Мы провалились куда-то в неведомые глубины минувшего. Не было привычного городского шума, привычных запахов. От свежести воздуха щипало горло. Вокруг нас простиралась нетронутая степь, и ее первозданная мощь угадывалась в чем-то необычном, непривычно огромном, человек как бы тонул, терялся в ее запахах, в ее дурманящем дыхании, в ее цветах. Стаи птиц летели в синеве. Дышалось необычайно легко и сладко.
– Что это за степь? – тихо, словно боясь потревожить тишину, спросила Тонька.
Дядя Альберт взглянул на шкалу времени и ответил:
– Это то, что на уроках истории принято называть «диким полем».
– Диким полем? – слабым голосом повторил Славка, даже, скорее, пискнул, словно суслик, и стал испуганно озираться.
Дядя Альберт провел ладонью по щеке, как он делал в минуты растерянности. В глазах его можно было заметить тревогу.
И тут он увидел кота. Кот сидел на корме корабля и, облизывая лапу, мыл морду. Лапа была сложена в кулачок, как всегда, будто ничего не произошло.
– Это что еще за новость? – дядя Альберт потянулся к лежавшему у его ног шерстяному одеялу.– Ребята, его непременно надо поймать.
Мы все кинулись к коту и, конечно, только спугнули его. Он соскочил с корабля и убежал.
Дядя Альберт в сердцах отшвырнул одеяло.
– Я же запер его в доме... Как он попал на корабль?
– А шут его знает,– ответил Славка.– Через форточку, наверное, вылез.
– Как я мог допустить такую оплошность...– Дядя Альберт схватился за голову.
– И что вы так убиваетесь? – спросила Тонька.– Я думаю, он вернется. Проголодается и прибежит обратно.
Это несколько успокоило дядю Альберта. Он повернул переключатель на приборном щитке, лампы и индикаторы погасли.
Мы соскочили на землю.
Дядя Альберт закрыл на замок железную дверь нашего корабля.
– Ну что ж, идемте знакомиться с нашими далекими предками,– сказал он.
– А они нас не казнят? – испуганно спросил Славка.
– Собственно, за что? Наверное, примут за иноземцев. Мы скажем, что прибыли издалека...
– На чем прибыли? – не унимался Славка.– Спросят, где наша автомашина...
– Тогда на лошадях ездили,– заметил Махмут.
– Спросят, где наши лошади.
– А ведь резонно,– задумался дядя Альберт.– Надо быть осторожнее.
Слева от нас возвышалась гряда холмов. За ними мог находиться поселок или даже древний город.
Поднявшись на ближайший гребень, мы увидели долину, где фиолетовым и красным огнем горели яблоневые сады.
Километрах в трех от нас возвышалась хорошо знакомая нам Пестрая гора, пологий длинный холм. Мы там каждый год сажали картошку. Пригородный совхоз отдал Пеструю гору под индивидуальные огороды.
Сейчас на месте картофельного поля на вершине холма стоял город. Я как-то не сразу поверил своим глазам. На месте нынешнего города простиралась бескрайняя степь, а на Пестрой горе высилась деревянная крепость. Ее массивные ворота были заперты, а на стенах группами стояли вооруженные люди.
И только тут мы обратили внимание, что в долине, прямо на возделанных полях, клубилась пыль, доносились непонятные выкрики, суетились какие-то люди. Мы не могли издалека разглядеть их одежду и их лица, но видели, что все они вооружены длинными пиками. Многие были верхом на лошадях. Они носились взад и вперед в разных направлениях, собирались группами, скакали к стенам крепости и стремительно уносились обратно.
– Кажется, сейчас мы будем свидетелями штурма,– с тревогой оглядев нас, сказал дядя Альберт.
Темная масса конных и пеших медленно обтекала крепость со всех сторон.
– Скорее отсюда! – Дядя Альберт повернул к кораблю.
Но могли ли мы покинуть эту зримую историческую явь? Уйти, когда осаждавшие уже подкатили к воротам огромный таран? Глухо ухнул первый удар. За ним второй. Со стены к тарану отвесно вниз метнулась какая-то блестящая черная лента. Донеслись вопли.
– Вылили кипящую смолу,– сказал дядя Альберт. Он так же, как и мы, не мог оторвать глаз от зрелища штурма.
Удары тарана прекратились, осаждавшие отхлынули от ворот, но тотчас снова бросились к тарану. И снова раздался глухой удар.
За это время стены со всех сторон обросли лестницами, по ним быстро карабкались черные человечки, падали вниз, но следом за ними ползли другие. На стенах крепости уже кипел ожесточенный бой.
А таран по-прежнему мерно и глухо ухал, ударяя в ворота. Но вот звук ударов изменился, раздался треск, и ворота рухнули.
– Прочь, прочь отсюда,– потянул нас к кораблю дядя Альберт,– вы не должны этого видеть! Скорее!
Но мы не могли двинуться с места, стояли и оцепенело смотрели на происходящее.
Мы видели, как всадники ворвались в город, и потом все потонуло в пыли. До нас донесся жуткий рев тысяч людей, столкнувшихся в смертельной схватке, от этого рева дрожала и стонала под ногами земля. Мы стояли и не в силах были шелохнуться от ужаса. Там люди в неистовой ярости резали, кололи и рубили друг друга, кони топтали упавших, Ломались копья, земля обагрялась кровью.
Потом сквозь тучи пыли стали пробиваться красные языки огня, с пылью смешался черный дым огромного пожара. Дым расходился по долине и заволакивал сады. Ничего не было видно, только слышались страшные крики.
И тут заговорила Тонька:
– Скорее! Скорее отсюда! – Ее зубы стучали, глаза были круглыми от ужаса.
Опомнившись, мы побежали к кораблю. Дядя Альберт вдруг с испугом спросил:
– Где кот?
Мы осмотрелись. Кота не было. Потом обшарили все уголки нашего корабля. Кот как сквозь землю провалился.
Дядя Альберт схватился за голову.
– Какая непростительная оплошность! Славка осторожно тронул его за плечо:
– Да шут с ним, с котом, дядя Альберт. Пусть он остается тут. Будет ловить мышей, может, кто в дом пустит... Проживет как-нибудь...
– И правда,– с упреком сказала Тонька,– тут такой ужас творится на наших глазах, люди гибнут, а вы по какому-то коту убиваетесь...
– Да как вы не понимаете?! – закричал на нас дядя Альберт.– Кот сейчас важнее всего! Здесь не должно остаться от нас никакого следа, а о том, чтобы оставить в прошлом живое существо, не может быть и речи. О боже, как я мог допустить такое? Как мог?
Мы начали тихо, а потом все громче и громче звать:
– Кис-кис-кис-кис...
Этот день прошел как какой-то кошмар. Мы ходили вокруг корабля и уныло тянули свое «кис-кис-кискис», а из-за холмов до нас доносился несмолкаемый шум битвы.
Уже в пахнущих гарью сумерках мы, вконец утомленные, сели – каждый в свое сиденье – и молча заснули.
Сквозь сон я слышал, а может быть, мне так казалось, что кто-то страшно кричит, кто-то зовет на помощь. Я просыпался и тут же засыпал. Ночь пахла отвратительной гарью, из-за холмов поднимались к звездному небу клубы зловещего дыма.