— Не понимаете? Корнелиус Вандербильд, миллионер, пять лет назад открыл транзитную компанию. Идея заключалась в том, чтобы воспользоваться золотой лихорадкой в Калифорнии. Полмира рвалось туда, желая попасть самым коротким путем. Один путь уже был проложен — через канал. Но Вандербильд догадался, как сэкономить семьсот миль, использовав естественные водные пути Никарагуа, чтобы перебраться из Атлантики к Тихому океану. Линия Вандербильда начинается в Пунта-Аренас, где путешественники начинают свой путь па реке-Сан-Хуан до Сан-Кар-лоса, с того места, где река впадает в озеро Никарагуа. Там они пересаживаются на озерное судно, плывут до Вирд-жин-Бэй. Затем двенадцать миль по железной дороге, до Сан-Хуан-дель-Сур на берегу Тихого океана, где их ждет корабль, готовый к отплытию в Сан-Франциско.
— И несмотря на войну этот путь открыт? — поинтересовалась Элеонора.
— Когда я поехал в Новый Орлеан, он был открыт.
— Когда я впервые отправилась в путь, переход из Вирджин-Бэй в Сан-Хуан-дель-Сур совершался на мулах, — сказала Мейзи. — Тогда был сезон дождей, и мы утопали по пояс. Не знаю, как только я выдержала. Никогда не забуду.
— Вам, возможно, пришлось обходить речные пороги в Мачуке, Кастильо-Вьехо и Эль-Торо. Новые пароходы способны преодолеть их в сезон дождей. Если нам повезет, мы доберемся до Гранады без всяких трудностей.
— Там штаб-квартира Уокера?
— Верно.
— Большой город? — настойчиво расспрашивала Элеонора.
— Нет — тысяч десять населения, но важный. До тех пор пока мы его не захватили два месяца назад, это была крепость, защищавшая здешнее мелкопоместное дворянство. Их еще называют легитимистами, под этим названием известна и консервативная партия.
— Богатые всегда консерваторы, — прокомментировала Мейзи. — И имущие всегда обеспокоены тем, как сохранить все как есть, чтобы не пустить в свою среду малоимущих. Мне кажется, в этом смысле Уокер — союзник неимущих.
— Да, демократ. Он сделал много, чтобы разделить имущество, хотя и не так уж тщательно, как некоторым хотелось.
— Значит, что-то еще осталось. Это ласкает слух. — Мейзи оживилась.
— Если бы ты была наполовину такой жадной, какой притворяешься, — съязвил майор Кроуфорд, — ты давно бы разбогатела.
— А разве я не богатая женщина?
— Если бы да, тебя бы не было на этом пароходе.
— А разве ты не знаешь, что нет предела, после которого можно сказать, что денег хватит?
— Ты и Вандербильд составили бы прекрасную пару. Мейзи почесала ухоженным ногтем подбородок.
— Ты так думаешь? Над этим стоит поразмышлять. Насколько я знаю, коммодоре Вандербильд вышел в отставку с поста главы «Транзит Компани» из-за каких-то манипуляций с акциями и свары среди директоров и создал конкурирующую линию «Индепендент Оппозишн Лайн», используя Панамский путь.
Майор медленно покачал головой.
— Не перестаю восхищаться, откуда у тебя столько сведений.
— И что — это единственное, что тебя восхищает во мне на протяжении такого долгого времени?
Провокационный вопрос, отметила Элеонора. Наблюдая за Мейзи, она подумала, что ответ вырвался сам собой, имея мало общего с тем, что на самом деле та думает. Откашлявшись, Элеонора спросила:
— Должно быть, Уокер ощущает себя в полной безопасности, командуя Гранадой, если он посылает столько своих офицеров заниматься вербовкой?
— Вербовка? Вы имеете в виду Бэнк-Аркаду? Там этим занимался Фишер. Полковник Фаррелл ведал оплатой их транспортировки. Полковник Генри приходил в себя от ран и ни на что более не был способен. Луис, подполковник Ларедо и я в основном кутили. Фаррелл и Генри вернулись на «Прометее» две недели назад.
— А подполковник?
— Я надеялся, что вы не спросите. Он внизу, валяется на койке вдребезги пьяный. Он постоянно пытается утопить свое прошлое в вине. Но прошлое в вине не утопишь, его можно лишь заспиртовать. Это ему удается неплохо, но прошлое все равно остается с ним, только заспиртованное.
Мейзи передернуло.
— Какой, наверное, очаровательный малый этот Луис?
— Большей частью да, — согласился майор. — А в остальном — безнадежный испанец.
— Имеет право, — возразила Элеонора. — Никарагуа — испанская страна.
— Испаноговорящая. Официально — это Республика де Никарагуа. И те, кто живут там, конечно, никарагуанцы. Включая теперь и вашего брата, и Луиса, хотя он родился в Гвадалквивирской долине Андалузии. Рядом с Кордовой. В Испании. Послушайтесь моего совета и не спрашивайте его об этом, пока он не напьется.
Майор Кроуфорд смолк. Все его внимание было отдано чему-то за спиной Мейзи. Проследив за его взглядом, Элеонора увидела Жан-Поля, выходившего из-за угла палубной постройки на корме. Брови его были хмуро сдвинуты, глаза сощурены, хотя причиной этого мог быть окутавший его угольный дым.
— Позволь мне поговорить с тобой, Элеонора, — сказал он.
— Конечно, но сперва разреши мне представить тебе своих друзей.
Он небрежно поклонился, не пытаясь изобразить и подобие улыбки. Взяв Элеонору за локоть, он произнес:
— Надеюсь, вы извините мою сестру.
— Ради бога, — ответила Мейзи, сверкнув глазами. — Мы не хотим лишить вас возможности сообщить своей сестре нечто серьезное.
Кровь прилила к лицу Жан-Поля, но он склонил голову и без слов повел Элеонору так быстро, что она вынуждена была шагать шире, чтобы не казалось, будто он ее тащит.
В длинном зале столовой сидела только одна пара игроков в домино да мужчина с газетой. Из камбуза проникал запах еды, хотя звонка на обед еще не было. В пустом углу салона Жан-Поль придвинул для сестры стул. Подхватив юбки двумя руками и сев, Элеонора спросила:
— Что такое? Что случилось?
Брат расположился напротив нее.
— Ты хоть понимаешь, с женщиной какого рода ты хихикаешь, как со своей близкой подругой?
Элеонора, пригладив волосы, тихо сказала:
— Я чувствую, что ты намерен просветить меня.
— Она не годится тебе в приятельницы.
— Разве? А я нахожу ее забавной.
— Ну, разумеется, — мрачно проворчал он. — Дорогая Элеонора, я думал, ты более разборчива. Она немногим лучше проститутки. Позволь мне объяснить тебе…
— Нет, позволь мне объяснить тебе, мой младший брат. Я прекрасно знаю, что собой представляет Мейзи Брентвуд. Она сама мне сказала. Но в данной конкретной ситуации это не имеет никакого значения. Более того, никто, Жан-Поль, не давал тебе права выбирать мне друзей или ставить меня в неловкое положение перед ними.
— Это мой долг как мужчины.
— Много же тебе времени понадобилось, чтобы понять это.
В салоне было темно. Свет проникал сквозь люк в потолке. Но даже при таком освещении она увидела, как он побледнел. Прошла минута, прежде чем Жан-Поль смог заговорить, и его голос стал тише, а слова серьезнее.