Я покосился на Вергиль. Но она не обращала на соплеменниц никакого внимания: кое-как поднялась на ноги и, вполне удовлетворенная, поплелась в сторону женской общины, не сказав мне ни «спасибо», ни «до свидания», и даже не поинтересовавшись моим именем. Просто попользовалась мной и ушла. Мне вдруг вспомнились слова брата о карме и наказании, и я рассмеялся: все бы наказания такими были.
— Ну что, девчонки? Кто следующий? — весело спросил я, наконец-то осознав потрясающие возможности, открывшиеся передо мной. Востроглазые красавицы заулыбались.
В ту ночь я так и не вернулся в дом Великой Матери. Да что там говорить: я и до ближайшего дома общины не дошел. Когда девушки поняли, что каким бы выносливым я ни был, у меня все-таки есть свой предел, они меня отпустили, и я, чувствуя себя счастливым как никогда, подполз к ближайшему догорающему костру, да так и заснул там: провалился в сон, как омут, ни на что не обращая внимания. К сожалению, я не проспал и пары часов, когда меня стали трясти за плечо.
— На. Дарю, — сказал Бардос, набрасывая на меня меховую юбку, когда убедился, что я отличаю его от куста. — Штаны хороши на работе. Ночью же носи юбку — в ней тепло и удобно. Но на земле спать все равно не советую. Простудишься.
— До дома далеко, — пожаловался я, не понимая, чего мне хочется больше: плюнуть на неудобство и спать дальше или все-таки встать и пойти в теплое место. Тем более, что я где-то потерял свои штаны и обувь, и теперь нижняя половина тела представляла собой огромную бледную сосульку, слабо освещенную потихоньку разгорающимся рассветом.
— Вот и я думаю: чего ты в доме Великой Матери не остался? — пожал плечами Бардос, наблюдая, как я застегиваю на поясе юбку. В сочетании с рубашкой и камзолом моей родины она смотрелась, мягко говоря, экзотично. Но тепла мне сейчас хотелось больше, чем красоты. Тем более, что местным, похоже, без разницы, с чем я сочетаю меховой наряд.
— Девушки, — пояснил я Бардосу, разминая задубевшие мышцы.
— А чем тебе тамошние девушки не понравились? — спросил Бардос. Я задумался. И почему мне сразу не пришло в голову, что там тоже могут проходить подобные встречи? Не проклятый же их князь, наверняка тоже не прочь повеселиться. Надо будет сегодня ночью и там побывать.
— Не волнуйся: я всех попробую, — радостно оскалился я. Бардос заржал — громко, от души, и его смех покатился по опустевшему двору, наполняя его радостью просыпающегося дня. Эх, люблю я асдарцев!
Глава 3. Запах невинных
Я наслаждался этой удивительной свободой чуть больше трех недель. Трудно сказать, побывал ли я во всех местных женщинах, но то, что я сбился со счета — это был факт неоспоримый. Причем я даже примерно не мог прикинуть, сколько их было: число находилось где-то между сотней и тремя сотнями. В последнюю неделю я даже почувствовал что-то похожее на насыщение. Я стал спокойнее, однозначно счастливее, и начал вникать в дипломатические тонкости, изрядно удивив своим интересом нашего посла. Местное правило — ночью наслаждайся, днем думай — действительно здорово помогало привести в порядок свои мысли и тело и ощутить нечто вроде гармонии. Если, конечно, не забывать, что где-то в промежутке нужно успевать поспать. Я даже начал проникаться уважением к культуре этой странной, грубоватой страны. Но чем дольше я тут жил, тем чаще стал вспоминать о Крагии. Причем вспоминать с нежностью, чего за мной раньше не водилось. И к концу третьей недели я понял, что пора возвращаться.
— Бардос, сегодня гуляем последний раз, — сказал я, хлопнув здоровяка по плечу, когда тот пытался разжечь огонь под большим шалашом из бревнышек, сложенным в восточном саду дома Великой Матери. — Завтра я уезжаю домой.
— Жаль, — сказал он. — С тобой весело.
— Не расстраивайся, — улыбнулся я, садясь рядом с ним на траву: мой асдарский меховой костюм это позволял. — Я обязательно приеду к вам еще хотя бы раз. Просто по дому соскучился. Надо посмотреть, как там моя непутевая сестра, чем брат занят, здоров ли отец, вернулась ли мать с целебных вод.
— Любишь их? Правильно, — одобрил Бардос, наконец, справившись с разведением огня. — Семья вашей Великой Матери не должна ссориться.
— Бардос, я ж тебе говорил: у нас мужчины главные, — напомнил я.
— У нас тоже, — пожал плечами Бардос. — Но детей рожают Матери.
— Ну да, в этом ты прав, — улыбнулся я. Мне нравилась философия этого простого и могучего человека. От нее веяло чем-то естественным.
— Жаль, что ты не наш князь, — вздохнул Бардос. — Ты умный.
— Ой, не надо мне такого счастья, — рассмеялся я. — Да и князь у вас — тоже мужик ничего себе. Мы вчера ночью с ним поболтали, и я решил, что вам с ним повезло.
— Ну да, князь хороший, — не стал спорить Бардос. — Но ты тоже хороший. Жаль, нельзя иметь двух князей.
— Ой, ну ты меня прямо комплиментами сегодня засыпал, — я хлопнул его по плечу. — Если это такой способ оставить мне об Асдаре приятное впечатление, то не беспокойся: уж чего-чего, а приятных впечатлений я здесь получил на всю жизнь. И сегодня собираюсь приобрести еще десяток. Как думаешь, на десяток раз меня хватит?
Бардос смерил меня оценивающим взглядом.
— На дюжину, если постараешься, — ответил он, и мы рассмеялись.
В доме Великой Матери ночные гуляния проходили не с таким размахом, как в мужской общине, но зато здесь было, где уединиться: восточный сад зарос плющом так основательно, что в нем можно было потеряться. Когда на землю опустилась ночь, и в дом заявились гостьи: исключительно молодые и сильные девушки (остальным попросту было лень тащиться сюда через весь город), я надел местный меховой наряд и присоединился к гуляющим. Теперь я более придирчиво относился к девушкам, зная, что на всех меня не хватит, и утаскивал только самых симпатичных в облюбованный мною уголок, оплетенный плющом, как сетью. Бардос меня переоценил: уже после шестой я не то чтобы устал, но был вполне сыт и доволен жизнью и просто лежал возле костра, уплетая фрукты и любуясь, как местный князь забавляется со своей любимицей.
В части любовных утех местные были людьми простыми, как, собственно, и во всем остальном. Никаких поцелуев, покусываний, пощипываний, поглаживаний и прочих приятных телу действий. Парочки просто сходились, некоторое время разговаривали друг с другом, присматривались. А потом девушки как-то незаметно оказывались сверху. Минута-другая, и пара уже расходится. И все это — даже не снимая одежды. Первое время я не смотрел, что делают другие, и пользовался женщинами, как привык, частенько оказываясь сверху и подолгу наслаждаясь процессом. Они не возражали, хоть и удивлялись. Потом я обнаружил, что здесь принято, чтобы действовала женщина, и несколько ночей подряд ради интереса уступал им ведущую роль. Но мне все равно не нравилось делать это у всех на виду даже после того, как я обзавелся целой коллекцией меховых юбок, потому-то я и утаскивал девиц в глубину сада.
Последняя ночь была такой же чудесной, как и предыдущие. И так же быстро угасала. Забавы постепенно сходили на нет. Пирующие расходились, дабы как следует выспаться перед трудовым днем. У костра остались только самые молодые и неуемные. И я: мною овладело приятное состояние, когда любой разглядываемый предмет кажется очаровательным, ночь шелестит чудесными звуками, а душа полнится умиротворением. Ухватив со стола гроздь винограда, я побрел по саду: хотелось запомнить этот дом и эту страну, чтобы потом вспоминать их тихими вечерами в Крагии, когда закат окрашивает небо пламенными сполохами, похожими на отблески костров. Звуки постепенно стихали, огни гасли. Меж черными на фоне едва-едва светящегося неба ветками проглядывали звезды. В какой-то момент мне показалось, что их закрыла от меня огромная тень. Но сколько бы я ни вглядывался в небеса, ничего там не обнаружил.
Я бродил долго — около получаса — а потом вышел в центральную галерею. Можно было уйти в свои покои, но спать мне не хотелось, и я пошел в другой сад — западный: он был открыт для посещения, но я его почему-то так ни разу и не посетил.