Читать интересную книгу Приключения Джона Девиса. Капитан Поль (сборник) - Дюма-отец Александр

Летом мы стали уходить все дальше и дальше от дома. Однажды Том, по обыкновению, посадил меня к себе на плечо, матушка обняла нежнее, чем всегда, а батюшка взял палку и пошел с нами. Мы прошли весь парк и наконец, следуя по берегу речки, достигли озера. В этот день было очень жарко, Том снял куртку и рубашку, потом, подойдя к берегу, поднял руки над головой, прыгнул так, как, я видел, прыгали с испугу лягушки, когда мы подходили к ним, и исчез в озере. Я вскрикнул и побежал к берегу, не знаю, с каким намерением, но, вероятно, для того, чтобы броситься в воду. Батюшка удержал меня. Я дрожал от страха и кричал из всей мочи: «Том! Мой милый Том!» Наконец он появился. Я начал звать его к себе так усердно, что он вернулся. Успокоился я только тогда, как он вышел на берег.

Тогда батюшка указал мне на лебедей, которые скользили по поверхности воды, на рыб, плавающих в нескольких футах под ней, и стал рассказывать мне, что человек, несмотря на свои невеликие способности к плаванию, с помощью некоторых движений может по нескольку часов держаться в стихии рыб и лебедей. Подкрепляя объяснение примером, Том потихоньку сошел в воду и, уже не ныряя, начал плавать, протягивал ко мне руки и спрашивал, не хочу ли я к нему. Я колебался между желанием и страхом, но батюшка, замечая, что во мне происходит, сказал: «Не мучь его, он боится».

Эти слова были хитрой уловкой: теперь из меня можно было сделать все на свете. Батюшка и Том с таким презрением говорили о трусости, что хоть я был ребенком, однако же покраснел при мысли, будто я боюсь, и вскричал: «Нет, нет, я не боюсь, я хочу к Тому».

Том вышел на берег. Батюшка раздел меня, посадил на спину к Тому и велел хорошенько держаться руками за его шею. Том поплыл.

По тому, как сильно сжимал я ручонками шею Тома, он мог уже догадаться, что мужество мое не так велико, как я старался показать. В первую минуту холод воды захватил мне дыхание, но мало-помалу я привык к нему. На другой день Том привязал ко мне пучок тростника и, плавая рядом, показывал, как следует действовать руками и ногами. Через неделю я уже без помощи держался на воде, а к осени выучился плавать.

Остальную часть моего воспитания матушка оставила себе, она так умела приправлять свои уроки любовью и объяснять приказания кроткими наставлениями, что я смешивал часы отдыха с часами учения и меня не трудно было переводить от одного к другому. Стояла уже осень, погода стала холоднее, и мне запретили ходить к озеру. Это тем более меня огорчало, что, по некоторым причинам (я знал это наверняка), там происходит что-то чрезвычайное.

В Уильямс-Хауз приехали какие-то незнакомые мне люди, батюшка долго толковал с ними, наконец они как будто согласились. Том повел их куда-то через калитку парка, которая вела на луг, батюшка пошел вслед за ними и, вернувшись домой, сказал матушке: «К весне будет готово». Матушка нежно ему улыбнулась, следовательно, неприятного тут ничего не было, но эта тайна чрезвычайно расшевелила мое любопытство. Каждый вечер эти люди приходили в замок ужинать и ночевать, а батюшка тоже почти каждый день ходил к ним.

Наступила зима, выпал снег. Теперь нам уже не нужно было расставлять сети: стоило только отворить двери птичника. Все наши прежние питомцы опять прилетели, и с ними еще множество новых, которым они, вероятно, на своем языке расхвалили наше гостеприимство. Мы всем им были рады, и они опять нашли у нас корм и приют всё на тех же сосенках.

В долгие часы этой зимы матушка выучила меня читать и писать, а батюшка растолковал первые основы географии и мореплавания. Я оказался страстным охотником до описаний путешествий: знал наизусть приключения Гулливера и следовал по глобусу за плаванием кораблей Кука и Беринга. В батюшкиной комнате на камине стояла под стеклом модель фрегата – он отдал ее мне, и я вскоре знал все части, из которых состоит корабль. На следующую весну я стал уже неплохим теоретиком морского дела, которому недоставало только практики, и Том уверял, что я, без всякого сомнения, как батюшка, дослужусь до контр-адмирала. Матушка при этом всегда взглядывала на деревянную ногу батюшки и отирала слезы, навертывавшиеся на глаза.

Наступил день рождения матушки: она родилась в мае, и этот праздник, к великой моей радости, приходил всегда вместе с теплой солнечной погодой и цветами. Проснувшись в этот день, я нашел подле своей кроватки не обычный свой костюмчик, а полный мичманский мундир. Можно вообразить, как я обрадовался: я побежал в гостиную, батюшка был тоже в мундире. Все наши знакомые приехали на целый день. Одного Тома я не видел.

После завтрака решено было пройтись к озеру – предложение было принято единодушно и мы отправились, но не по обыкновенному пути: через поле было ближе, а через рощу дорога приятнее, и поэтому я не удивился, что мы пошли дальним путем.

Я помню этот день так, как будто это было вчера. Как почти все дети, я не мог идти медленно и ровно, как взрослые, – я то и дело выбегал и рвал цветки, как вдруг, достигнув опушки рощи, я словно окаменел, устремив взор на озеро и вымолвил:

– Папенька, бриг!..

– Каков молодец! Ведь не принял-таки за фрегат! – вскричал батюшка. – Иди сюда, мой милый Джон, обними меня!

Прекрасный маленький бриг с флагом Великобритании красиво покачивался на озере. На корме его золотом сверкали буквы: «Анна-Мэри». Неизвестные работники, которые уже пять месяцев жили в замке, оказались плотниками из Портсмута, нанятыми батюшкой, чтобы построить его. Бриг был готов еще в прошлом месяце, спущен на воду и оснащен, а я ничего и не знал. Завидев нас, он сделал залп из всех своих четырех пушек. Я был вне себя от радости.

В бухте озера, ближайшей к роще, по которой мы шли, стояла шлюпка: в ней сидели Том и шестеро матросов. Мы сели в нее. Том стал у руля, гребцы взялись за весла, и мы понеслись по озеру. Шестеро других матросов под командой Джорджа ожидали батюшку на палубе, чтобы отдать ему почести, причитающиеся по чину, и он принял их с приличествующей важностью.

Ступив на палубу, сэр Эдвард принял команду, марс-стеньги были развязаны, паруса один за другим спустились, и бриг пошел.

Я не в состоянии описать то восхищение, которое чувствовал, видя вблизи поистине необыкновенную машину, которую называют кораблем, заметив, что он движется под моими ногами, я захлопал в ладоши и заплакал от радости. Матушка тоже заплакала, но не от радости: она думала о том, что со временем я ступлю на настоящий корабль, и тогда ей будут грезиться только бури и морские битвы.

Впрочем, все наши гости действительно лучились удовольствием, которое батюшка хотел нам доставить. Погода была прекрасная, а бриг послушен, как хорошо выезженная лошадь. Мы сначала обошли вкруг озера, потом прошли его во всю длину, наконец, к большому моему сожалению, бросили якорь и убрали паруса. Мы сели в шлюпку и поплыли к берегу: как только мы ступили под полог рощи, спеша вернуться к обеду, бриг дал второй салют.

С этого дня у меня была только одна радость, одна забава, одно счастье: бриг. Батюшка радовался, видя во мне такую склонность к морской службе. Работники, которые строили судно, должны были вернуться в Портсмут, и он нанял вместо них шестерых матросов из Ливерпуля. Что касается матушки, то она печально улыбалась, когда говорили о бриге, и утешалась только тем, что мне всего семь лет и пока я не могу поступить на действительную службу. Но она забывала о школе, о первой горестной разлуке, которая хороша только тем, что подготавливает к другой, почти всегда следующей за ней.

Я уже знал названия всех частей судна, мало-помалу познакомился я и с их использованием. К концу года я уже был в состоянии сам выполнять небольшие маневры: батюшка и Том стали моими наставниками. Это наносило вред другой части моего обучения, но ее оставили до зимы.

С тех пор как я побывал на бриге и ходил в мичманском мундире, я уже не считал себя ребенком – я мечтал только о путешествиях, бурях и сражениях. В одном углу сада поставили мишень, батюшка выписал из Лондона маленький штуцер и пару пистолетов. Сэр Эдвард хотел, чтобы я изучил досконально весь механизм огнестрельного оружия, прежде чем примусь за него. Для этого из Дерби два раза в неделю приезжал оружейник, нанятый учить меня разбирать ружье, потом, когда я уже знал каждую деталь по имени, батюшка позволил мне стрелять. На это ученье понадобилась вся осень, зимой я уже довольно искусно управлялся со всем оружием.