Скупой свет бледного солнца быстро шел на убыль, метель же, наоборот, прибавляла в силе, осыпая стекольную раму ворохом пушистого серебра. Откуда-то снизу слышались громкие мужские голоса. Оказалось, внутренний двор расчищала пара рабочих.
Уставившись на сверкающие в солнечном свете лопаты, ловко кидавшие снег то в одну, то в другую сторону, запустила во влажные локоны острые зубцы и прошлась ими от макушки до кончиков.
Волосы у меня с детства длинные — до талии; как распущу — струятся по спине тяжелым водопадом цвета темного пламени. Густые, блестящие, они всегда притягивали восхищенные взгляды прохожих. Когда мама была жива, то строго-настрого запрещала стричься, приговаривая, что именно в длинных волосах и скрыто главное женское очарование. Когда ее не стало — у меня уже просто не поднялась на это рука. Хотя Катька не раз надо мной подтрунивала, призывая избавиться от густого, вечно путающегося на ветру, «балласта».
Да, уж. Она-то знала толк в смене имиджа. Чуть ли не каждый месяц меняла прически. В последний раз ей взбрело превратиться в блондинку.
— Почему и нет? — Мечтательно улыбалась подруга. — Перекрашусь и зацеплю любого парня из школы. Поспорим?
На счет любого, это она преувеличила, а вот «моего» Игоря очень даже зацепила.
К горлу подкатил горячий комок, по щекам заструились слезы.
Нет, Игорь давно не мой. По правде — никогда им и не был.
У нас даже близости не случилось. Только поцелуи. Помню, сомнет губы, проскользнет в рот языком, «помусолит» немного и тут же засобирается уходить. Спрашиваю — «куда»? Обернется, глянет с обворожительной улыбкой и ответит — «на тренировку, киса».
Сейчас понимаю, что не на тренировку, а просто от меня подальше. Но тогда я была влюблена. Верила ему. Каждому слову. И обещанию. Верила, что после школы снимем квартиру, будем учиться, работать, поженимся. У меня ведь после смерти родителей близких родственников в городе не осталось, только дальние, по чужим регионам. Наверно, поэтому я так тянулась к Игорю с Катей. Пыталась найти в них опору и, может, защиту.
Друзья решили иначе…
— Отмылась? Чудно. — Оторвала от болезненных воспоминаний вернувшаяся в покои графиня.
Вместе с хозяйкой через порог переступили две молодые служанки. У первой на руках лежало платье цвета первого снега из тяжелой, украшенной драгоценными камнями ткани. Вторая сжимала перламутровые бархатные туфельки, расшитые серебром.
— Это мне?
Женщина остановилась, удивленно вскинув брови:
— Принцессы одеваются иначе?
— Нет, все верно. — Ответила вслух, и про себя зареклась впредь говорить в новом мире поменьше. А, если удастся, и вовсе помалкивать. Язык без костей уже довел до поцелуя с эльфом (который тот непременно затребует; рано или поздно, но затребует, в этом не сомневалась), так не хватало опозориться в здешнем приличном обществе, ляпнув какую-нибудь откровенную глупость.
— Ладно, — отмахнулась графиня. — Подойди. Будем наряжаться.
Очень скоро меня нарядили в светлое, богато отделанное платье, что село на фигуру, как влитое и от того подчеркнуло тонкую талию и, пусть маленькую, но высокую грудь. Волосы зачесали наверх, закрутили в жгуты и скололи множеством переливающихся на свету заколок.
— Протяните руки, леди, — попросила обошедшая сбоку служанка.
И надела на них белые, до локтей перчатки. Вторая, закончив шнуровать корсет, притихла в стороне.
Я обернулась оценить внешний вид, но пришла в сильное замешательство. Из зеркала смотрела я. И не я. Волосы (с детства темные, с рыжеватым отливом) почему-то стали чернее воронова крыла. Бледное личико с россыпью озорных веснушек, что по весне доставляли массу неудобств, теперь поражало неестественной чистотой, а кожа на ощупь была бархатистой и нежной. Цвет глаз сменился с синих на — загадочные, светло-карие. Весь облик статной незнакомки источал особый шарм и поражал утонченностью и вкусом.
Настоящая дочь Эдуарда! Сообразила, отшатываясь.
Значит, не померещилось. Я действительно в чужом мире и чужом теле, хочу того или нет. Или тело все же моё? К примеру, вон та чуть приметная родинка над верхней губой определенно принадлежит мне. Как и этот крохотный шрам над левой бровью, полученный в начальной школе по недоразумению.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Я провела указательным пальцем по ровной беловатой линии, нахмурилась.
Сплошные загадки…
— Красавица, — удовлетворенно выдохнула графиня. — Вылитая княгиня Лилиана.
— Знали… родителей? — старательно задавила испуг от осознания факта перемены внешности.
— Отца — нет. А, вот, матушку, пока та была жива, очень хорошо, — женщина махнула, отсылая служанок. — Бедняжка слегла и больше не оправилась после того, как Эдуард расплатился одной из дочерей с соседним правителем. Отдал девушку в уплату старого и очень большого долга. Тот сделал ее то ли наложницей, то ли рабыней и вскоре Алисия погибла.
— Отдал как вещь?
— Твой отец не такое способен, — не обрадовала графиня. — Сначала разбазарил земли и влез в долги. Истратил казну и перессорился с подданными. Жену свел в могилу. Старшую дочь продал, среднюю насильно выдал за богатого старика, посулившего много денег. Еще одна уехала на отбор и пропала. Похоже, — она грустно вздохнула, — настал твой черед страдать, дорогая.
Помолчав, женщина подошла и сжала мне плечи.
— Не вздумай возвращаться к отцу. Как бы ни сложился отбор — не вздумай. Поняла?
Да я и не собиралась. Дороги в «родное княжество» не знаю — с чего мне туда возвращаться.
— Перебирайся в город. Уезжай на Юг. Или закончишь как мать.
После этих слов у меня задрожали колени.
И правда. Я ведь пока не задумывалась, что буду делать после отбора. Куда подамся, чем займусь. То, что не стану женой Владыки Севера, это, как говорится, и ежу понятно. Но вот отбор закончится, меня выставят из столицы и дальше?
Судя по тому, что уже удалось разузнать, с женщинами в Эостере особо не церемонились. Либо выдавали замуж (как правило, без согласия), либо отправляли по рукам.
Ни первый, ни тем более второй вариант меня не устраивал.
Мне бы учиться… может, работу найти.
— Графиня, — подняла я голову, казавшуюся теперь очень тяжелой из-за сложной высокой прически, — лекари в княжествах большим спросом пользуются?
— Как тебе сказать. Не так, чтобы очень, — она легонько потерла подбородок. — Целители, те — да. У их домов всегда народ толпится, просит об исцелении. А вот лекари. В основном к ним обращаются бедняки да те, кто не в состоянии заплатить магу жизни за услуги.
— А травники?
— На этих спрос больше. Сырье у них охотно покупают. Зачем тебе?
— Просто интересно.
Не буду же рассказывать, что как все закончится, попробую податься к какому-нибудь местному травнику в ученицы.
Пока папа был жив, объяснял, как по симптомам определить разные болезни. Бабушка же научила отличать целебные травы от ядовитых. На моих глазах варила отвары и снадобья. Наставляла, как правильно принимать.
Я тогда девчонкой была, не совсем понимала, к чему мне, будущей городской жительнице, все это нужно. Теперь вижу — бабуля как в воду глядела. Точно предчувствовала, что внучку закинет в чужой, нехороший мир и пыталась всячески помочь да обучить.
Сейчас ее наука очень пригодится.
2.1
Агарвэн поднялся на вершину снежного, одиноко топорщившегося над бескрайней равниной холма, прикрыл глаза. Вслушался в ветер. Справа — тихо, спокойно, а вот слева… в сумраке копошилось что-то опасное, темное, веющее смертельной угрозой. Что-то пришедшее сюда из далеких таежных глубин.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Эльф распознал эту сущность практически сразу. Учуял. Уловил по движениям, запаху разложения, утробному вою.
Крепко обхватил торчавшую из-за спины рукоять и потянул клинок из ножен. Вспорхнувшее в небо жало, описало широкую дугу и овеянное чарами непобедимости лезвие завибрировало, требуя кровавую дань. По металлу одна за другой вспыхнули синие эльфийские руны. Клинок накалился.