Погода была дождливая, и потому сэру Эдварду нечего было и надеяться, что Анна-Мэри придет в замок, – он решился ехать сам и велел заложить лошадей. Том спросил, не прикажет ли он и ему ехать, но батюшка отвечал: «Ты мне вовсе не нужен». А когда кучер, увидев, что барин уселся, спросил, куда он прикажет ехать, сэр Эдвард отвечал: «Куда хочешь». Ему все равно было, куда ехать, к тому же он не смел сказать, куда бы ему хотелось.
Кучер подумал немножко, потом покрутил усы и пустил лошадей во весь галоп. Дождь лил как из ведра, и кучеру очень хотелось приехать куда бы то ни было. Через четверть часа он остановился. Батюшка сидел или, лучше сказать, лежал в карете, и тут он высунулся из окна: карета стояла у дверей бывшего больного и, следовательно, против дома Анны-Мэри. Кучер вспомнил, что в последний раз, как они тут были, барин просидел два часа, и потому он надеялся, что и нынче будет так же, а потом и дождь пройдет. Батюшка дернул шнурок, надетый на руку кучера: тот соскочил с козел и отворил дверцы.
– Ну, что ж ты делаешь? – вскричал сэр Эдвард.
– Приехали, сударь.
– Да куда ж мы приехали?
– В деревню, ваше превосходительство.
– Да зачем же в деревню?
– А разве ваше превосходительство не сюда изволили ехать?
Кучер нечаянно угадал. Сэру Эдварду именно туда хотелось, и потому он не нашелся, что отвечать.
– Хорошо, – сказал он. – Высади меня.
Батюшка постучался у дверей бывшего больного, которого не знал даже по имени. Выздоравливающий сам отворил ему дверь.
Сэр Эдвард сделал вид, будто ему интересно, что поделывает больной, к которому он дня четыре назад завозил доктора, и как он себя чувствует.
Бывший больной, толстый пивовар, который обратился к помощи медицины, объевшись на свадьбе дочери, был очень рад, что такой знатный господин вздумал посетить его. Он провел гостя в лучшую комнату, униженно просил его садиться и принес ему на пробу понемногу всех сортов своего пива.
Батюшка уселся у окна так, чтобы видно было улицу, и налил себе стакан портера, чтобы иметь право оставаться, пока не выпьет его. Пивовар, чтобы удовлетворить любопытство почтенного посетителя, принялся рассказывать все подробности своей болезни, которая произошла совсем не оттого, что он объелся, а оттого, что выпил на радостях крошечную рюмочку вина – питья самого вредного. Потому, пользуясь случаем, он осведомился у сэра Эдварда, не угодно ли тому будет купить пива, и тот велел прислать ему в замок два бочонка.
Этот торг немножко их сблизил, и пивовар решился спросить, отчего это его превосходительство изволит всё смотреть на улицу.
– Я смотрю на этот дом с зелеными ставнями, что прямо против вашего.
– А, это дом Анны-Мэри.
– Очень мил.
Пивовару послышалось, что он сказал: «очень мила», и он отвечал:
– Да, да, девушка пресмазливенькая, да и такая добрая – прямо ангел. Да вот хоть бы и теперь изволите видеть, какая погода, зги божьей не видать, а она отправилась за пять миль отсюда ухаживать за одной бедняжкой, у которой было шестеро детей, да теперь еще двух родила. Она хотела было пуститься пешком – говорит, что если можно сделать добро, то ее ничто на свете не остановит, – да я ей сказал: «Возьмите мою тележку, мисс Анна, пожалуйста, возьмите». Она было и туда, и сюда, робеет взять-то, да я опять: «Возьмите, дескать, матушка, ну, сделайте милость, возьмите». Она и взяла.
– Послушайте, – сказал сэр Эдвард, – пришлите мне уж лучше не два, а четыре бочонка пива.
– Да уж не прикажете ли еще бочонка два, ваше превосходительство? Пивцо, право, доброе.
– Нет, мне больше не нужно, – сказал улыбаясь сэр Эдвард. – Но я хвалил не мисс Анну, а ее дом.
– Ага, так вы соизволили сказать «мил», а не «мила»! Да, домик недурен, да ведь у нее больше ничего и нет, кроме этого домика и небольшого доходца, и из того она половину отдает нищим; так что ей, бедняжке, не на что пива купить, все пьет чистую водицу.
– Француженки обычно пьют воду, – сказал батюшка, – а ее воспитывала француженка, мисс Вильвиель.
– Не смею спорить с вашим превосходительством, но мне, право, не верится, чтобы человек по доброй воле стал пить воду вместо пива. Знаю, что французы пьют воду и едят кузнечиков, да ведь мисс Анна – коренная англичанка, дочь барона Лемтона. Славный человек был покойный! Отец мой знавал его во время претендента. Барон, говорят, знатно дрался при Престонпенсе, за это его имение отобрали в пользу короля, а он, бедняга, принужден был уехать во Францию. Нет, ваше превосходительство, верьте или нет, а мисс Анна не по доброй воле пьет воду. А как подумаешь, что она, голубушка, могла бы всю жизнь себе потягивать пивцо, да еще какое!
– Как же это?
– Да мой сынишка втюрился в нее и затеял было жениться.
– Неужели же вы не позволили?
– О, конечно! Я был и руками, и ногами против! Парень, который получит в наследство десять тысяч добрых фунтов стерлингов и может взять за невестой вдвое и втрое больше, пожелал жениться на девушке, у которой за душой ничего! Нет, это не ладно! Но сколько я ни толковал, он все свое нес. Нечего делать, пришлось благословить.
– И что же? – спросил сэр Эдвард дрожащим голосом.
– Да она не пошла.
Батюшка вздохнул с облегчением.
– И все ведь это из гордости: она-де дворянка. Уж эти мне дворяне, чтоб их всех…
– Потише, – сказал батюшка, вставая, – я сам дворянин…
– Э, ваше превосходительство, ведь я это говорю о тех дворянах, которые пьют только воду. Вы изволили взять у меня четыре бочонка?
– Шесть…
– Да, да, бишь, шесть!.. Виноват, ошибся. Больше ничего не прикажете, ваше превосходительство? – сказал пивовар, почтительно провожая сэра Эдварда, который пошел к дверям.
– Ничего, прощайте, любезный друг.
Батюшка сел в карету.
– Домой прикажете? – спросил кучер.
– Нет, к доктору.
Дождь все лил и лил. Кучер, бормоча про себя, сел на козлы и погнал лошадей во всю мочь. Минут через десять приехали. Доктора не было дома.
– Куда прикажете? – спросил кучер.
– Куда хочешь.
Кучер воспользовался позволением и поехал домой. Батюшка пошел прямо в свою комнату, не сказав никому ни слова.
– Барин-то, кажись, рехнулся! – сказал кучер, встретившись с Томом.
– Эх, брат Патрик, уж я и сам то же думаю! – отвечал Том.
Действительно, в батюшке сделалась удивительная перемена, и притом так внезапно, что эти добрые слуги, не понимая настоящей причины, легко могли подумать, что он помешался. Вечером они сообщили свое мнение доктору, когда он в привычное уже время пришел играть в вист.
Доктор выслушал их со вниманием, прерывая время от времени слова их более или менее выразительным «тем лучше», а потом, когда они замолчали, он, потирая себе руки, пошел в комнату сэра Эдварда. Том и Патрик посмотрели ему вслед, покачивая головой.
– Очень рад, любезный друг, что вы пришли, – вскричал батюшка, только завидев его. – Мне сегодня хуже, чем когда-нибудь!
– Неужели?.. Ну что ж, и то уже хорошо, что вы это замечаете.
– Я думаю, что у меня с неделю уже сплин.
– А я думаю, что сплин у вас с неделю уже прошел.
– Мне всё скучно и досадно.
– Почти всё.
– Везде скучно.
– Почти везде.
– А Тома едва выношу.
– Это очень понятно.
– Робинсон мне надоел до смерти.
– Ну, да не его дело быть забавным.
– Сандерс приводит меня в отчаяние.
– Да, я думаю! Управитель честный человек!
– Да, признаюсь вам, доктор, даже и вы иногда…
– Да, а в другое время?..
– Что вы хотите сказать?
– Я уже знаю.
– Послушайте, доктор, мы, право, поссоримся!
– Анна-Мэри помирит нас.
Сэр Эдвард покраснел, как ребенок, которого уличили в шалости.
– Послушайте, ваше превосходительство, поговорим откровенно.
– Очень рад.
– Скучали ли вы тогда, когда были в гостях у Анны-Мэри?
– Ни минуты.
– Скучали ли вы тогда, когда Анна-Мэри была у вас?