настоящее время — Бендер-Аббас, провинция Хозморган, Иран
Юг провинции Кармания был безумно сухим и жарким везде, кроме побережья, омываемого Великим Океаном. Там свежий ветер иногда приносил прохладу, а если ветра не было, то жара была, вдобавок, еще и удушающее влажной. Дожди, которые тут выпадали, орошали богатые земли, где вдоль небольших речушек были разбиты цветущие сады и плодороднейшие поля. Но уже на десяток фарсангов севернее начинались неприветливые скалистые пустоши, пристанище круторогих баранов и горных козлов. А еще дальше, на берегах реки Хелиль-руд, снова цвели сады и росло зерно. Это были горы, и такой невыносимо душной, липкой жары там не знали. Зной на побережье отступал только к вечеру, даря измученным людям благословенную прохладу. Сидонец Малх, или Малх-мореход, как его называли, любил местные вечера. Вот уже несколько месяцев, как он перебрался сюда, что иначе, как промыслом божьим, ничем и быть не могло. Он сидел во дворе собственного дома, ужиная с женой и детьми, и наслаждался свежим ветерком, который делал это место воистину райским.
Все началось в Ниневии, где он строил биремы для великого царя Синаххериба. Только-только жизнь стала входить в колею, как проклятые кредиторы достали его и там. Малх надеялся, что, сбежав из Сидона, он избавится от них, то тщетно. Все, что было заработано, отняли эти жадные шакалы, и он с трудом вымолил отсрочку по набежавшим процентам. Малх уже выплатил этим отродьям вдвое от того, что взял у них, но долг почему-то только вырос. И он уже всерьез подумывал о том, чтобы броситься со скалы, как встретил на дороге босоного человека с горящими фанатичной верой глазами.
— Уверуй, сын мой, в светлого Ахурамазду, и твои печали уйдут, — заявил он, увидев понурого финикийца.
— А долги мои уйдут вместе с печалями? — мрачно пошутил Малх.
— Какие еще долги? — поинтересовался бродячий проповедник-мобед.
И Малх, не ожидая сам от себя такого малодушия, вывалил на незнакомого странника в белой пыльной хламиде и высокой шапке все свои беды. И правда, полегчало немного, хоть долги от этого не уменьшились.
— Светлый Ахурамазда поможет тебе, — убежденно сказал мобед, взгляд которого внезапно стал изучающим и острым. Ни следа от блаженного дурня не осталось. — Иди-ка ты в город Опис, и спроси местного азата. Скажи, что мобед Мушхиа прислал тебя, и он поможет.
— Ты смеешься надо мной? — удивился финикиец. Но взгляд проповедника снова загорелся нездешним огнем, и он, потеряв интерес к Малху, побрел дальше по дороге.
Придя домой, мореход поделился с женой, которая молча стала собирать вещи.
— Что с тобой? — удивился Малх. — Ты поверила в эту чушь?
— Я верю в то, что боги общаются с нами знамениями, супруг мой. И оно было нам явлено. Мы должны ехать в Опис.
Уже через две недели Малх стоял перед невысоким, широкоплечим персом с обветренным лицом, и рассказал ему свою историю от начала до конца. Когда он упомянул имя мобеда Мушхиа, азат резко поднял взгляд на корабела и сказал:
— Сегодня отдыхай, завтра придешь ко мне, я выдам тебе подорожную и скажу, что делать дальше.
— Почтенный, я боюсь показать наглым, но святой человек сказал, что вы решите вопрос с моими долгами. Простите за дерзость…
— Сколько ты выплатил ростовщику?
— Уже больше, чем взял у него в долг.
— Я освобождаю тебя от дальнейших платежей, — просто сказал азат.
— Господин! Но как? — воскликнул изумленный Малх.
— По законам нашего царства ты больше ничего не должен, так как проценты не могут быть больше трети от суммы. Если твой кредитор появится здесь с требованием долга, то я буду вынужден отвести его к Надзирающему за порядком моей провинции, и с ним поступят по закону.
— А как с ним поступят, почтенный? — не мог унять любопытство корабел.
— Как с разбойником и вымогателем. Голову поверни. Видишь?
Малх повернул голову вправо и увидел, что вдоль торгового тракта стоял десяток крестов с высохшими трупами. Сидонец, не веря своему счастью, пошел на постоялый двор, где поселил свою семью.
— Бог дал знамение, муж мой, и мы должны принять веру в него, — убежденно заявила жена.
Малх призадумался. Не каждый день сталкиваешься с божьим промыслом, тут все тщательно обмыслить надо. Великий Баал ему в жизни никак не помог, а воплощением светлого бога Ахурамазды он точно не был, с детскими-то жертвоприношениями. На следующий день он явился к азату, который надел ему на шею медную пластину со знаком священного огня, и услышал следующее:
— По торговому тракту едешь в Сузы. На почтовых станциях можешь поменять лошадь и получить ночлег, если покажешь пайцзу. С ней же пойдешь в царский дворец и покажешь страже. Тебе нужно попасть к самому хазарапату, с пайцзой он обязан принять тебя сразу. Скажешь, что умеешь корабли строить, он тебе поможет.
Дальше все произошло то, чего Малх и ожидать не мог. Стражники, увидев медную пластину, пропустили его во дворец, проведя к одному из первых лиц огромной страны. Тот, повертев в руках пайцзу, бросил ее на свой стол, заваленный папирусом, и заявил:
— Тебе предлагается договор на десять лет, звание наварха и собственный дом в городе Бандар. Ты построишь порт и корабли. Твоя задача — организовать морской путь в Индию и Египет, а также сделать так, чтобы купцы останавливались в нашем городе для отдыха. Государство будет активно торговать по морю. Если хорошо себя покажешь, получишь долю. Вопросы есть? Если нет, то подними челюсть с пола и отправляйся немедля. Тебя сопроводят к сатрапу, он поможет на первых порах, потом сам. Можешь идти.
И он пошел. Точнее поехал, сопровождаемый двумя стражниками, которые доставили его сначала к главе первой сатрапии, а потом к азату города Бандар, который, довольно улыбаясь, перевалил на него заботы по строительству порта и верфи. Лес был далеко, его на телегах тащили за десятки фарсангов, но дело пошло, и теперь Малх-Мореход, и вправду уверовал, что он чем-то приглянулся светлому богу, который явил свою милость. Иначе как объяснить, что он из разоренного ростовщиками бедняка стал чиновником немалого государства, получив сразу четвертый ранг.
— А жизнь-то налаживается, — думал он, когда приходил домой и смотрел в счастливые глаза