Лишь накануне вечером я писал жене, что, если мне придется построить плот из тонких стволов, то я смогу захватить в путешествие только банку с водой. «Но тем не менее я отправлюсь в путь, Тед, хотя бы в самый разгар сезона ураганов».
Я снова обошел вокруг дерева, и мне по-прежнему мерещился Тихий океан. Если я прибегну к деревьям такой толщины, мне придется изменить оснастку и конструкцию плота. Люди смотрели на меня с нетерпением.
— Рубите дерево, — сказал я.
Они приступили к работе, поочередно вонзая топоры. Через несколько минут дерево рухнуло.
Дровосеки стали обдирать кору. Показалась белая древесина. Сваленное дерево мне совсем уже не нравилось. У вершины оно было менее пятнадцати дюймов в диаметре. Из пня струйками вытекал сок, и я увидел, что сердцевина его красная и имеет пористую структуру. Я надавил на нее рукой — древесина была мягкой и влажной. Я оторвал кусочки красной губчатой массы. Возле меня стоял лесоруб — лесной ветеран.
— Что это? — спросил я.
— Корасон де агуа[24], сеньор.
— Как далеко распространена болезнь по стволу?
Он внимательно посмотрел на распил:
— Может быть, до половины, ствола, а может, и выше.
— Это дерево будет впитывать воду, словно губка.
— Си, сеньор.
— И бревно, погрузившись в воду, потонет?
— Си, сеньор.[25]
Я велел прекратить обдирку ствола.
Рабочие срубили еще восемь деревьев, и у всех оказалась водянистая сердцевина. Я убедился, что здесь все большие бальзовые деревья заражены этой болезнью. На следующее утро, пролетев сто пятьдесят миль, я вернулся в Гуаякиль.
Глава IV. Семь деревьев из джунглей
Время истекало. Прошло еще восемь дней, наступило 10 марта. Посчастливится ли мне на этой гасиенде, и найду ли я сегодня бревна?
Мы ехали гуськом в полумраке джунглей, остерегаясь лиан, папоротников, веток, которые приходилось раздвигать, и низко пригибаясь, чтобы удержаться в седле. Наши лошади были взмылены, забрызганы грязью, искусаны москитами, они спотыкались о корни деревьев, перебирались через лужи, обходили буреломы и с великим трудом преодолевали болота. Однако они продолжали уверенно и неустанно двигаться вперед.
Затем мы поехали по открытым местам, пустив лошадей быстрой рысью, и выбрались на тропу, ведущую к отдаленной границе гасиенды «Клементина», принадлежащей одному шведу. День начался дождем, который немного ослаб, когда мы садились на лошадей, но затем он перешел в устойчивый секущий ливень. Из-за жары никто из нас не захватил плаща, и мы промокли до нитки; мы сидели на лошадях молча, окоченев, сгорбившись, а мокрые ветки осыпали нас брызгами.
Впереди показался свет, и мы выехали на берег реки. Когда я увидел белые, пенистые воды, мчащиеся бурным потоком и разбегающиеся среди валунов, на мгновение мне показалось, будто я на Аляске. Совсем как снежные просторы Аляски. Это было легко себе представить, ибо я насквозь промок и озяб.
Мы соскочили с лошадей, поправили седла и поводья, нарубили прутьев, чтобы, перебираясь через реку, подстегивать лошадей. Нас было трое: помощник управляющего «Клементины», проводник-эквадорец и я. Мы вошли в реку вслед за проводником, который хорошо знал брод, и медленно продвигались, осторожно ступая и ведя лошадей не поперек течения, а наискось, чтобы их не свалило с ног. В речном дне было множество ям, вымытых стремительно несущимся потоком, и порой наши лошади проваливались в воду по самое брюхо.
Затем мы двинулись вверх по течению, вдоль противоположного берега реки, обходя обширные заросли бамбука, тянувшегося зелеными верхушками в прояснившееся, залитое солнцем небо. Стволы бамбука были около фута толщиной у корней! Эти опоясанные рекой заросли производили впечатление какого-то причудливого пейзажа доисторических времен.
Проехав несколько миль вверх по течению, мы опять перешли реку, с трудом пробившись сквозь ревущий поток, бурливший среди валунов. Потом снова вступили в густые джунгли. Они были пересечены оврагами и лощинами. Пока было возможно, мы пробирались верхом, затем спешились. Проводник шел немного впереди, иногда окликая нас. Несколько дней назад, когда на гасиенде «Клементина» узнали о нашем приезде, он обследовал эту местность.
Проехав еще две мили, мы увидели первое бальзовое дерево. Я вынул рулетку и смерил его толщину. Оно оказалось примерно такого же диаметра, как и деревья с водянистой сердцевиной, которые мы срубили на побережье в Балао.
— Скажите, у деревьев, растущих в этой местности, водянистая сердцевина? — спросил я управляющего.
Он покачал головой и сказал:
— Я никогда не видал такого изъяна в наших деревьях.
Мы наметили двенадцать деревьев. Это были недостаточно высокие и не очень ровные деревья, но я уже потерял слишком много времени. Мне необходимо было построить плот и скорее отправиться в путешествие, чтобы успеть совершить его в это время года. Решив прекратить дальнейшие поиски, я согласился взять эти деревья. После поездки в Балао мною была послана срочная телеграмма жене: «Скажи мастеру-паруснику, чтобы он воздержался от изготовления парусов. Возможно, буду вынужден изменить конструкцию плота».
Я даже подумывал о том, чтобы построить плот с двойным настилом основных бревен и таким образом сообщить ему достаточную массивность и грузоподъемность, ибо при одном слое небольших бревен на нем невозможно будет установить задуманную мною оснастку. Но как бы я его ни построил, мой плот должен обладать хорошими мореходными качествами и быть достойным моряка и океана. Я построю «ураганный» плот или ничего не построю! Я не собирался делать его по образцу старинных плотов, воспроизводя конструкцию, придуманную и испытанную мастерами минувших веков, хотя давно ими восхищался, так как изучал эти плоты и способы управления ими. Да, я построю плот, на котором сможет плыть один человек, плот, который не развалится в воде! И мне было известно, что такой плот еще никогда не был построен.
Я отправился бы и на трех бревнах, если бы они были нужной величины, крепко связаны, хорошо оснащены и могли устоять против любого ветра.
— Каким путем вы думаете вывезти отсюда деревья? — спросил я.
— На волах — ведь трактор сюда не проберется, — ответил швед.
Он говорил на безукоризненном английском языке, как и все шведы на этой большой, хорошо организованной и оборудованной современными машинами гасиенде, где гостеприимно распахнулись передо мной двери и все отнеслись ко мне, как к старому знакомому.