Читать интересную книгу Нет меня без тебя. Сборник рассказов - Алеха Юшаева

церквей. И хмурые, жаждущие, измученные времена исчезли из моей жизни: с каждым днем я все ясней чувствовал, что могу приблизиться к святости Великого будучи на грешной земле. Таинства и вечерние чтения Святого Писания завораживали и захватывали мою душу. А в редкие мгновения мне хотелось стать самим Богом.

Я видел множество святых отцов, множество диаконов и епископов. Мимо меня проходило столько монахов и монахинь, что и не перечесть. Объединенные одним Учением, они умудрялись быть непохожи на нашего Господа. За каждым из них черной вуалью тащился грех. Единственное, что я мог делать, – смиренно наблюдать их падение. Никто из них искренне не хочет быть таким, как Он, яро не желает чувствовать боль мирских, как это чувствовал Он. Ведь они не знают, что достичь земной радости можно только путем боли и страдания, душевного, физического, психологического. Только сочувствие смягчает меня по отношению к этим людям.

Вечерние коридоры церкви робко освещены лунным и звёздным светом. Приятно стоять и ощущать на лице холодноватый ветер, освежающий и успокаивающий. Поздние уроки давно закончены, большинство учеников уже лежит в своих небольших кроватях или молится у стены. Через два часа мне должно обойти сады церкви, чтобы убедиться, что никто не потерялся во время прогулки, никто не решился на попытку побега, никто не заснул под тенью деревьев. Сколько же часов уходит на восполнение моих сил? Сплю ли я хоть три часа? Тяжелая духовная работа кипит, и даже свободные минуты не имеют власти остановить её. Только в такие моменты, когда мой взор поднят к невидимому Всевышнему. Я будто захлебываюсь в самом себе и замолкаю.

Затрудненное дыхание послышалось за моим плечом. Заплутавшийся, смущенный, юноша-новичок смотрел на меня, нерешительно подбирая слова. Он, видимо, не нашел дорогу, после того, как сестра Маргарет послала его с очередным заданием. Держа под мышкой потрепанные учебники, он старался не заглядывать в мое лицо и всячески принимался разглядывать витражи, светящиеся ночью. Особенно его привлекал святой Петр, прижимающий к сердцу ключи от рая. Я предложил бедному Джеймсу выпить со мной перед сном чая.

Молодой, едва ли девятнадцатилетний, казалось, пышущий розовым маслом. В этом году множество юношей было переведено из другой церкви, места в которой заняты. Они уже были чему-то обучены, но всё же никто из них так и не смог постичь того, что смог я. Джеймс оставил на столике у входа в мои комнаты книги и присел рядом, смиренно держа руки на коленях. Его глаза прикрыты, смоляные ресницы робко дрожали. На плече мирно лежал конец хвоста, туго собранного на затылке. Ноги закрыты ученическим одеянием и трусливо скрещены. Я накрыл на стол, вежливо приглашая к ночному чаепитию. Он поблагодарил и сел напротив меня, сложив ладони вместе. В этот момент юноша казался таким просветленным, таким одухотворенным, его губы шептали благодарение Господу, пальцы были соединены как у прекрасной скульптуры величайшего художника. Горький чай защекотал в глотке, кусок сахара не скрасил напиток. Джеймс взял постное печенье, оставшееся от недавнего праздника, отломил и длинными пальцами отправил его в рот. Бледные скулы танцевали плавно и сдержанно. Агатовые глаза блестели далекими звездами и, шепча, звали к Нему. Охлажденные ветерком щеки загорелись, подожженные адским огнем. Сердце клокотало от великой радости и упоения найденной мечтой, сосредоточенной в этом прекрасном юноше. Чай боле не мог проходить через меня, я отрешенно отодвинул чашку. Сомкнув руки, я продолжал смотреть на Джеймса, прикасающегося к краю расписанной керамики. Он прекратил пить и спросил, всё ли со мной в порядке. Ощущая гадкую каплю, бегущую по виску, я ответил, что вполне замечательно чувствую себя. Звездноокий эфеб поблагодарил меня за скромную еду и питье, поднялся.

Захлопнув деревянную решетчатую дверь, я ступил в центр. Дотронувшись до нежной кожи, я потерял рассудок. Будто тысячи восхитительных вин, будто миллионы сладкоголосых хоров, будто миллиарды дурманящих роз, сердце в груди взорвалось, пламенное, жаждущее великой любви, бесконечное. Весь мир, все небо и подземелье слились для меня в одной точке, и в цветущем, одном единственном лице я увидел Бога. Бога таковым, какой Он есть. Обнажая это юное, святое, божественное существо, я вдыхал райский запах, целуя розовые губы, выпивал ангельский напиток, сводящий с ума. Я держал Его за руку и жарко молился, я припадал к Его ступням и обмывал их слезами счастья, я прижимал Его к себе и пытался навечно сохранить в сердце. Глубоко верующий, глубоко чувствующий, я проникал, проникал в сокрытые и недоступные места. Темные локоны расплескались по подушке, закрывая Его щеки, рдеющие от каждого моего движения. Касается так легко, так нежно, словно Его не существует вовсе, но Он здесь, и Он испытывает то же, что и я. Любовь. Великую и нескончаемую любовь ко всему, что есть на этой земле. И начинается эта любовь с Его горячего выдоха, жалящего мою кожу. И расцветает эта любовь с моего прорастания внутри Него. И уходит эта любовь во внешний мир с нашего священного блаженства, сладостных стонов, всеподчиняющих касаний, смятых простынь.

Полное, абсолютное, совершенное соединение с Богом таинственно свершалось в моей маленькой спальне, где я столько просил, столько страдал, столько обращался к Его великому вниманию. А мне лишь стоило найти Бога наяву. Найти и слиться с ним воедино.

Папочный монстр

Двенадцатый этаж. И это не предел. Если посчитать, сколько километров я намотал вверх-вниз за всё время работы в этом месте, это бы ровнялось расстоянию от Земли до Юпитера. К сожалению, работаю я не космонавтом.

Серые двери с постоянно надоедливым звуком открылись. Серый пол, отражающий всё, что находится на нем. Серые стены, на которых висят черно-белые фотографии знаменитейших творцов. Серые папки различных размеров безмолвно стоят на пыльных полках. В выходные дни офис становится пепельным царством, царством умершего всего. И я, как вечный его охранник, пробираюсь сюда и брожу в поисках неясно чего.

Кабинет не заперт. Вещи на своих местах, как я их и оставлял. Бросил сумку на кресло для гостей. Кожа скрипнула о кожу. Офисный стул устало опустился, встретив вес моего тела. Ноутбук с его хлопающими клавишами и несколько приветственных слов стандартного шрифта, зажегшихся на экране, едва не вызвали во мне рвоту. И почему я не могу провести эти дни со своей семьей, с веселыми детишками, с соседями-дураками, с престарелыми родителями? Наверное, потому что у меня никого нет. Тот же глухой стук плетущейся часовой стрелки доносится до моего уха. Глаза встречают знакомые до ненависти таблицы и