Христофоровичу Минцу, великому изобретателю.
Профессор отдыхал, давал сам себе сеанс одновременной игры в шахматы на двенадцати досках.
— Погоди, — сказал он Удалову. — Кажется, наметился вечный шах.
— Некогда годить, — сказал Удалов. — Над планетой нависла беда. Я проиграл Землю в карты.
— Кому? — спросил профессор.
— Пришельцам.
— Откуда?
— Черт их знает. Зеленые, в военной форме.
— Ну что ж, — сказал Минц, ставя себе мат на шестой доске. — Я давно хотел тебя спросить, Корнелий, ты кто будешь по национальности?
— Местный.
— Странно. Если бы ты был евреем, я бы понял: сначала продали Христа, потом Россию, теперь — Землю. Но от русского человека я такого не ждал.
— Я в азарт вошел, — признался Удалов. — Если я завтра к вечеру сто сорок три тысячи не наберу, они нас поработят.
— Значит, это не пришельцы, — сказал Минц и поставил себе мат на восьмой доске. — Пришельцы умеют считать. Они отлично знают, что Земля стоит дороже, чем сто сорок три тысячи. Во много раз.
— А кто же они?
— Переодетые хулиганы. Из Вологды.
— Настоящие, — возразил Удалов. — Метр ростом, три ноги, глаз посреди лба, ну как в такого переоденешься?
— Нет. Это авантюра. И не вмешивайся ты в нее.
— Так не дадите взаймы? Я верну при первой возможности.
— Не из чего тебе такую сумму отдавать. Лучше иди спать.
— Неужели вам Землю не жалко?
— Мне ее еще вчера жалко было. Может быть, к лучшему, если ее захватят пришельцы?
— Что вы говорите, Лев Христофорович! Ведь они же не скрывают, что поработят нас, обесчестят наших женщин, расхитят наши природные ресурсы.
— Что-то не вижу разницы, — сказал профессор и сыграл с собой вничью на третьей доске.
Удалов попрощался и пошел на первый этаж, к Саше Грубину. Все-таки хороший человек Минц, образованный, думал он, а еврейская национальность сказывается. Ему все равно — порабощенные мы или нет. А русскому сердцу порабощение недопустимо!
Так он и сказал Саше Грубину, когда отвлек его от изобретения вечного двигателя.
— У меня денег нет, — сказал на это Саша, запустил пальцы в свои патлы и начал бегать по комнате, сшибая приборы. — Но если бы были… не знаю, дал ли бы я их тебе.
— И ты тоже?
— Нет, тут не национальная проблема, — сказал Грубин. — Евреи и татары тоже бросались на дзоты. Тут вопрос в том, что у нас в магазине совсем электрические лампочки кончились.
— А разве что не кончилось? — удивился Удалов.
— Резиновые сапоги были, — сказал Грубин. — Сорок шестого размера.
— Это вчера были, — ответил Удалов. — Сегодня утром и они кончились. Значит, не дашь денег?
— А может, пускай поработят? — вопросом на вопрос ответил Грубин. — Хоть какая надежда…
Удалов ушел от Грубина. У Корнелия были принципы, и ему невозможно было от них отказаться. Его любимым героем в детстве был Иван Сусанин.
Ночью Удалов спал плохо. Ему снились эротические кошмары про то, что делают с нашими девушками инопланетяне. Проснулся он на рассвете полный решимости погибнуть, но спасти Землю от порабощения.
Он взял письменный стол сына Максимки, вынес его на Советскую площадь, на газон у памятника Первопроходцам, рядом вбил в землю лопату, к черенку которой было прикреплено:
«СБОР СРЕДСТВ НА СПАСЕНИЕ ЗЕМЛИ ОТ ИНОПЛАНЕТНОГО ПОКОРЕНИЯ»
Вскоре стали появляться первые прохожие. Они останавливались, задавали вопросы, и всем без исключения Удалов честно отвечал: так-то и так, проиграл Землю в карты, нужно сто сорок три тысячи, чтобы спасти ее от порабощения.
Нельзя сказать, чтобы сильно осуждали, хотя, конечно же, и не одобряли. «Сегодня ты Землю в карты проиграешь, а завтра еще за что возьмешься — проигрывал бы собственную жену!» Тут все начинали смеяться. Понимали, что далеко не каждый пришелец захочет выигрывать Ксюшу с ее характером.
Подавали немного, Ложкин положил в банку из-под растворимки несколько монет, потом, возвращаясь из магазина, взял одну монету обратно. Школьники пробегали — сложились на сто рублей. Проходил Пупыкин, он теперь работает в малом предприятии «Удавка» — собирается разводить удавов на шкуры. Он вложил в благородное дело пожелание успехов.
Больше интересовались — какие условия порабощения, когда сдавать Землю, как обещали угнетать. Римма, старая приятельница Удалова, которую не любит Ксения, все пыталась узнать, как пришельцы ее обесчестят. А если обесчестят, то будет компенсация или только для удовольствия.
К обеду накопилось тысячи две пожертвований, а паники в городе все не было. Удалов, который нервничал, относил это спокойствие за счет фатализма: ведь куда убежишь — Земля круглая и проиграна целиком.
Тогда Удалов пошел в горсовет, но там было закрыто — все уехали в Вологду на курсы менеджеров. В горвоенкомате сочувствие выразили, бывший полковник Иван Потапыч решил пожертвовать собой, взял учебный автомат, с дыркой, вызвался сопровождать Удалова на последний бой.
В последний момент присоединился Пупыкин. Принес с собой недопитую бутылку. Выпили и втроем пошли в лес.
Шли пешком до самого озера Копенгаген. Любопытных, что увязались следом, Удалов шуганул обратно — в предстоящем бою может задеть случайной пулей. В шесть сорок добрались до старой лесосеки.
Тут и спустилось летающее блюдце. Медленно и зловеще открылся люк. В нем появился главный пришелец. В руке он держал бластер. За его спиной еще пришельцы, тоже вооруженные, так что наши оказались в меньшинстве, но не отступили.
— Погоди стрелять, — сказал пришелец. — Может, договоримся. Мы согласны на денежную компенсацию.
Удалов показал банку из-под растворимки. Пришелец пересчитал деньги.
— Мало, — обиделся пришелец.
— Я сам понимаю, что мало, — сказал Удалов. — Но вот мы решили сопротивляться до последней капли.
Он показал на спутников. Спутник был один, Иван Потапыч с учебным автоматом. Пупыкин уже убежал.
— Так мы не согласны, — сказал пришелец. — Давай сюда сколько есть, автомат и живите, как хотите. Мы к таким больше прилетать не будем.
И пришелец повернулся, чтобы уйти.
И в этот момент раздались громкие крики и топот многих тысяч ног. Удалов понял — народ поднялся на борьбу, хоть и поздно, но бежит сопротивляться.
— Не надо, граждане, — закричал Удалов, оборачиваясь к толпе сограждан. — Они улетают! Мы победили!
Но тут случилось непредвиденное. Ревущие толпы гуслярцев отрезали пришельцев от корабля. Девушки размахивали плакатами: «Обесчести меня, пришелец!»