Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ЮНАЯ ПОЭТЕССА. Ничего, пережило человечество татарское иго, переживёт и фашизм.
ЦВЕТАЕВА. Что вы, девочка, фашизм гораздо страшнее татарского ига. Такой мерзости ещё не было в истории человечества. Может быть, я скажу трюизм, но не могу понять, как народ, создавший и породивший Гёте и Бетховена, может творить такое? Не дай бог, если война придёт в Россию.
ЮНАЯ ПОЭТЕССА. Как-то не верится, что где-то там идёт война, и что война эта может настигнуть и нас. Какой чудный летний день, какая тишина, какой чистый воздух, какое ясное небо! Нет, нет, войны скоро не будет.
ЦВЕТАЕВА. Посмотрите на эту красоту. Такое увидишь только в России.
СТАРЫЙ ПОЭТ (заметив фотографа). Апочему бы нам не сфотографироваться?
ФОТОГРАФ. Фотография без ретуши, без прикрас.
СТАРЫЙ ПОЭТ. Что может быть интересней для истории?! (Обращаясь к фотографу.) Будьте любезны, щелкните нас. (Фотографируются.) А когда будет готово?
ФОТОГРАФ. Через два часа.
СТАРЫЙ ПОЭТ. Мы пока прогуляемся.
ЦВЕТАЕВА. Какой покой. Посидим здесь.
МУР. Марина Ивановна, я пойду, покатаюсь на лодках.
ЦВЕТАЕВА. Нет, нет, ни в коем случае. Здесь можно утонуть, ведь ты не умеешь плавать!
СТАРЫЙ ПИСАТЕЛЬ. Да здесь так мелко, что и воробей пройдёт, не замочив хвоста. Видите, здесь катаются только на плоскодонках, иначе килем цепляешься за дно, и вёслами всегда загребаешь тину.
ЦВЕТАЕВА. Ну вот, тем более, тина засосет.
СТАРЫЙ ПОЭТ. Тогда мы можем покататься все вместе. Мы с Муромсядем за вёсла и будем грести.
ЦВЕТАЕВА. Я не люблю воду.
СТАРЫЙ ПОЭТ. Ну, тогда вы посидите, а мы покатаемся с Муром. Поверьте, я хорошо плаваю и в случае необходимости вытащуМура, хотяМур и сам по колено в воде сумеет добраться до берега.
ЦВЕТАЕВА.Мур сначала должен научиться плавать, а потом уже садиться в лодку.
МУР. Как я же я могу научиться плавать, когда мне не разрешают даже подойти к воде? Марина Ивановна, я надеюсь, что хотя бы вдоль берега я могу прогуляться?
ЦВЕТАЕВА. Конечно, только не ходи по траве, ты промочишь ноги!
МУР. Не говорите ерунды, мои башмаки на толстой подошве! (Уходит.)
СТАРЫЙ ПОЭТ. Марина Ивановна,Муру надо давать больше свободы. Будет гораздо хуже, если он начнёт вас обманывать. Ведь он может, идя из школы, кататься на лодке с друзьями и вам об этом не сказать.
ЦВЕТАЕВА. Я смотрю на часы и знаю, когда кончаются уроки и сколько времени отнимает путь от школы до дома. К тому жеуМура нет друзей.
СТАРЫЙ ПОЭТ (видя беспокойство Цветаевой). Я тоже прогуляюсь по берегу и понаблюдаю за Муром. (Юной поэтессе.) А ты почитай Марине Ивановне свои стихи. (Уходит.)
ЦВЕТАЕВА. Что же вы? Хотите, я научу вас писать стихи?
ЮНАЯ ПОЭТЕССА. Да, конечно. А разве этому можно научить?
ЦВЕТАЕВА. Всё это очень просто, надо только отыскать такой перпендикуляр. И, как монтёр на кошках, карабкаться по нему до самого верха...
Солнцем жилки налиты - не кровью
На руке, коричневой уже.
Я одна с моей большой любовью
К собственной моей душе.
Жду кузнечика, считаю до ста,
Стебелек срываю и жую...
- Странно чувствовать так сильно и так просто
Мимолетность жизни - и свою.
Эти мои юношеские стихи, я их написала, когда была такой же, как вы. В свое время они не были напечатаны, а нынче и подавно... А теперь читайте вы, если не понравится - я скажу.
ЮНАЯ ПОЭТЕССА (собравшись с духом). Я прочту вам свои стихи о коте.
Комок из пуха, сердца и хвоста
Поднимет ухо на прозванье кисы
И снова спит. У моего кота
Глаза подведены, как у актрисы.
Зрачки лучатся из раскосых скважин
Фосфоресценцией болотной полосы.
Солиден кот. В шагу отменноважен.
Невозмутима морда, как часы.
У печки умывается обильно,
Ценя зевком еды последний гнёт.
На голову поставишь, он вздохнёт:
Что ж, измывайся, дескать, я бессилен.
Но где кошачьей родословной лавры
От тигра или, может, динозавра.
ЦВЕТАЕВА. Сколько строф?
ЮНАЯ ПОЭТЕССА. Четыре.
ЦВЕТАЕВА. На такого зверя, как кот, трёх хватит. Последняя строфа о котином происхождении не нужна. Забавно, но уводит в сторону. Ваше стихотворение - портрет. Можно сказать, портрет кота. У вас есть строчка: "Невозмутима морда, как часы". Вот ею и надо кончать стихотворение. Так вот. Последнюю строфу мы выкинем, а вторую сделаем третьей. Теперь читайте по-новому.
ЮНАЯ ПОЭТЕССА. Комок из пуха, сердца и хвоста
Поднимет ухо на прозванье кисы
И снова спит. У моего кота
Глаза подведены, как у актрисы.
У печки умывается обильно,
Ценя зевком еды последний гнёт.
На голову поставишь, он вздохнёт:
Что ж, измывайся, дескать, я бессилен.
Зрачки лучатся из раскосых скважин
Фосфоресценцией болотной полосы.
Солиден кот. В шагу отменноважен.
Невозмутимаморда, как часы.
ЦВЕТАЕВА. Вот видите, стихотворение стало гораздо стройнее. А знаете, я люблю кошек, и кошки любят меня. Это единственная уготованная мне на земле взаимность. Но, впрочем, кошки поступают, как и люди, и тоже уходят. Не так давно у меня был роман с одной бродячей кошкой, которая приходила ко мне регулярно на свидания, а я кормила её и разговаривала с ней. Тогда мне не с кем было больше говорить, и кошка меня понимала...
Входят старый поэт иМур
СТАРЫЙ ПОЭТ. А вот и мы. (Подходит к фотографу.) Фотографии уже готовы?
ФОТОГРАФ. Да, пожалуйста, получите.
Старый поэт получает снимки и раздает их.
ЮНАЯ ПОЭТЕССА. Марина Ивановна, подпишитемою, пожалуйста!
ЦВЕТАЕВА. Что вам написать? (Пишет.) "На память о коте".
ЮНАЯ ПОЭТЕССА. Спасибо.
СТАРЫЙ ПОЭТ. Тогда и мне, для истории.
ЦВЕТАЕВА (подписывает). "С благодарностью за первую красоту здесь. В день двухлетия моего въезда. 18 июня 1941 года". (Тихо, для себя.) Поздравляю себя, тьфу, тьфу, тьфу, суцелением!
И в памяти Цветаевой воскресает эпизод "въезда" в столицу. Москва. Вокзал.
18 июня 1939 года. Толпы отъезжающих и приехавших снуют по перрону.
Репродукторы разносят по вокзалу песню Леонида Утесова "Девушка".
ПЕСНЯ. На просторах родины чудесной,
Закаляясь в битвах и труде,
Мы сложили радостную песню
О великом друге и вожде.
Сталин - наша слава боевая,
Сталин - нашей юности полет.
С песнями, борясь и побеждая,
Наш народ за Сталиным идет...
На перроне появляются Цветаева иМур. Их окликает дочь Цветаевой Аля.
АЛЯ. Мама!Мур!
Они обернулись и увидели Алю. Цветаева кинулась в объятия дочери.
ЦВЕТАЕВА. Аля, здравствуй! (Обнимает её.)
АЛЯ. Здравствуйте! (Аля нежно прижимается к матери, а потом протягивает брату руку для мужского рукопожатия.) Привет,Мурище!
МУР. Привет,Алища!
АЛЯ. Да, это я вашаАлища, та самая с обмороками, капризами, голодовками и аптеками, я ваша несносная, и так хорошо вами любимая - ваша!
МУР. А ты совсем не повзрослела! И всё такая же красивая!
АЛЯ. Зато ты вырос! Возмужал. Как вы добрались?
МУР. Прекрасно.
ЦВЕТАЕВА. А как тебе здесь, в Москве?
АЛЯ. Я здесь счастлива. Я нигде не чувствовала себя такой счастливой. Только в Москве. Здесь так много магазинов, не хуже парижских - факт! А таких булочных и кондитерских как здесь, - нет в Париже...
ЦВЕТАЕВА. Аля, погоди! Почему ты одна? Где папа? Почему Серёжа не приехал нас встречать?
АЛЯ. Папа?.. Он по-прежнему нездоров, хотя режим не постельный. Мама, не переживай, он ходит и, может быть, даже встретит нас наболшевском перроне. Он ждёт нас на даче.
ЦВЕТАЕВА. На какой даче?
АЛЯ. ВБолшево, под Москвой.
ЦВЕТАЕВА. Но ведь он мне писал о том, что когда мы сюда вернемся, то у нас будет постоянное жилье.
АЛЯ. Да, когда он ждал вас с Муром, то хлопотал о постоянном жилье. Но тут такая забавная ситуация получилась! Папа обратился к какому-то высокому начальству, а они ему сказали: "Живите там, где ваша дочь". Он возразил: "Да, но моя дочь сама живёт в алькове". "Альков? - переспросило начальство. - Это что, Московская область?" Представляете, они даже не знают, что такое альков! Смешно!
ЦВЕТАЕВА. Аля, а где же Ася? Почему ее нет с тобой? Почему она не приехала? Она тоже нездорова?
АЛЯ (смутившись). Нет... Анастасия Ивановна... Мама, она в лагере.
ЦВЕТАЕВА. В лагере. В каком лагере?
АЛЯ. Мама, ее арестовали.
ЦВЕТАЕВА. Арестовали? Когда?
АЛЯ. Два года назад. Еще в тридцать седьмом, в начале осени, в Тарусе. За полтора месяца до приезда папы.
ЦВЕТАЕВА. Но почему, за что?
АЛЯ. Этого никто не знает.
ЦВЕТАЕВА. Как это - не знает? Как можно не знать! И Сережа не узнал, в чем дело?
АЛЯ, Папа пытался, но не смог.
ЦВЕТАЕВА. Два года назад? И вы не сообщили мне об аресте сестры, на которую я надеялась опереться, в помощи которой не сомневалась?! Идите.
Аля иМур медленно уходят.
Энигматическая Аля, её накладное веселье!
К Цветаевой подходит Серый Человек.
СЕРЫЙ ЧЕЛОВЕК. О чём вы сейчас подумали, Марина Ивановна?
- Во всем мне хочется дойти до самой сути… - Борис Пастернак - Русская классическая проза
- Буря на Эльбе - Мириам Георг - Русская классическая проза
- Не обращайте вниманья, маэстро - Георгий Владимов - Русская классическая проза
- Избранное - Феликс Яковлевич Розинер - Русская классическая проза
- Нарисуйте мне счастье - Марина Сергеевна Айрапетова - Русская классическая проза