– Ого! – сказал Славка.– Мы там еще закоченеем...
Славка вечно мерз, зиму он просто не выносил.
– Хуже,– ответил дядя Альберт.– Мы можем врезаться в лед, если бросимся туда очертя голову.– Он достал из шкафа какую-то карту и развернул ее на столе. На карте вся нынешняя Северная Америка, все страны Европы, кроме Италии и Испании, а также большая часть Азии были белыми.– Вот посмотрите, как двигались льды. Сначала они появились на вершинах гор, потом медленно поползли в долины. Их ледяное дыхание гнало на юг все живое. Климат стал чрезвычайно суровым. Многие виды животных исчезли. До нашествия льдов на территории нынешней Западной Европы,– дядя Альберт обвел мундштуком трубки белые ледяные поля Европы,– водились гиппопотамы, а на территории, где сейчас наша страна,– слоны, страусы и даже ныне вымерший эласмотерий – гигантский носорог. Это очень интересное животное, ребята, рог у него находился не на носу, как у современного носорога, а на лбу. Шея была толщиной более метра. Жили тогда и мастодонты. А ледник полз и полз на юг, обтекая возвышенности, длинными языками проникая на территорию Азии. Вместе с животными уходили от него и первобытные люди. С восточных склонов Урала, Алтая и Саян начали сползать ледники в низины, навстречу им медленно двигались льды с правобережных высот Енисея. Сливаясь вместе, эти гигантские ледники захватили всю северную и центральную часть Западно-Сибирской равнины. Они закрыли сток Оби, Иртышу и Енисею. Воды этих рек двинулись назад через Тургайский пролив к Арало-Каспийской впадине.– Дядя Альберт раскурил погасшую трубку.– Теперь давайте посмотрим, не окажемся ли мы в воде. К счастью, нет. Пятьдесят тысяч лет назад здесь уже не было и ледника. Но климат был очень суровым. Великое оледенение, ребята,– одно из величайших событий четвертичного периода истории нашей Земли. Теперь попытайтесь сами представить, какое влияние оказали эти ожившие ледники на всю планету.
– А когда закончилось великое оледенение? – спросила Тонька.
– Еще не закончилось,– ответил дядя Альберт.– Со Скандинавского полуострова, например, льды ушли всего четыре тысячи лет назад, а Гренландию и Антарктиду еще покрывают многокилометровые льды. Для древнего человека оледенение явилось тяжким испытанием, но в то же время оно послужило толчком для его развития. Стало трудно добывать пищу, и человек начал изготовлять каменные топоры и охотиться на крупных животных; чтобы спастись от холода, он стал носить одежду из шкур, и, наконец, самое главное... Ну-ка, скажите, что самое главное?
Мы задумались на минуту и разом закричали:
– Огонь!!
– Правильно. Вы, наверно, вспомнили книгу Рони Старшего «Борьба за огонь»?
Чудной дядя Альберт. «Вспомнили»... Да разве можно ее забыть?
– Вот мы с вами и отправимся в страну Нао,– сказал дядя Альберт.– Но одно дело рисовать этот безмерно удаленный мир в своем воображении, а совсем другое – увидеть его собственными глазами.
Я сразу представил себе первобытные леса, кишащие разным невиданным зверьем, сильных отважных людей вроде благородного Нао.
– А как же с рельефом? – осторожно спросил Махмут. По-моему, он до сих пор относился к дяде Альберту как-то недоверчиво, считал его, несмотря на огромные знания, малость чудаком.
– Кое-что мне удалось выяснить,– ответил дядя Альберт.– По-видимому, сколько-нибудь значительных сдвигов земной коры за истекшие пятьдесят тысяч лет здесь не было. Геологические эпохи – это совсем не то, что человеческая жизнь. В жизни камней и скал тысячелетия – то же, что для нас минуты.
В воскресенье точно в восемь утра мы сели на корабль. И на этот раз мне стало жутко от мощного гула в его трюме, этот гул никак не вязался с кораблем, тихим утром, прохладным и прозрачным, и всем, что было вокруг.
Дядя Альберт стал медленно сдвигать стрелку влево по шкале времени – один нуль, второй, третий, четвертый, всего четыре нуля, но в эти четыре нуля умещалась вся история человечества от каменного топора до космических кораблей, от пещерного огня до вспышки расщепленного атомного ядра.
Как стартовый выстрел, щелкнул переключатель. Корабль на мгновение словно провалился в бездну. Раздался оглушительный треск. От страшного удара я на какой-то миг потерял сознание. Но тотчас очнулся от холодного ветра.
Ветер гнал по голой каменистой земле редкую снежную крупу. Она больно хлестала по лицу, забивалась в волосы. Мы поспешно отстегнули ремни и надели все теплые вещи, которые взяли с собой. Славка даже завернулся в клетчатое шерстяное одеяло, как в шаль.
Нас окружали угрюмые незнакомые холмы. Ближние были отчетливо видны, а дальние едва заметно проступали сквозь хмурую снежную пелену. Мне стало не по себе не то от страха, не то от любопытства. Я вдыхал морозный воздух и глядел во все глаза, надеясь и в то же время боясь увидеть громадного мамонта или косматого человека в шкурах.
– Никак не пойму,– сказал Махмут,– не то осень, не то весна...
– Лето,– коротко ответил дядя Альберт.
Ничего себе лето. А какой тогда должна быть зима?
Вокруг не было ничего живого – мерзлая каменистая земля, голый, бьющийся на ветру кустарник и редкая жухлая трава. Славка еще плотнее завернулся в одеяло. Ему было не только холодно, но и страшно, видно, еще страшнее, чем мне. Эта земля пугала своим серым пустынным безмолвием, холодом и еще чем-то необъяснимо жутким. Я вдруг почувствовал, какая бездна лет отделяет меня от дома, от мамы, от школы и даже от Зельца. Каким родным, каким бесконечно дорогим показался мне сейчас наш дом, пустяками показались все обиды и ссоры. Я хотел бы снова пройти по улице среди людей. Ничего мне сейчас так не хотелось, как увидеть людей – любых: хороших, плохих, знакомых, чужих, но непременно людей, без них было никак нельзя.
Метрах в ста от корабля поднимался отвесный глинистый обрыв, под обрывом текла река. Время, вопреки предположениям дяди Альберта, довольно сильно изменило рельеф местности. Противоположный, восточный берег был метров на сорок выше западного. Дядя Альберт посмотрел на этот обрыв и только покачал головой. Я понял: он подумал о том, что стало бы с нами, если бы корабль оказался на том берегу. Пока нам в нашей опасной игре со временем здорово везло.
Когда мы сошли с корабля, Махмут и Тонька, хотя нигде не было никакой видимой опасности, подняли с земли по камню.
– Это лишнее,– сказал дядя Альберт. Он достал заранее приготовленный факел, дал нам всем по коробке спичек.
Мы, то и дело озираясь, пошли по голой каменистой пустыне. Странно, но в этом диком краю повсюду чудилась опасность, хотя нигде не было и признака жизни. Мерзлая земля стучала под ногами, в лицо хлестала и хлестала сухая и редкая снежная крупа. Мы попали в суровый угрюмый мир.