Читать интересную книгу Мужчина и Женщина - Юрий Андреев

Могу понять раздражение тех читательниц моей исповеди, которые бедуют вообще без мужа, без семьи: с жиру взбесилась! Взял ее с ребенком хороший человек, в общем, малопьющий, на добром счету в своей фирме, без пяти минут доктор наук, родился у них еще один ребенок, так какого же рожна ей нужно?! И я согласна с теми, у кого никого нет или кто мается с горьким пьяницей: и верно, жила я, как у Бога за пазухой! Да вот вопрос: жила ли? И еще один: за пазухой ли?..

Знать, такая уж дурная уродилась я мамы с папой или уж так воспитали правоверно, что я истово во все верила, чему меня учили и что в школе слышала. А назидали нам высокие истины про назначение человека, про гордость женскую, про семью идеальную. Родители были у меня люди кристальные: всю жизнь вкалывали, работали по-честному там, куда Родина пошлет, трудами своими праведными палат каменных не нажили, но считали себя людьми счастливыми и гордыми потому, что на производстве коллектив и начальство их ценили, грамоты вручали и даже в дома отдыха посылали бесплатно. (Правда, вспоминаю я, что эти путевки льготные выдавали им в межсезонье.)

И в школе тоже верила всему хорошему, прямая, честная была, пионерская и комсомольская активистка. Веселиться любила, как все девчонки, но фирменное шмутье и другие брошки-сережки презирала, училась от души, добросовестно. Отличницей была, с золотой медалью школу кончила. Но что характерно, в классе меня зубрилкой и синим чулком не считали и не сторонились, потому что я всегда открыто за справедливость выступала. Был даже такой случай: нашей классной руководительнице заслуженное звание присвоили, а я как раз в этот день всех до одного десятиклассников подбила, чтобы никто из-за парт не вставал, когда она войдет в класс. Почему? Да потому что вчера она двоих наших ни за что, по самодурству, из буфета выставила, да еще с оскорблениями и позором. И вот приходит наша «Швабра» в свой же воспитательный класс, вся взволнованная в день награждения, а класс-то ее родимый сидит на местах и молчит, как в рот воды все набрали. Она сначала стала кричать, мы молчим, она принялась воздух хлебать, замахала руками и вылетела вон вся в пятнах… Директор потом приходил, разбирался, чуть я из школы не загремела как зачинщица, да явился мой папаня, железно подтвердил у них на педсовете мою большевистскую правоту, пообещал довести до общественности, чтобы сняли звание заслуженной как не заслуженное учительницей-грубиянкой, хотя согласился, что и мы в классе своеволие допустили. В общем, дело замяли, чтобы меня, Анастасию, гордость школы, единственного претендента на медаль в районе, не вынудить перейти в другую школу накануне выпуска.

К чему это я? Какое отношение давнишний скандал имеет отношение к моим семейным делам и к личной жизни? А такое, что я истово, без сомнения верила как в непреложный канон в тезис о святом равенстве мужчины и женщины. Заметьте: не в равноправие, а в равенство, то есть подобие. Наверное, на всю жизнь запомню я заголовок в праздничной газете, выпущенной к 8 Марта: «В Советском Союзе исчезла разница между мужчиной и женщиной». Сама видела! Так же, как своими ушами слышала в межконтинентальной телепередаче гордое заявление одной нашей профсоюзной, кажется, дамы: «У нас секса нет!» И вот теперь я скажу самое смешное: очень долго я считала примерно так же, как они!

Конечно, я школьный курс анатомии знала и сдала на отлично этот предмет, но «мужской» вопрос меня, практически, не волновал. Мальчиков в школе у меня, почитай, и не было, потому что мне были смешны их обезьяньи претензии на взрослость и я не уважала их лени и стремления проехаться «на шару», хотя бы и за мой счет. Списывать на контрольных им давала, не скрывая насмешки. Вуз выбрала — с благословения отца — самый почтенный и перспективный в плане многообразного приложения и развития моих будущих сил — точной механики и оптики. На курсе у нас и особенно в группе преобладали молодые люди, и я сразу стала объектом усиленного ухаживания. Девицей я была, как говорится, очень даже «ничего себе»: стройная, сильная, веселая, и было у меня румяное лицо, что в глазах представителей сильного пола свидетельствовало (и справедливо) о моем физическом добром здравии. Теперь я мужскую психологию хорошо понимаю и могу задним числом верно ответить, почему за мной началась буквально массовая охота со стороны студентовстаршекурсников и даже аспирантов. Дело в том, что и они, и мои сверстникимальчишки, однокурсники, для повседневного, так сказать, пользования, сходились с девами легкого поведения, давалками, прямо скажем. На их вечеринках табачный дым стоял столбом, звучали, стукаясь, граненые стаканы, и раздавался мат в перемешку с визгливым женским смехом. Но для длительного пользования, для семьи и продолжения рода эти многоподатливые девы, в общем, им никак не годились. Им нужна была строгая, недоступная для других носительница семейной чести с безупречным здоровьем. Вот я и говорю, что вокруг меня завертелись вихри ухаживаний, интриг, поклонений, соперничества, и вскоре одно за другим пошли предложения руки и сердца! Тут бы и застучать сильнее моему собственному сердечку, тут бы и затуманиться головке, ан нет разве для этого я шла в такой престижный, такой трудный вуз? Чувство долга у меня было очень развито: я знала достаточно точно, сколько финансов тратило на мое обучение государство ежегодно, и совесть не позволяла мне платить черной неблагодарностью за это благодеяние. Тем более, что для полноты рациональной загрузки мозгов и пополнения семейного бюджета я поступила на курсы экскурсоводов и немалую часть времени отдавала этому делу. Отчество мое Артемьевна довольно быстро и естественно переделали в прозвище Артемида, так и закрепился в институтском сознании мой образ — прекрасной и недоступной богини охоты и спорта Афины-Артемиды.

Да, провожали меня, да, тыкались мне в щеку и горячими, и слюнявыми губами, да, и пытались обнять или притиснуть в углу, но сил, слава Богу, у меня всегда доставало за себя постоять, а внутренний сон (или оцепенение?) всего женского естества позволял быстро и равнодушно, без каких-либо соблазнительных ощущений забывать и матримониальные предложения создать крепкую образцовую семью.

А время, однако, ускорило свой ход и перешло с шага на бег трусцой, а затем на бег быстрый и даже с ускорениями. И бедная мама, уже не раз вздыхая, домогалась от меня поведать ей всю правду о моем избраннике, которого я, дескать, от них с отцом охраняю: «Так не надо таиться, доченька, дело твое житейское, молодое, а нам с отцом пора уже готовиться и внучат баловать». Я отшучивалась, что еще «тот принц не родился, который меня, спящую царевну, разбудит», а сама тем временем естественным образом дозревала до осознания неизбежности своего замужества. Уже практически все мои однокурсницы повыскакивали замуж, на их свадьбах я нагулялась да и на свадьбах иных из своих бывших одноклассниц тоже — пошла такая полоса в моей жизни, и ревнивое чувство: а я-то их чем хуже? — уже коварно нет-нет да и посасывало мое непреклонное сердечко.

Так вот я и напрягалась инстинктивно в ожидании того принца, которому отдам свой поцелуй; не кривя своей непорочной совестью. А когда чего-либо ждешь, то оно и сбывается. Или тебе кажется, что оно сбывается. Принц явился!

Во время весенних каникул уже на пятом курсе нам домой привез письмо и небольшую посылочку сын боевого однополчанина моего отца, ныне замминистра в средмаше. О, Боже, что это было за явление — воистину, принц из волшебной сказки! Высокий — на полголовы выше меня, а я-то совсем не маленькая, элегантный, одетый фирменно, но со вкусом и тактом, едва заметно благоухающий какими-то импортными духами — тонкими и терпкими, с пристальным взглядом умных и многознающих глаз, вежливый и дерзкий одновременно — таким был Ипполит, студент-выпускник МИМО, института международных отношений самого элитарного из всех «позвоночных» вузов, куда принимают по звонку сверху. Это много позже я поняла, что ему перед распределением и направлением в какое-либо диппосольство нужна была заполненная графа «женат», да не просто абы как, а занятая самой проверенной-перепроверенной женой лучших безупречных коммунистических кровей, от самых достойных и уважаемых строителей и защитников социалистического отечества. В этом геральдическом смысле ничего не могло быть достойнее моих родителей: исконных рабочих, выдвиженцев в героические годы, кавалеров многих ратных и трудовых наград. Нет у меня сомнений, что моя простоватая матушка и его благородная маман уже давно провели тайные свадебные переговоры между собой на тему: «У вас товар, у нас купец» — каждая со своей кочки глядя, и пришли к общему взаимовыгодному итогу, и отца будущего жениха в сговор вовлекли, потому что для этого номенклатурного генерала каждый член семьи должен быть тройным рентгеном просвечен. Одним словом, по анкетным данным я подошла, фото мое, как я поняла, предварительно было одобрено, и вот будущий дипломат явился якобы случайно, чтобы осуществить крайне важную политическую акцию. Да, в отличие от меня он был подготовлен к ней и вооружен, что называется, с ног до головы. Они не учли только (а, может быть, для них это было удачей), что потенциальных жених мой при встрече оказался пробит стрелой Амура насквозь и, как бы это сказать, потек и начал уже не играть замышленную продуманную роль, а всерьез воспламенился изнутри неожиданно для своей термостойкой наружной закалки. И эту его искренность и подлинное чувство я не могла не учуять, а если бы ее не было, то и ему дан был бы от ворот поворот. Как благовоспитанная хозяйка я водила гостя день за днем по нашему прекрасному зимнему городу и было все, как в стихах: «мороз и солнце, день чудесный…» Я с удовольствием открывала ему все, чему научилась на экскурсионных курсах, и более благодарного и восхищенного слушателя признаюсь, за всю мою предыдущую и последующую жизнь не встречала. Конечно, его шарм и лоск, вся его выучка остались при нем, но, прямо скажем, он с каждым днем балдел от меня все больше, его любовное безумие зашло так далеко, что из-за спектакля «История лошади» в БДТ, который мы могли посетить с ним только уже два дня спустя после окончания каникул, он остался и не вернулся домой в срок! Для его ведомства человек с таким поведением мог рассматриваться как невозвращенец! Были звонки его матери, грозный приказ его сиятельного отца, мои просьбы, но Ипполит был непреклонен… Могла ли я не оценить подобной страсти? Смешной вопрос! И уж во время этих прогулок я и нацеловалась (хотя особой радости от болезненного прижимания зубов к губам не испытывала, но думала, что так надо), и наобнималась вволю (а он был теннисистом, и руки у него были, как стальные подборщики).