все дальше, что черная непроходимая безысходность в прошлом, а впереди — неизведанные тайны Запретного леса.
— И чего ты улыбаешься, как юродивая? — насупился Форг, на лице которого играли ажурные тени от листвы деревьев. Он вздрагивал от любого шороха и дергал головой, посаженной на тонкую шею, подозрительно смотрел на каждую ветку, с которой только что вспорхнула пташка. Я лишь рассмеялась, наблюдая, как жалко Форг выглядит в одежде с чужого плеча. Худой, даже костлявый, чумазый и взъерошенный, он где-то потерял свою кепку, и светлые вихры, наподобие одуванчиковых семечек, вздыбились вокруг его головы.
— Лес прекрасен, — вздохнула я полной грудью, едва удержав крик, готовый сорваться с губ. — Послушай его голос, Форг, и ты поймешь, что каждый куст тут живой и умеет чувствовать, как и мы.
Форг дернулся в седле и посмотрел себе под ноги, вцепившись в луку седла побелевшими пальцами.
— Ты все врешь, — прошипел он, оскалив белые зубы, как у людоволчонка. Я снова подивилась, откуда у парнишки из трактира такие белые и здоровые зубы, которыми могли похвастаться лишь аристократы. — Ни один куст не умеет чувствовать, хоть пинай его, хоть топчи ногами.
— А ты попробуй и узнаешь! — издевалась я над впечатлительным парнишкой, который вырос в поселении и никогда не уходил дальше озера у склона горы Одинокой. Заходить в Запретный лес никто из людей не решался, да и коэнцы днями напролет патрулировали опушку леса, чтобы голодные поселенцы не ринулись за жирной добычей.
— Дети, — прикрикнул на нас Норд, жестом указывая мне следовать вперед. — Я сказал, чтобы вы помалкивали.
Старик выглядел настороженным и хмурым, и я не винила его в этом. Ученые мужи, как и разносчики пива, редкие гости в лесах, но я-то бывала здесь, пусть и давно, пусть и совсем чуть-чуть. Да и поселенцы, сосланные за мелкие провинности, уходили в Запретный лес и не возвращались. Неужели же все сгинули, или кому-то удалось добраться до степей и прибиться к караванам, следующим в города?
— Не думал я, что доведется мне оказаться в Запретном лесу, — нарушил тишину Норд, оглядываясь на нас с Форгом. — Да еще в такой развеселой компании. Но чего не сделаешь на старости лет? Может, доведется встретить темного эльфа, либо нимфетту.
— Упаси Всеотец, — воскликнул Форг, и мы с Нордом рассмеялись. Мой звонкий голос, и его хриплый, старческий, эхом отдались в глухой чащобе, и Форг совершенно сник.
— Злые вы, — буркнул он, пришпорив своего коня и обгоняя меня. — Накликаете на нас беду, потом посмотрим, кто посмеется последним. Не для того я бежал из поселения, чтобы сгинуть от руки темного эльфа.
— Никто не желает себе подобной участи, но люди не возвращаются обратно, — сказала я, вспомнив о брате, который ушел на прошлый Остарот.
Горькие мысли о судьбе Люциана заставили меня поникнуть и плотно сжать подрагивающие губы. Он отправился в Запретный лес, сосланный сюда жестокими коэнцами только лишь за то, что полюбил не ту девушку.
К обеду от долгой и тряской езды по лесу мое тело так ломило, что я ерзала в седле, как ужаленная. Лиственный лес медленно, но верно переходил в смешанный, и на нашем пути все чаще попадались вековые разлапистые ели и платаны. Здесь уже не пели птицы, не так ярко светило полуденное солнышко, а пахло хвоей и перегноем. Тропинка, еле заметная глазу Норда, давно превратилась в чащобу и заросли, и лошади продирались сквозь ветви, недовольно потряхивая головой и фыркая.
— Я едва держусь в седле, — первым подал голос Форг, зевая так сладко, что я непроизвольно повторила за ним.
— Хорошо, — тяжко вздохнул Норд, скидывая с головы капюшон и щуря подслеповатые глаза. Его тонкие, как палки, изрезанные венами руки тоже подрагивали, и он спускался с лошади медленно, скрипя суставами и охая от боли.
— Привал устроим не здесь, а в овраге, что в нескольких сотнях шагов отсюда, — сказал Норд, а мы с Форгом лишь молча повиновались. На споры и разговоры сил не хватало, так вымотал нас этот долгий путь. И только чуть позже я догадалась, что Норд знал здешние места.
«Это что же получается, старый прохвост бывал в Запретном лесу и не раз? Так, вот откуда у него полный погреб ароматного варенья и ряд пузатых банок — замаринованных грибов. А мне врал, что в холмах насобирал! Да, разве ж грибы там растут?»
Я поймала взгляд старика и покачала головой, а Норд усмехнулся, пряча хитринку в глазах за седыми насупленными бровями. Он всегда смотрел сурово, а все равно говорил ласково.
Форг так умаялся, что его шатало. Ноги парнишки заплетались, голова свесилась на грудь, и я подозревала, что он повис на лошади и дремлет, умудряясь при этом шагать.
— Привал, — отдал Норд приказ, едва мы вышли на небольшую полянку, по краю которой тянулся глубокий страшный овраг, заваленный стволами елей. Вывороченные из земли корни, покрытые замшелым плющом, напомнили мне о том, что там могут прятаться хищные звери, и я опасливо жалась к деревьям, не решаясь ступить дальше.
— Пойдем, Розали, — ласково позвал меня Норд. — В овраге небольшой родник, и здесь обретается мелкое зверье, пригодное нам на ужин. Отдохнешь, выспишься, и пойдешь с мальцом на охоту.
— С этим? — фыркнула я, глядя на то, как Форг спит, уронив голову на согнутые колени. Он так и остался сидеть, привалившись спиной к толстому стволу елей, и я подозревала, что мы не добудимся его до самой ночи. — Уж лучше одной, дедушка.
Я всегда звала так Норда, а он потешался, что еще не так стар. Только вот изъеденное морщинами лицо и седые волосы, что перемежались проплешинами, говорили за Норда. Может, он чуть старше отца, но явно не молод.
— Распряги лошадей, а я наберу воды. Та, что во фляжках, нагрелась и противна на вкус.
Я кивнула, незаметно для Норда пиная Форга носком охотничьего ботинка. Несправедливо, что всю работу делаем мы со стариком, а этот прохвост дрыхнет, сладко посапывая. Только вот Форг лишь завалился на бок, подложив под щеку руки, сложенные ладошками друг к другу. И иголки ему не мешали, и корни деревьев, торчащие из земли, и насекомые, которые торопились доделать свои дела до холодов хмурого времени года.
— Людоволчнок! — обозвала я спящего Форга, распрягая и очищая лошадей. — Как же нужно устать, чтобы не боятся ничего и никого. То от каждого шороха вздрагивал, то безмятежно спит, позабыв об ужасах Запретного леса.
Я и дальше так ворчала, пока не пришел Норд с бурдюками, полными ледяной родниковой воды.
— Иди-ка умойся, Розали, —