Большая часть мебели не принадлежала ее семье, поэтому она ей не нужна.
Это был их лондонский дом. Сколько она себя помнила, они с Франсуа и дедушка останавливались здесь, когда дедушка дважды в год наезжал в Лондон по своим торговым делам. Дом никогда не был таким шикарным, как их дома в Фалезе и Кале, но все равно сейчас казался меньше по размерам и более обветшалым, чем в ее воспоминаниях.
Как в большинстве купеческих домов, дедушка вел свои торговые дела на первом этаже. Кухня располагалась позади дома, а семейная гостиная и спальни — над магазином.
Линнет задержалась на пороге в гостиную. Она улыбнулась, вспомнив вечера, которые они с Франсуа проводили за игрой в шахматы или в триктрак на полу возле угольной жаровни.
— Из этой комнаты что-нибудь желаете сохранить? — спросил секретарь.
Табуретка для ног в углу привлекла ее внимание. Линнет сглотнула ком в горле, когда вспомнила, как дедушка клал на нее ноги в конце длинного дня.
— Отправьте это в мой новый дом, — распорядилась она.
— Табуретку, миледи? — Секретарь поднял глаза от листа бумаги, который держал в руках, и вскинул свои тонкие седые брови. — Она в очень плохом состоянии.
Когда она кивнула, он сунул нос в бумагу и нацарапал еще одну запись. Она оставила его в гостиной и прошла в смежную спальню.
Горло сдавило, стало трудно дышать.
Вдруг она снова стала одиннадцатилетней девочкой, которая прячется вместе с братом под полированной дубовой кроватью. С колотящимися сердцами, держась за руки, они с Франсуа наблюдают, как мужские ноги передвигаются по спальне. Ладони ее вспотели, когда она вспомнила голоса мужчин, споривших о том, кто что возьмет, и серебряный конец трости, стучавшей по полу.
Она повернулась так быстро, что толкнула старого секретаря, и ей пришлось схватить его за руку.
— Почему бы вам не отдохнуть здесь, в гостиной, мастер Вудли, пока я поднимусь в мансарду? Вряд ли там есть что-то такое, что мне захочется оставить, да и лестница слишком крутая…
— Благодарствую, миледи, — сказал он, качнув головой.
Линнет быстро вышла, зная, что он не сядет в ее присутствии.
Стены и низкий полоток сомкнулись вокруг нее, когда она взобралась по узкой лестнице в мансарду с двумя крошечными комнатушками под крышей.
Все это выходило не совсем так, как она ожидала. Пять долгих лет она трудилась, не покладая рук, приближая достижение своих целей. Прежде всего вышла замуж за Луи, чтобы получить деньги и независимость, необходимые ей, чтобы начать сызнова дедушкино дело. Используя посредничество брата, она постепенно строила свой бизнес по торговле тканями.
А когда почувствовала себя готовой, начала действовать. Свой первый удар она нанесла в их родном городе Фалезе, где они жили после того, как потеряли все в Лондоне и Кале. Спустя полгода она вытеснила с тамошнего суконного рынка «дорогих старых друзей», которые воспользовались к своей выгоде долгой дедушкиной болезнью.
Как она и подозревала, эти люди не были теми, кто затеял всю ту грязную возню вокруг дедушки с целью погубить его дело. Они были просто стервятниками, которые склевали то, что осталось в Фалезе.
Из Фалеза преступный след привел ее к дедушкиным бывшим партнерам в Кале. Те люди были искушеннее и умнее. В течение четырех лет она расширяла свой бизнес до тех пор, пока не смогла захватить их одного за другим. Каждый из партнеров в Кале получил свою долю дедушкиного дела и собственности. Однако ни один из них не получил львиной доли.
Когда она в конце концов загнала одного из них в долги по самые уши, он признался. Какой-то лондонский купец стоял за всем этим заговором по уничтожению дедушкиного дела. Никто из участников заговора никогда не знал имени того купца; вся связь осуществлялась через посредников.
Письмо королевы, которая просила Линнет приехать с визитом, пришло как раз вовремя. Они здорово сдружились за то время, что Линнет проведав Париже перед тем, как сбежала из-под отцовской опеки. Она с самого первого дня прониклась желанием защищать наивную принцессу, которая попала в атмосферу испорченного королевского двора прямо из монастыря.
Для подруги Линнет готова была сделать все. К тому же, будучи здесь, в Лондоне, она намеревалась раскрыть личность своего заклятого врага.
Сделать это будет нелегко, разумеется. Лондонские купцы не жалуют чужестранных торговцев и будут защищать одного из своих. Но у нее есть тончайшее фламандское сукно, какого не найти в Лондоне. Ради того, чтобы заполучить его, какой-нибудь лондонский купец, возможно, согласится забыть, что она чужестранка и к тому же женщина.
Мичелл — один из тех, чьи голоса она слышала из-под кровати в тот ужасный день. Но он был всего лишь лакеем, мелкой сошкой в большой игре. У него не хватило бы ума спланировать крушение крупного торгового предприятия с интересами от Нормандии до Фландрии. Этот дом был вознаграждением Мичеллу за роль, которую он сыграл в том заговоре. Она должна бы торжествовать, разорив его, но чувства торжества почему-то не было.
Мичелл не знал, кто вогнал его в долги, до вчерашнего дня, когда они встретились, чтобы подписать бумаги. Линнет сглотнула подступившую к горлу желчь, вспоминая встречу с этой мерзкой крысой с сальными волосами.
— Если вы только дадите мне немного времени, — бормотал он, весь взмокший от пота, — я смогу заплатить.
— Время тебе не поможет. — Она наклонилась над столом и стукнула по нему кулаком. — Разве ты не знаешь, кто я?
Испуганный такой вспышкой, Мичелл откинулся на спинку стула и уставился на нее. Она ясно увидела момент, когда он узнал ее, ибо глаза его расширились от удивления, но в них не было ни следа стыда.
— Мне оставить тебе столько же, сколько ты оставил двум сиротам? — спросила она его.
— Я не виноват, что ваш дед умер в бедности, — запротестовал он.
Но она-то знает. У нее способности к арифметике. Ей понадобились годы, чтобы сложить все кусочки вместе, но теперь она точно знает, сколько было украдено у ее семьи и как. Они начали с урезания платежей и утверждений, что товар не доставлен, и шли все дальше и дальше. Смертельный удар был нанесен, когда они перехватили огромный ежегодный платеж ткачам во Фландрии. Это разрушило отношения, которые дедушка выстраивал всю жизнь.
Даже будучи десятилетним ребенком, она поняла, что со счетами что-то не так. Когда же она поделилась своими подозрениями с дедушкой, он оказался слишком добр и доверчив, чтобы поверить, что друзья могут его обворовывать. Воровство становилось все более и более очевидным. Но к тому времени дедушка был уже слишком слаб умом, чтобы это понять.