Читать интересную книгу Разбор полетов - Юлия Латынина

Дверь кабинета распахнулась, и в ней показалась целая куча народа. Первым стоял молодой еще парень. Водоизмещением парень мог поспорить с небольшой шхуной и возвышался над Валерием Нестеренко по крайней мере на голову. Бугорчатые плечи размером с колесо «БелАЗа» венчала цилиндрообразная голова с глазками-пуговками.

— Ты кто такой? — спросил парень. Нестеренко прищурился:

— Мы встречались. У Рябого.

Сазан не помнил ни погоняла парня, ни имени, помнил только, что год назад он был одним из помощников Шила. Один его вид наводил ужас на кредиторов: и те из них, кто получил классическое образование, при виде парня немедленно вспоминали о славных плодах брака Урана и Геи, сторуких и пятидесятиглавых гекатонхейрах. Те же, кто про гекатонхейров ничего не знал, зато смотрел фильм про Терминатора, немедленно вспоминали наиболее впечатляющие кадры из фильма. Впрочем, и те и другие сходились в одном — количество мозгов в голове у циклопа было явно обратно пропорционально количеству мускулов.

— Вспомнил, — сказал простой российский Полифем. — Ты что здесь ловишь, рыбка Сазан? Это мой пруд, понял? Плыви в другое место.

— Твой? Я думал, это местечко Шила.

— Шило — покойник. Это моя делянка, понял?

— Глубокое наблюдение, — согласился Сазан, — раньше аэропорт принадлежал Шилу, но теперь он покойник, и аэропорт принадлежит тебе. Это как, завещанием оформлено, или мэр здешний издал соответствующее распоряжение?

Сразу несколько человек, вошедших в кабинет вслед за преемником Шила, резко вздохнули. Тон Сазана и интонация, с которой была произнесена фраза: «Но теперь он покойник», не оставляли сомнения в том, что имел в виду залетный бандит:

По меньшей мере он намекал, что новоявленному рыковскому царьку смерть его предшественника была выгодна.

— Ты что брешешь? — начал парень. Сазан внезапно вспомнил его кличку, весьма, надо сказать, конгруэнтную, — Голем, — да я тебя…

Он двинулся к Сазану, и паркет под ним угрожающе крякнул. Видимо, грузоподъемность паркета была сильно ограничена.

— Нет! Не в моем кабинете!

Это кричал Ивкин. Покрасневший, грузный, он поднялся из кресла и теперь стоял, растерянно опираясь на необъятный простор стола. Толстые, как сосиски, пальцы скребли по полированной поверхности.

Голем обернулся куда стремительнее, чем можно было ожидать, глядя на его габариты.

— А ты молчи, чмо летучее! — рявкнул он. — Расчирикался, козел!

Директор сделался красным, как помидор. Ресницы его дрогнули, раз, другой.

— Пожалуйста, Валерий Игоревич, — умоляющим голосом произнес он. — Я вам очень благодарен за то, что вы сделали для моего сына, но я вас прошу не вмешиваться…

Сазан был в глубине души безмерно признателен Ивкину. «Чмо» и «козел», которым только что наградил директора его новый опекун, явно предназначались Сазану; и, если бы эти слова были произнесены, у Сазана не было бы другой возможности, как требовать от Голема причитающейся за такие слова сатисфакции. Но благодаря нежданному вмешательству директора глотка Голема, уже заряженная бранью, стрельнула в другом направлении.

— А я и не собирался вмешиваться, — сказал Сазан. — У меня, знаете ли, еще крыша не съехала, чтобы лезть поперек людей, которые могут устроить то, что сегодня устроили с Шилом. Так что я с удовольствием понаблюдаю за спектаклем из партера.

Развел руками и пошел к выходу из кабинета. Спутники Голема молча потеснились, пропуская откланявшегося визитера

У самых створок двери Сазан обернулся.

— И кстати, — добавил он, — за то время, пока я здесь торчу, я, кажется, слышал шум самолета два раза. Не знаю, как вы с такими оборотами еще на уборке кабинета не разорились. Я, конечно, не прочь поиграть своей головой, но играть головой из-за двух копеек — это, извините, не по адресу.

***

А ночью Валерия Нестеренко разбудил телефонный звонок.

— Это Миша Ивкин, — сообщила трубка.

— Слушай, парень, ты меня достал. Какого хрена я тебя вытащил из тачки…

— Валерий Игоревич, у папы инфаркт.

Сазан на мгновение прикрыл глаза.

— Я не врач, — услышал он свой голос, — у меня другая профессия.

— Валерий Игоревич, я сейчас в больнице. Голем меня выгоняет. Я вас прошу — пришлите своих людей.

— Тебе передали, что я утром сказал? Что я не рискую головой за минимальную заработную плату.

— Они убьют папу! — закричал мальчик. — Они все продались! Все! И Голем, и Глуза! Господи, ну если бы человек на дороге лежал и умирал, неужели бы вы к нему не подошли?

Сазан не знал, чем в конце концов достал его этот школьник. Наверное, детским «папа» вместо взрослого «отец». У Валерия Нестеренко никогда не было отца, и он не желал другим детям такого детства, как у него.

Впрочем, в глубине души Сазан не мог не подумать и еще об одной вещи. Несоответствие между масштабами происходящих на аэродроме разборок и жалкими крохами, которые он приносил как предприятие, слишком бросалось в глаза. Стало быть, была тут какая-то кормушка, которую Сазан пока не разглядел и которая могла бы и ему пригодиться?

— В какой больнице лежит отец? — спросил Сазан. И, получив ответ, хмуро добавил:

— Никуда не отлучайся из палаты, ясно? Даже в сортир.

***

Спустя два часа злой и невыспавшийся Сазан стоял посреди больничной палаты районной рыковской больницы. Палата была двухместная, но больной лежал в ней один. На другой койке, взявшись за руки, сидели Миша и Лера. Девочка была одета в кокетливые черные брючки и черный же топик, тесно охватывавший маленькие острые грудки. Между брючками и топиком белело тонкое девичье тело.

У дверей палаты между людьми Сазана и людьми покойного Шила произошло мелкое разбирательство, которое, собственно, и ссорой-то трудно было назвать. Благо с Сазаном приехала добрая дюжина отборных качков, а партию Шила в больнице представлял один человек. Ему намекнули, что в услугах его больной не нуждается, и ввиду численного превосходства противника он воспринял намек чрезвычайно мирно, тут же собрал свои вещички и в полном порядке произвел ретираду. Впрочем, Сазан не обольщался на этот счет: он был уверен, что в ближайшие дни его ожидает грандиозная разборка с Големом, и хорошо, если все утрясется без стрельбы.

Завидев Нестеренко, дети бросились к нему — так, словно в палату вошел не бандит, а Дед Мороз. Сазан вполголоса расставил своих людей по местам, отвел девочку в сторону и сказал:

— Все, Лерочка, спасибо. Тебя сейчас отвезут домой. Хочешь домой? Девочка сонно кивнула.

— И еще одно, — сказал Сазан, — больше так перед моими людьми не одевайся.

— Что?

Сазан медленно и как можно более выразительно обвел детскую фигурку взглядом, задержался на обнаженном, покрытом персиковыми волосиками пупке.

— Перед — моими — парнями — так — не одевайся. И перед парнями Голема. Объяснять дальше?

— Не надо, — сказала, сглотнув, девочка.

***

Габариты «вольво», увозящего Леру, мелькнули и растаяли в темноте, как два красных уголька. Сазан обернулся от раскрытого окна.

— Ты, герой, — спросил он в упор, — зачем девочку сюда вывез?

— Я думал — они не решатся при Лере, — сказал Мишка.

— Ты что, телевизор не смотришь? — усмехнулся Сазан. — Ладно, отцелюбивое чадо, пойдем. Базар есть.

Они отыскали на втором этаже ординаторскую, позаимствовали у ночной нянечки ключи и разместились друг против друга за маленьким, покрытым рваной полиэтиленовой пленкой столом. В больнице удушающе пахло лекарствами и канализацией: два дня назад на первом этаже лопнули трубы, и никто их не чинил: денег не было.

— Рассказывай, — сказал Сазан.

— Что?

— Знаешь, я четвертый день вожусь с этим аэродромом. Он мне скоро сниться начнет. Но я ни черта не знаю, кроме того, что так не бывает. Что ваш паршивый аэродром не стоит тех бабок, которые были выплачены за Шило.

— Вы думаете. Шило…

— Я не верю в совпадения. Если на меня свалился кирпич, я всегда поднимусь и посмотрю, кто там стоял на крыше.

— Но милиция… Она же будет этим заниматься…

— Она не будет этим заниматься, — сказал Сазан. — То, чем ментовка иногда занимается, довольно, впрочем, безуспешно, — это раскрытие совершенных преступлений. Сегодня, если ты не заметил, никакое преступление места не имело. Имело место задержание вооруженного преступника. Человека убили на глазах у всех и совершенно законно, а заодно пристрелили двух баб, которым он что-то мог рассказать.

— Но говорят, что он сам…

— Взял в заложники свою любовницу, да? Замечательно звучит. Просто музыка для глухого прокурора. Хочешь я тебя научу, как это делается? Берешь волыну покойника, аккуратненько, перчаточками, и стреляешь в баб. И потом кладешь волыну обратно рядом с покойником.