Читать интересную книгу Третий рейх. Зарождение империи. 1920–1933 - Ричард Эванс

Конституция, разработанная Бисмарком для нового Германского рейха в 1871 г., во многих отношениях очень далеко отходила от идеалов, о которых мечтали либералы в 1848 г. Она была единственной из всех современных немецких конституций, в которой не декларировался принцип прав человека и гражданских свобод. Формально новый рейх был рыхлой конфедерацией независимых государств, почти как и его предшественник. Его номинальным главой был император, или кайзер — титул, принятый для прежнего главы Священной Римской империи, этимологически восходящий к латинскому слову «цезарь». Он обладал широкими полномочиями, включая право объявления войны и мира. Властные институты рейха были сильнее, нежели те, которые им предшествовали. Среди них был национальный выборный парламент, рейхстаг (понятие, обозначавшее представительный орган власти еще в Священной Римской империи и продолжавшее служить в этом качестве после революции 1918 года), а также ряд центральных административных институтов (главным образом министерство иностранных дел), число которых со временем увеличивалось. Однако конституция не предоставляла национальному парламенту полномочий избирать или распускать правительство и министров, а право принятия ключевых политических решений, в основном по поводу войны и мира и управления армией, было закреплено за монархом и его непосредственным окружением. Министры правительства, включая главу гражданской администрации, рейхсканцлера (пост, созданный Бисмарком, который он занимал около двадцати лет), были гражданскими служащими, а не партийными политиками, которые подчинялись кайзеру, а не народу или его парламентским представителям. Со временем влияние рейхстага росло, однако незначительно. Совсем немного преувеличивая, великий революционный мыслитель Карл Маркс описал бисмарковский рейх одной изысканной фразой, выразившей многие внутренние противоречия этого государства: «бюрократически созданная военная деспотия, облеченная в форму парламентаризма, смешанная с элементами феодализма и в то же время уже находящаяся под влиянием буржуазии» [51].

II

Сила военного, и в частности прусского, офицерского состава была не просто продуктом военного времени. Она обусловливалась долгой исторической традицией. В XVII и XVIII веках расширяющееся прусское государство было организовано в большой степени по военным стандартам. Существовала новофеодальная система землевладельцев — знаменитых юнкеров — и крепостных крестьян, которая удачно сочеталась с системой военного призыва для офицеров и солдат[52]. Эта система развалилась с окончанием крепостного права, а традиционный престиж армии был серьезно подорван серией сокрушительных поражений в наполеоновских войнах. В 1848 г., а потом и в 1862 г. прусские либералы вплотную подошли к тому, чтобы перевести армию под парламентский контроль. Назначение Бисмарка в 1862 г. было осуществлено в основном для того, чтобы сохранить автономию прусского офицерского корпуса от либерального вмешательства. Бисмарк немедленно объявил, что «великие насущные вопросы решаются не речами и постановлениями большинства — что стало огромной ошибкой 1848 и 1849 гг., — а железом и кровью»[53]. Он был так же хорош, как и его слова. Война 1866 г. привела к уничтожению Ганноверского королевства и включению его в состав Пруссии и исключению Австрии и Богемии из состава Германии после многовекового периода, когда они играли основную роль в ее судьбах, а война 1870–71 гг. привела к аннексии Эльзаса и Лотарингии у Франции и переводу их под прямой сюзеренитет Германской империи. С некоторой долей условности Бисмарка называли «белым революционером»[54]. Военная сила и военные действия привели к созданию рейха и, таким образом, упразднению законодательных институтов, изменению государственных границ и отказу от многолетних традиций с радикальностью и жестокостью, которые наложили долгий отпечаток на последующее развитие Германии. Таким образом, было узаконено использование силы в политических целях далеко за пределами, установленными в большинстве других стран, если не принимать в расчет завоевательные империалистические войны в других частях света. Государственный и общественный милитаризм позднее сыграл важную роль в разрушении немецкой демократии в 1920-х гг. и в образовании Третьего рейха.

Бисмарк считал, что армия с ее непосредственным подчинением кайзеру и собственной системой самоуправления фактически является государством в государстве. Рейхстаг имел право только утверждать военный бюджет раз в семь лет, а военный министр отвечал перед армией, а не перед законодательной властью. Офицеры имели множество социальных и других привилегий и ожидали почтительного отношения к себе со стороны гражданских при встрече на улице. Поэтому неудивительно, что многие госслужащие стремились попасть в армию в качестве офицера резерва, вместе с тем для остального населения обязательная военная служба давала возможность познакомиться с армейскими нормами поведения, идеалами и ценностями[55]. В чрезвычайных ситуациях армия должна была обеспечивать военное положение и приостанавливать действие гражданских свобод — это проводилось так часто в правление Вильгельма, что некоторые историки с простительным преувеличением говорили, что политики и законодатели того времени жили под постоянной угрозой государственного переворота сверху[56].

Армия влияла на общество по-разному. Наиболее ярко это проявлялось в Пруссии, а после 1871 г. косвенное влияние стало заметно и в других немецких землях. Ее престиж, заработанный великолепными победами в объединительных войнах, был невообразим. Унтер-офицеры, то есть лица, остававшиеся в армии на несколько лет после окончания срока обязательной военной службы, автоматически получали право на занятие государственной должности после завершения службы. Это означало, что подавляющее большинство полицейских, почтальонов, железнодорожных служащих и других низших государственных чинов были бывшими солдатами, придерживавшимися армейских привычек в повседневном поведении. Кодекс правил таких институтов, как полиция, ориентировался на внедрение армейских моделей поведения, согласно ему общественность следовало держать на коротком поводке, а толпу на уличных маршах и массовых демонстрациях следовало считать не собранием граждан, а скорее вражеской силой[57]. Военные представления о чести были достаточно распространены, чтобы обеспечить непрекращающееся противостояние с гражданским населением, даже среди средних классов, хотя нечто подобное наблюдалось и в России и Франции[58].

Со временем связь офицерского состава с прусской аристократией ослабла, и возникли новые народные милитаристические институты, например Военно-морская лига в начале 1900-х и клубы ветеранов[59]. К началу Первой мировой войны большинство офицерских должностей были заняты профессионалами, а аристократия доминировала в основном в традиционных видах войск, считавшихся престижными и элитарными, вроде кавалерии и гвардии, как это было и во многих других странах. Однако профессионализация офицерского корпуса, ускоренная появлением новых военных технологий, от пулеметов и колючей проволоки до аэропланов и танков, не сделала его хоть немного более демократичным. Напротив, высокомерие военных только усиливалось благодаря опыту колониальных войн, когда немецкие вооруженные силы безжалостно подавляли восстания туземных народов, таких как гереро в Германской Юго-Западной Африке — колонии, существовавшей на территории современной Намибии[60]. В 1904–07 гг. в акте осознанного геноцида немецкая армия уничтожила тысячи мужчин, женщин и детей гереро и изгнала еще большее их число в пустыню, где они умерли от голода. В результате этих действий численность населения гереро с 80 000 до войны сократилась практически до 15 000 к 1911 г.[61] В Эльзасе и Лотарингии, аннексированных у Франции в 1871 г., германские военные вели себя как завоеватели, встречавшиеся с враждебным и непокорным населением. Один из самых вопиющих примеров такого поведения привел в 1913 г. к ожесточенным дебатам в рейхстаге, в результате которых депутаты вынесли вотум недоверия правительству. Это, разумеется, не заставило правительство уйти в отставку, но тем не менее стало свидетельством растущей популяризации мнений по поводу роли армии в жизни немецкого общества[62].

В то время многие люди не осознавали, в какой степени Бисмарк контролировал дикие устремления армии и ограничивал ее жажду к масштабным захватам территорий. Действительно, особенно после его принудительной отставки в 1890 г. возник миф, раздуваемый в том числе и разозленным экс-канцлером и его последователями, о Бисмарке как о лидере, который безжалостно разрубал гордиевы узлы политики и решал животрепещущие вопросы с применением силы. В общественной памяти Германии сохранились революционные войны 1860-х, а не два последовавших десятилетия, когда Бисмарк пытался сохранить мир в Европе, чтобы дать Германскому рейху возможность подняться на ноги. Ульрих фон Хассель, лидер консервативного сопротивления Гитлеру в 1944 г., записал в своем дневнике во время визита в старую резиденцию Бисмарка во Фридрихсру: