И кулачки свои сжимает.
Смелая маленькая мышка.
– А от чего ты тогда так дрожишь?
Новым кубиком веду вниз живота.
Раздвигаю трепетные складочки, чувствуя, как лед тут же плавится под ее раскаленным жаром. Раскаленная. Распаленная. Вся истекающая.
С ума меня сводящая. Терпкая. Пьяная. Дурман.
– От холода, - выдыхает. – А это… Это естественная реакция тела. Даже если мужчина отвратителен, оно дает такую защиту. Чтобы насильник не порвал.
– Надо же, - прикусываю ее губы, слегка оттягивая.
– Правда? Все же я насильник?
Выпускаю из зубов нижнюю губу и тут же втягиваю губами снова.
Обвожу льдом по кругу клитор. Ее тело дергается вместе с моим одуревшим разбухшим от зверского нетерпения членом. В унисон. Одним ритмом. Уже. А ведь я даже еще и не вошел!
Снова погружаю пальцы внутрь, прижав лед к самой вершинке клитора.
Просовываю медленно, наслаждаясь тем, как она впускает. Как распахиваются, раздвигаются для меня мокрые дрожащие складочки.
Резко толкаюсь внутрь, выбивая новый тихий стон.
– Проси. Проси, чтобы я взял тебя. Проси, Алиса!
– Это… Ввсе. Против. Моей. Воли!
Еле говорит же. Между ног у малышки все дымиться не меньше, чем у меня!
Вбиваюсь все быстрее. Сильнее. Жестче.
Упрямая.
Уже совсем на подушке обмякла. Глаза закатились.
Все тело дергается.
Уже стеночки ее вокруг пальцев моих судорожно сжиматься начинают.
Какой дурманный. Одуренный у нее оргазм.
Как стонет. Грудным своим голосом. Распахнутым ртом ловить воздух пытается.
– Давай. Скажи. Попроси! Алиса!
Мотает головой. Говорить уже не в силах.
Мне самому слова из себя выталкивать еле удается.
Сгибаю внутри нее пальцы, задевая особенные точки.
Самого все дрожью пронзает. Сумасшедшей. Как наркомана в ломке. Сотрясаться начинает. Рвано хрипит, прикусив губу.
– Ну?!
– Нет!
Всхлипывает одурительно порочным стоном.
– Ладно.
Резко вытаскиваю пальцы из нее.
Блядь. Самого судорогой и ни хрена не приятной выкручивает.
– Сама придешь, - шепчу в изумленно распахнутые губы. – Сама попросишь. И помни. От того, какой будешь ласковой и умелой, как меня обслужишь, зависит, как тебе будет житься у меня. А про побег забудь. От меня не сбегают.
Ухожу, но все же останавливаюсь у выхода.
Смотрю, как она все еще подрагивает всем телом. Как до крови кусает губы.
Да детка.
Руки у тебя прикованы. И ноги сдвинуть ты не сможешь, чтобы хоть так себе помочь. Сдавить клитор ногами.
Начавшийся оргазм лупит не меньше спазмов неудовлетворенности. Начавшийся, но не доведенный до конца.
Ты придешь. Ты попросишь. Сама станешь на колени.
А я дождусь.
Только тогда тебе придется очень сильно умолять!
Глава 11.
Алиса.
Все тело выламывает судорогой.
Мощными спазмами так и неполученного оргазма.
Черт!
Никогда не думала, представить себе не могла, что с телом может происходить что-то подобное!
Но низ живота простреливает тягучей, вязкой волной.
До боли. До искр из глаз. До одурительной истомы.
Пытаюсь сжаться. Сдвинуть бедра. Чтобы хоть как-то облегчить эту мучительную, неодолимую пульсацию, простреливающую меня всю. Насквозь.
И лишь глухо стону.
Всю. До кончиков волос. До искр на концах ногтей простреливает запредельным током.
Мучительно все тело покрывается испариной. Между ног полыхает вулкан.
Это безумие. Невероятное. Запредельное. Невозможное.
Все внизу тянет так, что снова и снова с губ слетает стон…
Что он со мной сделал? Что сотворил?
Не может такая реакция тела быть нормальной!
До крови прикусываю губы, заставляя себя переключиться.
Перестать чувствовать и ощущать. Это безумное пламя. Бесконечный жар. Как натянутая, готовая лопнуть струна. Вот что он сделал с моим телом. Вот во что оно превратилось.
Кто он?
Почему я ничего не помню? Как здесь оказалась?
Вот самый важный, самый главный на сейчас момент!
Сквозь дурман судорог и безудержного томления тела прорываются воспоминания.
Бал…
Ежегодный бал отца, на котором собирается вся элита столицы. А, может, даже, и всей Европы…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Это нечестно! Ты вечно держишь меня взаперти!
Отцу, как обычно, совершенно плевать и на мое мнение, и на чувства.
Как всегда, смотрит на меня чуть снисходительно. Склонив голову набок. Любуясь. И ни разу не слушая.
– Я у тебя, как в тюрьме!
Да. Это тюрьма дорогая и роскошная.
В ней есть все. Разве что с золота не ем.
Но нет ни грамма, ни капельки свободы!
Я одеваюсь у лучших модельеров мира. На мне всегда килограмм бриллиантов. Мне на заказ делают платья и даже белье. Такое, которого нет ни у кого! В единственном экземпляре!
Но у меня нет подруг. Нет друзей.
Черт, мне двадцать, а я даже ни разу не целовалась!
Отец не выпускает меня. Не позволяет принимать ни единого решения.
В университет я езжу под охраной. И даже там не могу с кем-то пообщаться.
Тем парням, которые мне нравились и звали на свидание, очень быстро переломали и руки и ноги. Я даже улыбнуться с тех пор кому-нибудь боюсь!
Ни разу я не была на вечеринке. Или на танцах
Только на нудных вычурных приемах, которые устраивает мой отец.
Не спорю. Они роскошны. Шикарны. Всегда продуманны до мельчайшей черточки. С таким размахом, что, наверное, десять бюджетов страны на одно только шампанское уходит!
Но…
Это все показуха. Бизнес. Расчет.
Многие, конечно, душу бы продали дьяволу за то, чтобы хоть раз в жизни оказаться на таком приеме.
Здесь есть все.
Звезды шоу-бизнеса.
Певцы, музыканты, самые известные актеры.
Но и это только мишура.
Они на приемах отца – только развлечение для серьезной публики.
Что-то вроде официантов. Или клоунов на детском празднике.
А гости здесь – настоящая элита.
И это даже не депутаты. Не прокуроры. Не ведущие бизнесмены страны.
Я давно уже поняла. И эти , почти все – просто куклы. Марионетки, которых ставят на должности совсем другие люди. Те, которые остаются в тени. Незамеченными. Серые кардиналы, которые управляют на самом деле всем. И в стране и за ее пределами.
Вот, кто настоящие гости моего отца.
И розовые очки о том, что эти люди достигли положения и власти честным трудом развеялись у меня очень давно.
Я видела, как на одном из таких приемов, отец, улыбаясь и поигрывая стаканом с виски, спустился по ступенькам в вечно запертый подвал.
Мне всегда было интересно, что в нем такого. Почему он всегда закрыт и что отец может такого там прятать.
Спустилась вслед за ним. Бесшумной тенью.
А потом меня долго рвало в дальних кустах роз.
Я видела.
Как они пристрелили так человека. Как он орал и умолял его не трогать. И нет. Отец был не один. Со своим другом. Уважаемым человеком. Нефтяным магнатом, который часто заезжал к нам в гости.
Омерзительный, толстый и самодовольный. Набитый золотом мешок с сальной улыбкой и похотливыми поросячьими глазами. Возраста примерно моего отца.
Иосиф. Иосиф Кобринский. Олигарх, известный каждому. С которым они так часто запирались в кабинете и обсуждали дела.
Смеялись, попивая свой виски.
Так же , будто ничего и не случилось, они вышли из подвала.
Поигрывая все еще недопитым виски в своих стаканах. Смеясь над какими-то шутками. Как ни в чем ни бывало, вернулись в зал. К гостям. Говорить комплименты женщинам, танцевать и обсуждать дела. Будто и не отняли только что жизнь человека.
Как в дурмане смотрела, как по дороге отец щелчком стряхивает с манжет капельки крови.
Дышать не могла. Не могла пошевелиться. Только с ужасом закрывала рукой рот.
Хотелось орать.
Но воздух в легких сбился, разрывая, выжигая меня изнутри.
Добежала до кустов, где могла спрятаться.
И повалилась на землю, прямо в роскошном белоснежном платье.