Как только трапеза закончилась, Джейми отправился на поиски Эдмунда Бофора. Компромисс, достигнутый вчера вечером, полетит ко всем чертям, если королева не так поведет себя с Эдмундом Бофором перед Глостером. Бегло осмотрев замок, он заметил своего нового оруженосца Мартина.
— Помоги мне найти Эдмунда Бофора, — велел он.
Парень покраснел как рак. Что это с ним?
— А вы смотрели в конюшнях? — спросил Мартин.
— А что? Ты видел, что он пошел туда?
— Он направлялся в ту сторону, — отозвался Мартин. — И похоже, спешил.
— Быть может, у него самого хватило ума уехать, — пробормотал Джейми скорее себе, чем Мартину.
Мартин прокашлялся.
— Не думаю, что его мысли были об отъезде.
— Почему ты так говоришь?
Мартин страдальчески сморщился:
— Я не могу вам сказать.
Вот еще новости!
— Тогда я сам узнаю, — бросил Джейми.
Он засомневался, правильно ли поступил, что взял Мартина себе в оруженосцы. Он сделал это только потому, что рыцарь, которому парень служил, умер во Франции.
Пока он шагал к конюшням, мысли его вернулись к Линнет и к ее ехидному замечанию, что богатства и добродетели жены вполне достаточно, чтобы «удовлетворить» его. Может, ему стоило еще сказать ей, что он хочет такую жену, в постели с которой он будет забывать собственное имя. Но так было у него только с одной-единственной женщиной.
Едва войдя в дверь конюшни, он увидел ее, ту самую, одну-единственную. Линнет стояла к нему спиной, гладила свою белую лошадь и разговаривала с ней.
Он затаил дыхание, когда она обхватила лошадиную голову руками и поцеловала ее в лоб. Теперь он понимал, почему та готова была следовать за своей хозяйкой в огонь и в воду.
Джейми отступил в тень, когда Эдмунд Бофор вышел из глубины конюшни с пажом, ведущим его лошадь. Линнет повернулась и одарила Бофора ослепительной улыбкой.
Так, значит, это Линнет привела Бофора в конюшню. Надо будет спросить у Мартина, откуда он узнал.
— Благодарю вас, — сказала Линнет Бофору. — Покинуть сейчас Элтем — единственно правильный выбор.
Бофор взял ее за руку:
— Поедемте со мной.
— Я не могу оставить королеву одну с Глостером, — рассмеялась она. — Он съест ее заживо, а кости выбросит.
— Прежде чем уеду, я должен сказать вам, — проговорил Бофор, поднося ее руку к губам, — что вы самая обворожительная из всех известных мне женщин.
— Едва ли я могу считать это комплиментом, сэр, когда вам всего девятнадцать и вы провели семь последних лет в заложниках.
Бофор рассмеялся:
— Это была золоченая тюрьма. Я не был полностью лишен женского общества.
— Вы водили шашни со сторонницами дофина, да? Как не стыдно?! Вот погодите, я все расскажу вашему дяде!
Кровь зашумела в ушах Джейми. Он вспомнил, как часто сходил с ума от ревности, когда они вместе были в Париже. Сколько раз он наблюдал, как другие мужчины обхаживают ее? Любить красивую женщину — что на свете может быть мучительнее? Он вынес это, никого не убив, только потому что верил, что Линнет никогда не пойдет с другим мужчиной. Как дурак, он верил, что она любит его.
Эдмунд Бофор снова заговорил:
— Я, правда, люблю королеву…
Линнет фыркнула.
— Но она несколько… простовата. Если бы я мог жениться на ком хочу, я бы выбрал вас.
Джейми чуть не вырвало.
— Не по поэмам ли вашего двоюродного дедушки Джефри Чосера научились вы такому сладкоречию?
Голос Линнет был пропитан сарказмом.
— Если бы вы были моей любовницей, то могли бы давать мне советы, — сказал Бофор. — Только подумайте, сколько всего мы могли бы совершить вместе.
— И я уверена, слушать мои советы — это все, что у вас на уме, — усмехнулась Линнет, довольно чувствительно, судя по всему, ущипнув Бофора за руку. — Полноте, Эдмунд, вам пора.
Внезапно Бофор прижал Линнет к своей груди и с лукавой улыбкой сказал:
— Моя цена за отъезд — поцелуй.
— Бофор, — подал голос Джейми, выходя из тени, — леди дает вам мудрый совет. Вам следует поскорее уехать.
Подлец глубоко вздохнул, прежде чем отпустить ее.
— Умоляю вас подумать над моим предложением, — тихо пробормотал Бофор, снова поднося руку Линнет к своим губам. — Adieu, ma bella. Adieu[1].
Как только Бофор ушел, чтобы присоединиться к своим вооруженным всадникам, дожидающимся возле конюшни, Джейми сказал:
— Я бы не советовал тебе путаться с Эдмундом Бофором.
Линнет обратила на него взгляд широко раскрытых глаз:
— Путаться с Эдмундом Бофором?
— Полагаю, ты скажешь, что просто флиртовала с ним, чтобы защитить свою подругу?
— Кто-то же должен был убедить его уехать. — Она пожала плечами. — Для королевы опасно флиртовать с Эдмундом, но в моих заигрываниях с ним нет никакого вреда.
— А если флирта будет недостаточно, чтобы отвлечь его от королевы, что тогда?
Она встала, руки в боки, и просверлила его гневным взглядом. Потом повернулась и окликнула двух мальчишек-конюхов, вилами раскидывающих сено на другой стороне конюшни.
— Может кто-нибудь из вас оседлать мою лошадь?
Оба парня бросились к ней со всех ног. В мгновение ока окаянная лошадь была оседлана и готова.
— Когда увидишь королеву, передай ей, что я встречусь с ней завтра в Вестминстере, — сказала она Джейми, натягивая перчатки для верховой езды. — Не оставляй ее одну с Глостером.
Джейми вышел вслед за ней и понаблюдал, как двое мальчишек отпихивают друг друга, борясь за право помочь ей сесть на лошадь.
Когда она уже была в седле, Джейми процедил сквозь стиснутые зубы:
— Что мне сказать королеве, куда ты поехала?
— У меня дела в Сити, — ответила она.
«Дела, имеющие отношение к Эдмунду Бофору и постели?» Кровь яростно застучала у него в голове.
— Личные дела, — добавила она, словно поворачивая воткнутый в его сердце нож, — которые тебя не касаются.
Он смотрел, как она поскакала галопом вслед за Босфором на белой лошади. Проклятая женщина!
Глава 3
Линнет обходила дом деда — торговца шерстью, и сердце ее колотилось в ушах. Запах реки просачивался сквозь стены и пропитывал воздух, принося с собой поток воспоминаний.
Переходя из комнаты в комнату, она давала указания секретарю, семенившему позади нее.
— Продайте это… и вон то, — сказана она, на ходу указав на резное кресло и приставной столик.
Большая часть мебели не принадлежала ее семье, поэтому она ей не нужна.
Это был их лондонский дом. Сколько она себя помнила, они с Франсуа и дедушка останавливались здесь, когда дедушка дважды в год наезжал в Лондон по своим торговым делам. Дом никогда не был таким шикарным, как их дома в Фалезе и Кале, но все равно сейчас казался меньше по размерам и более обветшалым, чем в ее воспоминаниях.