригрозила, что девушки жестоко пожалеют, если хотя бы одна из них проболтается.
Следующие долгие недели пути Софья и Алена очень сдружились. Они делились друг с другом своими печальными мыслями по поводу того, что их ждет в далекой дикой стране, в которую они следовали через всю бескрайнюю Россию. Иногда они даже плакали на плече друг у друга, понимая, что другого пути нет, и они вынуждены следовать дальше. Ежедневно их экипаж в сопровождении роты солдат и капитана останавливался на ночлег в придорожных станциях, а наутро, меняя лошадей, следовал дальше. Ответственными за выбор дальнейшей дороги были два кучера, которые, сменяя друг друга, указывали нужное направление пути.
И вот теперь, в начале мая месяца, девушки наконец-то достигли конца своего долгого изнуряющего пути. Через окна кареты они с интересом рассматривали быстро меняющийся пейзаж, так не похожий на привычные им петербургские поля и леса. Здесь, на юге империи, в грузинском крае уже властвовала жаркая влажная весна, и Софья и Алена ехали в карете с растворенными окнами, наслаждаясь свежим