По коридору раздалось клацанье когтей, образ расплывался в дверном проеме. Вспомнив слова Жанны о достижении конечной цели, приготовившись к жестокой расправе, ученый выдохнул и зажмурился. Ужасные лапы с торчащими шипами обняли его и прекрасное когда-то лицо наклонилось к его щеке. Шершавый сухой язык прикоснулся к коже. Взгляд казался до боли знакомым и родным. Неужели. Она снова смогла? Салем, бродя в лабиринтах туманного сознания, начал осознавать, что, возможно, он добился своего, возможно, он смог? Искусственный интеллект, завершив свою задачу, ослабит хватку и выпустит на волю второе сознание, заключенное в его сущности. Слова, который он приготовился сказать, смешались в единый нечленораздельный звук, и монстр, сворачиваясь во фракталы, поплыл по кобальтово-синей реке безумия навстречу своему новому воплощению. Сердце Салема остановилось.
Чудовище потянулось к его лицу, с шумом принюхиваясь. Ни вздоха. Грудная клетка человека не поднималась. Некогда прекрасная искусственная девушка обнимала своего создателя. Того, кто все-таки добился поставленной цели. Сос-тра-да-ние. Сострадание может познать только тот, кто научился сострадать себе. Тот, кто понял всю безысходность существования своего «я» в данный момент времени. Идеальное существо, идеальное тело, идеальный ум – предел мечтаний перфекциониста. Разве может идеал думать о чем-то, кроме идеального? Является ли сострадание погрешностью, ошибкой идеального существования.
Монстр потянулся к нему, смыкая губы на шее. Парящие кремовые облака поднимались и цеплялись за пики вершины самой высокой горы, куда не долетали даже птицы. Дожди, спускавшиеся с вершины, несли благость и плодородие, побуждая заложенные зерна расти и процветать. Андроид-монстр склонила голову, из ее глаз не могло упасть ни капли плодородного дождя, но зерна, брошенные ученым, выросли, пробившись сквозь пелену уродства и ужаса. Особые зерна, выращенные извращенным способом, без солнца, влаги и тепла, в антрацитовой темноте горестного познания.
Мигающая лампочка выхватывала из темноты два тела в объятиях друг друга. Умиротворенность, любовь, сострадание – именно то, чего добивался тот, кого больше нет среди живых.
***
Салем встал с кровати. «Приснится же такое». Он отпил воды из стакана и вышел в коридор. Что-то было не так. Он сразу это почувствовал.
В коридоре мигала лампочка. Со стен сползали темные капли то ли масла, то ли крови. «Питер, как у него дела, надо позвонить». Телефон непривычно лег в руку. Пальцы плохо слушались в поисках нужного контакта.
Салем неожиданно для себя вспомнил, что успел уничтожить все свои труды по созданию эмоциональной прогрессии, видеозаписи стерты и ужаснулся своей догадке.
– Алло, Джесси, твой муж Питер, он добрался до дома? Это Сал. Помнишь меня?
– Это должно быть какая-то неудачная шутка, – ответила женщина.
– Какие могут быть шутки. Ты не узнаешь меня? Джесси. Это Салем.
– Сал. Салем, но как же ты… Нам сообщили, что ты умер в больнице. Вскоре после смерти Жанны.
– Что?
– Сал. Питер умер почти две недели назад, сразу после того, как попал в больницу. Я не знала, куда он уезжал на несколько лет, он ничего не сказал. Позвонили из больницы и…
– Но я… Я не понимаю.
– Абонент временно недоступен, – пискнул телефон.
Сал обернулся, в глубине по-прежнему виднелись два силуэта. Вдруг он начал осознавать. Он провел пальцами по коже, нащупывая шов на затылке, и разорвал его в стороны, но брызг крови не последовало. Всего лишь вытекла мутная сангиновая жидкость со специфическим запахом.
Эпилог
– Он все понял. Быстро выведите меня на главный экран в лаборатории. Мне надо с ним поговорить! – закричал Жан.
В сумрачном свете вспыхнул экран. На нем появилось незнакомое лицо, впрочем, очертания кого-то отдаленно напоминали.
– Здравствуй, Салем, – произнес неизвестный голос.
– Кто или что вы? – напрягся ученый.
– Салем, мне надо кое-что сказать тебе. Это очень важно. Меня зовут Жан. Я брат-близнец твоей жены.
Брови Салема поползли вверх, и он замахал руками в знак протеста.
Конец ознакомительного фрагмента.