— Лука, — коротко отвечает мужчина, сворачивая в мой двор и тормозя у первого подъезда.
Я неловко бормочу благодарность, отстегивая ремень безопасности. Он слушает молча, с непроницаемым видом. И я понимаю: глупо тянуть время. Если бы этот мужчина хотел, он бы попросил мой номер. Он просто не бросил в беде девушку, но это совершенно ничего не значит.
Я вылезаю из машины и иду в сторону подъезда. Думаю: если обернусь, а он не уехал, значит, я ему понравилась. Глупость какая, если вдуматься. Но когда открываю подъездную дверь и смотрю назад, машина Луки все еще стоит на месте. Окно открыто, и он делает мне знак рукой, вроде прощается. Я отвечаю и захожу в подъезд. Прижимаюсь спиной к холодной металлической двери. Он не уехал, не уехал! Но это, к сожалению, тоже ничего не значит.
Я сама не заметила, как вышла из Веденеево к Малахово. Отсюда по лесу до дома Кристины рукой подать, минут десять, не больше. Только что я там забыла?
Ноги сами вынесли к тому же месту, сейчас тут были люди: парочка гуляла вдоль озера. Я прошла на тот же спуск, что ночью, осмотрелась. Убийца был правее, в этом я уверена. Прошла в ту сторону, всматриваясь в траву. Она была изрядно примята, наверняка натоптали уже немало, следственный отдел, зеваки. Даже если были какие-то следы, уже ничего не обнаружить.
Не спеша я направилась в сторону дома. Тот, кто убил Кристину, готовился. Он знал, что она уйдет в ту ночь из дома, ждал ее. Возможно, у них даже была договоренность о встрече. Кто-то из ее любовников? Сложно сейчас сказать, я о них толком ничего не знаю. Но, судя по всему, избирательностью девушка не страдала, могла связаться с кем-то, с кем лучше не иметь дел.
Толстая женщина во дворе дома развешивала белье на веревку. Я без труда узнала в ней мать Кристины. В соседнем дворе сидела женщина лет шестидесяти, с книгой в руках, но как только я появилась, читать перестала.
— Добрый день, — кивнула я, приблизившись к калитке, толстуха посмотрела с подозрением. — Можем мы с вами поговорить?
— О чем еще? — буркнула недовольно. Хотя вопрос: такие, как она, довольны бывают?
— Я подруга вашей дочери, — соврала я, женщина смерила меня быстрым презрительным взглядом.
— И чего тебе надо?
— Может, в доме поговорим? — предложила я, потому что соседка уже откровенно вытягивала шею, прислушиваясь.
— Белье я вешаю… Ладно, заходи.
Она бросила полотенце обратно в таз и вытерла руки о подол затертого платья. Дом был простенький, старый. Узкие сени, следом за ними кухня-столовая, проход в другую комнату загорожен занавеской.
— И чего тебе надо, подруга? — спросила женщина.
— Вас как зовут?
— Валентина Михайловна.
— Я просто узнала о Кристине… Она ведь хорошо плавала, разве нет?
Женщина быстро провела рукой по лицу.
— Да она под наркотиками была. Чумная, в голове ветер. Всегда такая, с детства, говорила ее отцу — толку не будет с девки, а он все старался, в плавание отдал, школу хорошую. Все деньги на нее спускал, а в итоге что? Выросла, не приведи господи. Она ведь мне не родная. Мать ее померла в родах, Матвей один воспитывал, а я пожалела его, дура была слезливая, вот и горбатилась потом на них всю жизнь. Своих детей не родила, все с ними возилась.
— А ее отец где?
— Где, — фыркнула женщина зло, — вон в комнате. Он на смене был, как узнал, сразу сюда, пьет без продыху, а я всем заниматься должна, выходит.
Женщина брезгливо сплюнула в сторону, потом спросила:
— А ты чего пришла-то?
— Просто не верится в случившееся…
— А мне, знаешь, очень верится. Она как жила? Спала со всеми подряд, то пьяная, то под дрянью какой вернется. А здесь, на даче, за ней вовсе никакого досмотра не было бы. Да и так не смотрела я уже, сколько можно? Я ей давно сказала: в подоле принесешь, на меня не рассчитывай. На отца не погляжу, выгоню взашей. А толку? Она ничего не слышала. У нее только одно место работало, прости господи нас грешных, — женщина стала мелко креститься, глядя в угол, где под потолком висела большая икона Христа.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Кристина не говорила, куда собиралась в тот вечер? — спросила я, когда женщина вернула взгляд ко мне.
— Она никогда не говорила. Я ее запереть хотела, потому что сил уже не хватало, а она, стервоза, в окно вылезла, побежала к озеру. Откуда ж я знала, что она купаться полезет? Май на дворе, вода холодная еще. Но она всегда чумная была, упокой господи ее душу, — женщина снова начала креститься, а я поняла, что ничего путного не услышу. Слишком большой багаж обид у мачехи к падчерице. Но одно ясно: она, кажется, не сомневается в том, что Кристина погибла сама.
— Какие-то вещи ее остались здесь? — спросила я, вставая.
— Нет, ну шмотки остались, она много с собой притащила, переодевалась по сто раз на дню. Мы же только приехали из города, два дня тут всего и пробыли… И то, она появилась только под ночь в первый день…
Разговор оставил тягостное впечатление. Женщина не вернулась к своим делам с бельем, тяжело села на стул и уставилась в окно.
Соседка все еще была на своем месте, покосившись в сторону двери, я прошла за калитку. Поговорить с соседями, наверное, можно, но вряд ли это будет иметь смысл. Общее я уже знаю, а здесь семья только два дня, так что вряд ли известны подробности. И все-таки спросила женщину, продолжавшую за мной наблюдать:
— Добрый день, скажите, а следователь вас опрашивал?
Она тут же поднялась, посеменила к забору, бросив взгляд в сторону соседского дома.
— Конечно. Мы же соседи. Но рассказывать-то нечего… Собачились они всегда, — понизила голос женщина, — и положа руку на сердце, Валю я понимаю. Кристина та еще оторва… была. Тут все матери только и молились, чтобы сыновья с ней не связались. Но она не шибко-то на них смотрела, ей кого поинтереснее подавай…
— Друзья у нее тут были?
— Нет, говорю же, сама никто, а вид делала, что голубых кровей… Хотя вот, говорят, — женщина еще больше голос понизила, косясь в сторону дома Мишиных. — Ее на машине подвозил Тихонов. Он мужик молодой, около тридцати, в прошлом году купили дачу у нас, в этом вот с ребенком приехали, только родился. Конечно, ничего такого в этом нет, подвозил и подвозил, просто Кристинку тут знают, жене донесли, скандал вышел. Вот такие дела, — женщина поджала губы, словно поняв, что натрепала много всего незнакомому человеку.
— Спасибо, — кивнула я и, попрощавшись, пошла в сторону деревни.
Шла, глядя под ноги, напомнила себе, что меня это все не касается. Черт же дернул Давида именно меня послать к Резо. Мелькнула непрошенная мысль: потому что доверяет. Глупость, конечно, — отмахнулась от нее я. Узнать местоположение парня наверняка не сложно.
Непонятно только, почему было просто в квартире городской не запереться. Хотя здесь отстреливаться проще. Это была шуточная мысль, конечно же. И все-таки обеспокоенность Давида наводила на мысли. Может ли он знать что-то, чего не знаю я и Резо? Что такого было в девочке Кристине, что один из влиятельных людей города так обеспокоился?
В деревне я уже засветилась, так что скрываться смысла не было. Народу собралось уже порядочно, погода позволяла, многие торчали на улице. У дома неподалеку, опершись на забор, стоял алкоголик.
— Олег, — зазывно звал он, — Олег, выйди. Тихонов!
Я замедлила шаг, на крыльце показался симпатичный мужчина, шикнул на мужика.
— Дочь спит, чего разорался! — ругнулся негромко.
— Дай в долг двести рублей.
— Ты еще прошлый долг не вернул.
— Завтра я трезветь, заказ дали, на работу надо. Дай, а?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Олег полез в карман, вытащил две смятые купюры и протянул мужику.
— Вот спасибо, добрый ты человек, дай бог тебе здоровья.
Мужик засеменил в сторону магазина, Олег проводил его взглядом и уперся им в меня. Нахмурился, видимо, из-за того что, не знал, и мое внимание показалось странным.
— Можно поговорить с вами? — подошла я к забору и встала на место алкаша.