— Или его убил кто‑то, кто был с ним на ферме, по не известной нам причине, — заметила я.
Джек подумал с минуту. Затем медленно, с несвойственной ему задумчивостью, сказал:
— Это все умозрительные заключения. Ничего они нам не дадут. — Внимательно глядя на меня, он добавил: — Согласись, Вивьен, мы не узнаем, отчего он умер, пока не получим результаты вскрытия из Фармингтона.
Мне ничего другого не оставалось, как только кивнуть. Я согласилась с ним, во всяком случае с его последним замечанием.
3
После ухода Джека я долго бродила по дому, загрузила посудомоечную машину и навела порядок в кабинете и столовой.
В какой‑то момент я даже попыталась приняться за свой очерк, надеясь, что смогу закончить правку, но ничего не получилось. Попробую завтра утром, решила я, а если мне так и не удастся сосредоточиться, пусть остается все как есть. Очерк должен появиться в лондонской газете в пятницу, и самое позднее в среду я должна его отправить в каком бы то ни было виде.
Часы в холле пробили полночь, когда я поднялась по лестнице и вошла в свою спальню, чувствуя себя измотанной до предела.
Моя спальня, которая служила спальней и всем моим предкам‑женщинам, занимала почти половину второго этажа. Она располагалась в средней части дома. Это было очаровательное помещение с выступающими балками на потолке, множеством окон и величественным камином. По обе стороны от камина французские окна вели на широкий балкон, выходящий в сад. Лучшего места для завтрака весенним или летним утром просто не сыскать.
Риджхилл стоит на холме, куда ведет дорога Тинкер Хилл. Расположенный посреди рощи вековых кленов, он смотрит на озеро Варамауг. Когда знаменитая Генриетта Бейли, мой предок, строила этот дом, она тщательно все продумала и выбрала наилучшее место для хозяйской спальни. Из множества открываются замечательные виды, чудесные перспективы.
Подойдя к одному из окон и слегка раздвинув занавески, я стояла и смотрела на широкую водную гладь, видневшуюся в отдалении, за вершинами деревьев. Озеро — плоское, неподвижное, как горный хрусталь, а над ним яркие звезды усыпали все небо. Осенняя луна, серебристая, круглая, скользила в темных облаках; озерная вода светилась, и кроны деревьев были залиты сиянием.
Какая прекрасная ночь, подумала я, задернув занавески. Я разделась, натянула ночную рубашку и забралась в огромную старую кровать под балдахином. Выключив лампу, я натянула на себя одеяло, устроилась поудобней, надеясь, что скоро усну. Этот день, полный переживаний, измотал меня. День потрясения. День скорби.
Комнату заливал лунный свет. Целительная тишина. Я лежала, перебирая свои мысли: на первом месте был Себастьян. Так много всякого у нас было связано с этой комнатой. Так много наслаждений. Так много горестей. Я уверена, что здесь я зачала своего ребенка, его ребенка, которого я потеряла в результате выкидыша. И снова я стала размышлять — может быть, если бы этот ребенок родился, мы не расстались бы с Себастьяном. Кто знает.
В этой кровати он баюкал меня в своих объятиях, а я рыдала у него на плече о нашем ребенке, и он утешал меня. Как же может Джек называть его чудовищем? Ничего более далекого от истины и придумать нельзя. Себастьян всегда успокаивал меня, он был для меня добрым советчиком. И, кстати, для других тоже. Джек ужасно ошибается; в его суждениях о Себастьяне полно изъянов, так же как полно изъянов в его собственной личной жизни. Джек вечно шумит, вечно обвиняет других, особенно отца. Я люблю Джека как брата, но это не мешает мне видеть его в истинном свете.
Себастьян всегда был со мной, сколько я себя помню, — был с детства. Я не забуду тот день, когда он пришел ко мне. Это было после того, как мою мать нашли мертвой на нижней площадке лестницы, ведущей в погреб. Это случилось на его ферме. Я только что приехала из Манхэттена; Джесс, экономка моей матери, позвонила ему, как только я вошла в парадную дверь, и он тут же бросился в Риджхилл, полный участия ко мне.
Это был жаркий июльский день, необыкновенно жаркий даже для этого времени года, и я сидела на балконе этой спальни, обезумев от горя, рыдая, сердце у меня разрывалось; там он и нашел меня.
Восемнадцать лет тому назад.
Мне было восемнадцать, когда моя мать умерла. Кажется, что это было так давно. Половина моей жизни прошла с тех пор. И все же я все помню так живо, как будто это было вчера.
Я опять устремила взгляд в прошлое и вернулась в этот июльский день одна тысяча девятьсот семьдесят шестого года.
* * *
— Вивьен… дорогая моя… я здесь! Я здесь, я с тобой, — говорил Себастьян, ворвавшись на балкон, подобно порыву ветра.
Я подняла голову и прищурилась, глядя на него глазами ослепшими от слез и яркого солнца, бившего ему в спину. Через мгновение он уже сидел рядом со мной на длинной скамье. Он с тревогой посмотрел мне в лицо; сам он был бледен и напряжен. Жилка пульсировала у него на виске, и удивительно синие глаза были полны грусти.
Вытерев кончиками пальцев слезы на моем лице, он обнял меня, привлек к себе, гладил, как гладят поранившегося ребенка.
— Ужасная трагедия, — бормотал он, дыша в мои волосы. — Я тоже любил ее, Вивьен, поэтому я знаю, как тебе больно. Я сам в горе. — Говоря это, он все крепче обнимал меня.
Я прижалась к нему.
— Это несправедливо, — рыдала я, — она была так молода! Всего сорок два года! Не понимаю, как это могло случиться. Как, как это могло случиться? Как мама могла упасть с этой лестницы, Себастьян? И зачем она пошла в подвал?
— Я не знаю. Никто не знает. Это несчастный случай, — ответил он, потом слегка отодвинулся и посмотрел мне в лицо. — Ты же знаешь, она затеяла в Риджхилле небольшой ремонт и на это время переехала ко мне. Но меня не было в Коннектикуте вчера ночью. Я был в городе, на обеде Фонда. Я встал на рассвете и поехал на ферму, чтобы успеть позавтракать с ней. А потом покататься верхом. Когда я приехал, там был такой переполох! Элдред нашел ее и вызвал полицию, сообщил Джесс и велел связаться с тобой. Когда я позвонил ей, ты уже ехала в Нью‑Престон.
Я кивнула, но прежде, чем я успела что‑либо сказать, горе опять охватило меня, и опять хлынули слезы. Себастьян утешал меня; он был очень добр.
Наконец, я сказала:
— Джесс считает, что мама умерла мгновенно. Ты тоже так считаешь? Невозможно подумать, что она мучилась.
— Джесс права, я уверен. Когда человек падает с такой высоты, все, наверное, происходит сразу… со страшной быстротой. Нет, я не сомневаюсь, она умерла мгновенно. Поверь, она не успела ничего почувствовать.