— Что с вами, вы больны? — спросила Маня. — К нам все тут больные приходят: у одного зубы, у другого полки…
— Я не болен, просто кончаюсь. Видите, как меня мало осталось? Один огрызочек. Скоро будет новолуние, совсем уйду. По правде говоря, устал я светить. Каждую ночь, без выходных.
— Конечно, трудно, — сказала Маня. — У нас в садике ночная нянечка после дежурства два дня отдыхает.
«И откуда только она это знает?» — подумала Аня, а вслух сказала:
— Товарищ Месяц, то есть Полумесяц. Мы с моей подругой хотели вас спросить, какой вы на самом деле: как тарелка или как монета?
— Я вообще не круглый, — обиделся Полумесяц. — Как же я могу быть тарелкой? Или, еще хуже, монетой?
Аня подумала хорошенько и спросила:
— Но когда вы были круглый, какой вы были тогда — как тарелка или как монета?
— Этого я уже не помню, — сказал Полумесяц и закрыл глаза. — И вообще, разве можно так приставать к человеку? Я кончаю работу, того и гляди, закачусь. А вы с глупыми вопросами: тарелка, монета.
— Простите, пожалуйста, — сказала Аня.
— Мы больше не будем, — пообещала Маня.
Полумесяц молчал. Девочки присели на край клумбы и поджали к самому подбородку колени в пижамных штанах.
Аня думала: какой бы задать вопрос, чтобы он не был глупый. Наконец придумала:
— Знаете ли вы, что ночь — это такое время суток?
— Мне ли этого не знать? — оживился Полумесяц и даже открыл глаза. — Ночь — это моё рабочее время. Люди работают днём, а я — ночью.
— А ночная нянечка? — напомнила Аня.
— Это исключение. Большинство людей работает днём.
Полумесяц светился слабо, голос у него был едва слышен.
— Знаете что, девочки, пока я ещё свечу, договоримся с вами по-хорошему. Больше вы по ночам бродить не будете.
— А ходить можно? — спросила Аня.
— «Ходить» и «бродить» — это одно и то же.
«Так я и знала», — подумала Аня и толкнула Маню коленкой.
— Так вот, — продолжал Полумесяц, — ни ходить, ни бродить по ночам. Обещаете?
Девочки молчали.
— Значит, мы вас больше не увидим? — грустно спросила Аня.
— Отчего же? Когда я снова выйду на небо и стану круглым, я как-нибудь вечером загляну к вам в окно. Ты в какой кроватке спишь?
— Налево от двери, под часами, — сказала Аня.
— А я рядом, — сказала Маня.
— Загляну и расскажу вам про нашу небесную жизнь. Только, чур, по ночам не бродить! Договорились?
— А вы на самом деле заглянете? Не забудете? — спросила Маня.
— Честное лунное слово, — сказал Полумесяц. — Значит, по рукам?
— По рукам.
Девочки подали Полумесяцу свои озябшие руки, и он пожал каждую по очереди своей тонкой, паучьей лапкой.
— А летать во сне можно? — спросила Аня.
— Во сне — сколько угодно! Если человек летает во сне, — это значит, что он растёт.
— Я быстро расту, — заявила Маня.
— А я ещё быстрее, — сказала Аня.
— Я высоко летаю!
— А я ещё выше!
— А я…
— Ну, хватит, девочки, не ссорьтесь. У меня от этого в ушах звенит. «А я», «а я». Из всех слов человеческого говора я больше всего не люблю слово «я». И советую вам пореже его употреблять. А сейчас я буду закатываться. Раз, два, три…
На счёте «три» Полумесяц подпрыгнул, потрепыхался немного в воздухе, взмыл в небо и закатился за лес.
— Вот и всё, — сказала Маня.
— Вот и всё, — повторила Аня.
— Как ты думаешь, куда он ушёл?
— В новолуние, — подумав, сказала Аня.
— А ему там хорошо будет? — спросила Маня. Ей очень жалко было тонкого Полумесяца.
— Конечно, хорошо! У них там в новолунии дом отдыха. Отдохнёт, поправится и опять на небо — светить. Будет расти, расти, станет опять круглый. Вечером заглянет к нам в окно.
— А не забудет?
— Что ты! Он же честное лунное дал!
Тут Маня сообразила и обрадовалась:
— Вот когда мы его спросим: как тарелка или как монета!
— Спросить-то можно, — сказала Аня, — только вряд ли он ответит. Бывают такие вопросы, на которые ответа нет.
Стало темно, делать было нечего, только ложиться спать. Девочки ощупью вернулись в спальню, легли и заснули. Аня видела во сне корову, белую с чёрными пятнами, а Маня — песочную.
А когда они проснулись, было уже Утро. Такое прекрасное, такое светлое Утро, что его нельзя написать иначе, чем с большой буквы «У».