– Не стыдно отбивать у меня врагов, Дан? – вкрадчиво спросил Герд. – Мало тебе своих?
Повернув голову, Дан широко улыбнулся и салютовал ему клинком.
– А вот и ты! – сказал он. – Давно тебя ищу.
2
Дан слегка лукавил: он действительно искал Герда, но не так уж давно. Первое время ему вообще было ни до кого – так очаровал его Лес.
К счастью ли – нет, но жизнь рано избавила Дана от иллюзий. По знатности рода он не уступал самому императору и юность провёл в беспечной роскоши, но высокопоставленный родитель не оставил ему в наследство ничего, кроме недоверчивого насмешливого ума да мощной взрывной мускулатуры, отшлифованной бесчисленными тренировками. Внезапная опала подкосила и разметала древний род – Дан не потерял из виду только малолетнего брата Эри, определённого указом императора в училище Стражей. Сам же Дан угодил в привилегированный корпус Вепрей – великолепных, неустрашимых и, как правило, не задерживающихся на этом свете.
На крутых поворотах судьбы Дан растерял почти все стереотипы, нерушимые для большинства, и получил редкую возможность обзавестись свежим взглядом на вещи. Со временем он даже научился находить в этом вкус, хотя благоразумно не афишировал свои новые пристрастия и вообще приучал себя держаться в тени. Философский склад ума помог Дану пережить и крушение надежд, и постылую службу, и незримый надзор, в любой миг могущий обернуться арестом или тайным убийством. Лишённый права на поступок, Дан постепенно, но неизбежно превращался в созерцателя – всепонимающего и равнодушного. Он не доверял никому, друзей считал недопустимой роскошью, хотя и хотелось иногда побыть собой, выплеснуть душу – человек слаб. Но более всего в этой затянувшейся ссылке Дана тяготила скука – его высокосортные мозги работали в четверть силы, атрофируясь за ненадобностью.
Вот почему к моменту катастрофы Дан оказался готов к переменам, как никто другой.
Первые недели ничего не мешало Дану наслаждаться свободой и вживаться в этот удивительный, сказочный, потрясающе новый мир. Униженные катастрофой огры инстинктивно сторонились друг друга, озабоченные лишь поисками щели, где можно было переждать опасность. Этих крохотных осколков недавно грозной армии Дан не опасался: они натыкались на него и почти сразу уходили, а если кто-то вёл себя недостаточно учтиво, Дан не отказывал себе в удовольствии вправить ему мозги. Впрочем, действительно вразумить огров вряд ли было возможно: поражение нагнало на них страху, но не изменило ничуть. Главные ортодоксы доблестно пали в неравной схватке со стихией, а пережившие крушение теперь слонялись по Лесу, нелюбопытные и всезнающие, и ровным счётом ничего не понимали – не желали понимать. Тупость и невежество их были неохватны, как Вселенная.
Но Дану, в общем, не было до них дела. Сейчас перед ним высился Лес, и впервые Дан мог задействовать свой ум на полную мощность – он наслаждался, погрузившись в исследование этой громады.
Довольно скоро Дан уяснил, что уничтоживший армию катаклизм был чисто рефлекторной реакцией Леса на вторжение, и эта лавина смертей больше потрясла как раз туземцев, которые безуспешно пытались предотвратить катастрофу. Оказалось, кстати, что туземцы (или диланы, как они себя называли) накрепко связаны с Лесом в единую Систему – исполинский организм, которому они служили разумом. Но, как и в любом организме, значительная доля глубинных процессов в Системе не зависела от воли диланов – это и погубило огров, зато, может быть, спасло Лес.
Конечно, сравнение Системы с обычным организмом было приблизительным, ибо громадные размеры и усложнённость этой невероятной общности привели к появлению совершенно новых качеств, почти сверхъестественных. Гармония Системы внушала благоговейный трепет, настолько тесно переплетались здесь дикая природа и человеческий разум. Систему не тревожили капризы погоды и даже смена сезонов, под сплошной единой крышей поддерживался устойчивый микроклимат, а людям были созданы все мыслимые удобства, – вплоть до водопровода, каналов связи, транспорта. Замечательные Дома тоже оказались живыми образованиями, одной из ранних форм симбиоза диланов и Леса. Правда, теперь, когда сам Лес превратился в один огромный Дом, туземцы прекрасно обходились без хижин, предпочитая неспешно мигрировать по материку. Состав и численность этих общин непрерывно менялись, поскольку духовный контакт каждого дилана со всеми никак не сдерживался расстоянием (общелесная связь функционировала безупречно), а остальное для них, видимо, решающего значения не имело.
Сам Дан поселился на отшибе и лишь изредка, пресытившись одиночеством, прибивался к ближайшей общине, чтобы получить очередную порцию туземной мудрости, а заодно – и женской ласки. В последнем диланки ему не отказывали, изумляя даже Дана полным равнодушием к формальностям, но вот выкачивать из них сведения оказалось куда сложнее. Неизменно приветливые и патологически честные, диланы отвечали далеко не на все вопросы Дана, а тем более избегали проявлять в беседах инициативу. Впрочем, причина этой сдержанности выяснилась почти сразу и оказалась вполне в духе туземной морали: по убеждению диланов, готовые знания опасны незрелому разуму, а ещё губительней могли быть нарушения в темпе и последовательности обучения.
Поэтому в изучении Леса Дан продвигался куда медленней, чем хотел бы, но, может, это и в самом деле было к лучшему: чрезмерная жадность ещё никому не шла впрок. А кроме того, диланы и сами по себе, отдельно от Системы, могли служить замечательным объектом для исследования. Их отличия от огров были слишком разительны, чтобы тех и других можно было объединить в один биологический вид. Только Духам ведомо, сколько миллионов (или десятков миллионов, или сотен?) лет назад разошлись их пути, да и был ли у них общий сухопутный предок? Насколько Дан помнил, два главных материка планеты, Северный и Южный, ещё до появления на них жизни разделял вечнобушующий океан, громадные просторы которого лишь в самые последние годы научились преодолевать подводные суда огров. Если это так, то две ветки жизни на материках развивались параллельно и совершенно изолированно друг от друга, словно на разных планетах. Судя по всему, предки диланов по всей цепочке были вегетарианцами. Покровительство Леса избавляло их от необходимости выбора в самые неблагополучные периоды, и поэтому мясоедство огров казалось диланам равносильным людоедству. Наверное, именно вегетарианство да ещё единение обитателей Леса в борьбе за выживание и сформировало, в конце концов, эту чудесную кротость диланов, их неуёмную доброту, распространявшуюся на все формы жизни без исключения. И неудивительно: в Лесу отсутствовала чёткая грань между животными и растениями, существовал целый слой промежуточных существ, замечательно странных. Однако теперь, в изменившихся условиях, твердокаменная гуманность диланов становилась опасной для вида, если не для всей Системы, хотя винить в этом их было так же нелепо, как обвинять огров – с их полухищными предками и культом индивидуализма – в кровожадности. Каждому свой путь – плохо только, что эти пути пересеклись.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});