Их первый раз был на узком подоконнике лестничного пролета. Ее голая спина вдавливалась его горячим телом в холодное стекло, пока Пэн ритмично толкался в нее. У Венди на бедрах остались лиловые синяки в форме пальцев, а с шеи почти месяц сходила гематома от укуса, которым Пэн пытался себя сдерживать.
Он назвал ее своей собственностью.
Поцелуи Пэна жадные, болезненные. Оставляющие следы на чувствительной коже. Как и жесткая хватка на запястьях, которых Венди совсем не чувствует. Зато отлично чувствует накатывающую с новой силой панику. Дыхание сбивается, температура в смотровой опасно повышается. В висках стучит адреналин. Венди закусывает губу, подавляя всхлип, когда зубы игриво прикусывают ушную раковину. Пэн тяжело дышит, все его тело напряжено.
Он хочет ее.
А если Пэн чего-то хочет, он идет до конца.
— Прекрати, Питер! Я не хочу!
Имя — последнее средство достучаться до неуравновешенного придурка.
Пэн отрывается от нее и вскидывает голову с рыком. Это было забавно вначале, но слишком затянулось.
— Да что с тобой?! — он зол. Нет — взбешен. — Какого черта ты строишь из себя мисс Невинность? Ты с самого начала знала, кто я! Сколько раз мы трахались?!
Грубые слова хлещут пощечиной, и Венди шумно выдыхает, тут же поджимая губы.
— Я была дурой, — отводя взгляд тихо проговаривает Венди.
Она, и правда, — была.
— Так побудь дурой еще раз. Если до тебя еще не дошло, Птичка: завтра я покину Сторибрук. И больше никаких наших игр в кошки-мышки, которые тебе так нравятся.
Взгляд прожигает до костей. Ее — коротко вздрагивает под его.
— Ты правда уедешь?.. И оставишь меня в покое?.. — до Венди только сейчас доходит, что это не шутка и не уловка. И вроде надо бы радоваться, только вот не выходит. Новость шокирует.
По-правде говоря, Венди этого совершенно не хочет. Без Пэна с его вмешательством в ее жизнь, та снова станет унылой рутиной.
Он раздраженно закатывает глаза. Иногда Птичка перебарщивает с образом «глупышки». Вместо ответа он пошло поводит бровями и приказывает:
— Расслабься.
Он целует ее. Страстно. Порывисто. И на этот поцелуй Венди отвечает. Почему-то. Наверно, потому что до сих пор не приходит в себя от всех эмоциональных скачек, по которым Пэн ее прокатил. А, может, думает, что это все действительно в последний раз. Один раз напоследок поддаться своим демонам же можно, правда?
Пэн одним рывком переваливает Венди из состояния поперек дивана — вдоль, сам забираясь с ногами, и медленно проходится языком по ее нижней губе. Венди ловит его только-попробуй-снова-укусить взгляд, брошенный исподлобья. И ей становится смешно. А следом горячо и мокро. Она стонет ему в рот, и он собирает ее многострадальные затекшие запястья вместе над головой. Вновь сковывая, только уже одной рукой. Вторая — пускается шарить по вздрагивающему от нетерпения телу, в конце концов оказываясь под толстовкой и бюстгальтером, на груди.
Его губы снова на ее шее, и Венди рвано и тяжело дышит. Накопившаяся эмоциональная энергия быстро находит выход в страсти. Былые гнев, страх и паника перестраиваются в жгучее желание. Ласки Пэна грубые, несдержанные, настойчивые. Он зажимает затвердевший сосок между пальцев, и Венди хнычет, выгибаясь. Ее тело требует еще. Еще теснее. Хочется чувствовать Пэна кожа к коже. И Венди готова убить себя за это фатальное желание. Она ведь даже не уверена, что любит Пэна. Просто загорается, как спичка, от одного его взгляда. Просто сходит с ума от его запаха и самоуверенной ауры. Просто хочет его так близко, как нельзя. Страсть и любовь — не одно и то же.
Пэн же с ней просто играет. Удовлетворяет свои нездоровые наклонности.
Его зубы смыкаются на ее челюсти, легко покусывая.
— Сейчас я отпущу тебя, — голос хриплый и тяжелый, — и ты будешь вести себя хорошо, — аксиома.
Давление на запястьях исчезает, и Пэн одним рывком стаскивает с Венди толстовку вместе с бюстгальтером. Второй поддается с трудом, тормоша спутавшиеся длинные волосы еще больше. Венди фыркает от попавших в рот прядей. Мог бы быть и поаккуратнее!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Я ненавижу тебя! — сбивчиво произносит она, притягивая его за каштановые пряди для глубокого поцелуя.
Пэн улыбается и, отстранившись, оттягивает зубами ее нижнюю губу, на ходу выдергивая пуговицу джинс из петли. Он с предвкушением рычит:
— Приму это как «Трахни меня пожестче».
Феликс возвращается в смотровую, спеша сообщить Пэну, что с выродком Дэвином уже покончено. Пацан получил свое, и копы его не найдут. Если им, конечно, не приспичит собрать «мозаику». Феликс холодно ухмыляется и уже почти дергает ручку двери, как его привлекают… Нет, эти двое, что, издеваются?!
Феликс медленно закатывает глаза до боли в глазницах. Ладно. К черту. Просто отправит Пэну СМС.
Ф: Предатель мертв. Парни обо всем позаботились. Я проверил: осечек не будет.
Ф: Ты трахал Дарлинг или пытался убить ее?
Ф: На следующей базе поставлю тебе звукоизоляцию в комнату. И замок на дверь.
Пэн не сдерживает хохот, печатая в ответ: «ОK», — и стряхивает истлевший фильтр в пепельницу. Искоса ловит подозрительный взгляд закутавшейся в кокон из пледа Венди. Ее суженные глаза с опаской спрашивают: «Что смешного? Что могло тебя рассмешить?» Пэн только плотоядно усмехается, одной улыбкой давая понять, что она, вероятно, думает в правильном направлении.
Ничего хорошего.
Венди передергивает, почти выворачивая наизнанку. Она похоже только что переспала с убийцей (в очередной раз) или, по крайней мере, с тем, кто косвенно причастен к убийству. Хочется то ли побиться головой об стену, то ли разреветься. А лучше — все сразу. За такой косяк стоит выдать премию. Венди-идиотка-года-Дарлинг, гордись собой!
— Ты можешь прекратить? — морщится она, пытаясь выплеснуть легкое раздражение, едва ли затмевающее экстаз после оргазма.
— Что? — непонимающе вскидывает брови Пэн, оборачиваясь к ней вполоборота.
— Курить…
Венди шумно выдыхает и прикрывает глаза. В маленьком помещении воздух быстро наполняется едким дымом, отравляя легкие. Пэн сидит на расстоянии вытянутой руки у ее подогнутых под себя ног, и все это душит. Буквально. Дым — своими стойкими парами. Пэн — своим присутствием.
— Вместо того чтобы брюзжать — попробуй, — хмыкает он.
Пэн делает затяжку и, вынув сигарету изо рта, подносит прямо к отшатнувшемуся лицу.
— Спасибо, но «нет», — четко проговаривает Венди. Волосы пропитались никотином — уже от этого ее тошнит. — Серьезно, нет, Питер.
Пэн фыркает, как мальчишка, у которого не получилось взять на слабо, и, выдохнув дым в сторону, вновь затягивается. Он отталкивается от дивана, медленно подбираясь к «окну»: нужно проверить, как дела у подданных Неверлэнда. К утру здесь не должно остаться ни единого напоминания об их присутствии.
«Может, спалить все это к чертовой матери?..»
По-правде говоря, Пэн будет скучать по этому месту. Оно на время стало для него настоящим домом. Тут было… уютно. А под боком всегда была Птичка, с которой можно было скрасить пару лишних минут. Или часов. Ему всегда было интересно играть с ней. Они полные противоположности. Он — темный, она — светлая. Но, несмотря на это, в ней есть зияющие черные пятна. Хотя он замечает это не сразу.
Птичка привлекает его, столкнувшись в толпе на вечеринке. И все бы ничего, но она с извиняющейся улыбкой всучивает ему в руку желейный шот. Открытый, но не начатый. Она делает это абсолютно бездумно, даже не взглянув на лицо. И это верх наглости! Никто и никогда еще не смел так вести себя с главой Потерянных, Питером Пэном!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Он наблюдает за ней в течение получаса под аккомпанемент не непрекращающихся насмешек Феликса. Тому посчастливилось запечатлеть перекосившееся лицо друга, тупо уставившегося на зеленое желе так, будто ему в руку вложили гранату. Птичка веселится, танцует, пьет, ее глаза сверкают, на губах алеет улыбка. Пэн решает, что она просто очередная наглая блядь тусовщица.