Читать интересную книгу Двойник китайского императора - Рауль Мир-Хайдаров

В углу столовой стояла высокая трехведерная напольная ваза-кувшин старинного фарфора; с нее почти в полный рост Анвара Абидовича был изо-бражен улыбающийся китаец с бритой головой и в таком же халате с золотыми драконами на черном атласе. Шарофат тонко понимала антиквариат -не зря семь лет прожила в Москве.

Анвар Абидович с улыбкой рассматривал двой-ника, затем встал в обнимку с кувшином, словно позируя для фотографа, и Шарофат ничего не ос-тавалось, как сбегать в соседнюю комнату за "Полароидом" и сделать моментальный цветной снимок. Сходство с моделью художника так поразило сек-ретаря обкома, что он долго не выпускал фотогра-фию из рук, любовался, спрашивал:

-- Как ты думаешь, это император? -- И сам же подтвердил: -- Да, похоже, очень похоже, но только мне не нравится мандарин, уж лучше китайский богдыхан, верно?

И оба весело рассмеялись.

-- А где же выпивка? -- спросил затем строго Анвар Абидович, оглядев стол.

-- Ты разве не пойдешь на работу? -- обрадова-лась Шарофат.

-- Нет, золотая, не пойду и вообще сегодня ос-таюсь у тебя на всю ночь. Имею я право загулять, как поступают мои верноподданные?

У Наполеона начинался кураж -- Шарофат чув-ствовала это и поспешила к домашнему бару, и тут же подкатила к столу звенящую дорогими бу-тылками тележку с напитками. Анвар Абидович чи-тал редко, только газеты, да и то без чего нельзя было обойтись, занимая такой пост. Но когда-то, во время учебы в академии, он наткнулся то ли в поваренной книге, то ли в романе из светской жизни на указание, что к малосольной семге хороша ох-лажденная водочка, к севрюге горячего копчения и вообще к рыбе -- белое вино, к мясу и дичи -крас-ное, а к кофе требуются ликер и коньяк, -- это он запомнил на всю жизнь и требовал на всех застольях соблюдать этикет. Из-за стола, где он оказывался тамадой, редко кто выходил трезвым.

Сегодня в обкомовском буфете была семга, неж-ная, розовая, жирная, и обед начали с водочки. Выпив, неспешно закусив, Анвар Абидович, как бы между прочим, спросил Шарофат в надежде, что потянется ниточка к золотым монетам, к которым пристрастился ее муж:

-- Как, Хаким не обижает?

Никогда прежде он о нем не расспрашивал, не интересовался, словно того и не существовало, и вдруг такая забота. Простой человеческий вопрос несколько смутил Шарофат, и она ответила вполне искренне:

-- Нет, не обижает. Но мне кажется, ему сле-довало бы бросить нынешнюю работу -- он плохо кончит.

-- Ну, ты не преувеличивай, он мне родственник все-таки, и, пока я жив, ни один волос с его головы не упадет.

-- Я не о том, -- настойчиво перебила его Ша-рофат. -- Его срочно следует показать хорошему пси-хиатру -- мне кажется, деньги уже свели его с ума.

-- Почему? -- с заметным любопытством пото-ропил он Шарофат. Золото не шло у него из головы.

Но Шарофат имела в виду другое: ее действи-тельно не интересовали ни деньги, ни золото, сте-кавшееся в дом, обилие того и другого и поведение мужа вызывали в ней порой отвращение -- оттого она искала уединения в надуманной, отвлеченной от жизни поэзии и неожиданном увлечении анти-квариатом.

-- Ты ведь знаешь, я не вмешиваюсь ни в твои дела, ни в его -- так воспитали дома, так вымуш-тровал меня ты. Раньше я не замечала, как и с чем он уходит на работу и с чем возвращается, мое дело женское: чтобы он ходил аккуратным, был сыт и в доме был уют, комфорт. Но вот года два назад я стала замечать, что почти каждый день он приходит домой то с портфелем, то с "дипло-матом", а уходит на службу с пустыми руками. Такое не могло не броситься в глаза, хотя, повто-ряюсь, я не ставила целью шпионить за мужем, вмешиваться в его дела -- это я на тот случай, чтобы ты не подумал обо мне плохо. Когда в доме скопилось портфелей и "дипломатов" сотни четыре, я сказала шутя: Хаким, не пора ли нам открыть галантерейный магазин? Если бы ты видел, как обрадовался он моей идее! На другой день он привез завмага галантерейного магазина с крытого базара, и все вывезли, почистили, на радость мне, все углы в доме.

Но он опять продолжал каждый день приходить с "дипломатом" или портфелем, один мощнее дру-гого и, конечно, с новехоньким. Сначала я думала: может, специфика работы такая -- важные документы каждый день к вечеру поступают, потом отбросила эту версию -- не такое уж у нас богатое государство, чтобы респектабельными "дипломатами" разбрасы-ваться. К тому же, если бы они принадлежали МВД, значит, были бы похожи один на другой.

Потом я решила, что это -- подарки: и портфель, и "дипломат" до сих пор в дефиците да и модны. Но зачем же начальнику ОБХСС тысяча "дипло-матов"? Абсурд какой-то! Мое женское любопытство взяло верх, и, ты уж меня извини, стала я под-глядывать, когда он по вечерам, поужинав, скры-вался у себя в кабинете с очередным "дипломатом" и, запершись, проводил там долгие часы. Порою я, не дождавшись его, одна засыпала в нашей ро-скошной спальне или в глубоком кресле у телеви-зора.

И что ты думаешь -- оказывается, он приносил деньги... Когда меньше, когда больше, и целыми вечерами он перебирал, сортировал, пересчитывал купюры. Приносил он всякие деньги: от замусо-ленных рублевок до новеньких, хрустящих сотен-ных -- эти ему были очень по душе, я видела. Если бы ты знал, с каким наслаждением он предавался своим ежедневным тайным делам! Он постоянно вел какие-то записи, что-то фиксировал в толстых амбарных книгах. На мой вопрос, чем он занима-ется по ночам, он неизменно с улыбкой вежливо говорил: служба, служба, дорогая, тайна, ты же зна-ешь, твой муж государственный человек, полковник. Поначалу меня это смешило, я даже развлекалась, представляя, чему он предается в единственные сво-бодные часы: ведь он тоже, как и ты, уходит на работу спозаранку, возвращается затемно, ни суб-бот, ни воскресений.

Мне казалось, что, появись ты в те вечера, когда он приезжает с "дипломатом", и займись мы лю-бовью при открытых настежь дверях, он бы этого не заметил -- так он бывает поглощен деньгами.

Через год все углы дома, кладовки, антресоли, шкафы вновь оказались забиты портфелями и "дип-ломатами", но тут уж выручил ты...

Анвар Абидович вспомнил, какой гениальный ход он придумал в прошлом году на похоронах отца. По мусульманским обычаям людям, пришед-шим на похороны, дарят платок или дешевую тю-бетейку, полотенце или рубашку. Наполеон вспом-нил о чапанах и халатах, скопившихся у него дома и у свояка, начальника ОБХСС, и о портфелях и "дипломатах", о которых он, конечно, знал; не мень-шее количество находилось у него самого и дома, и в шкафах просторного кабинета в обкоме; правда, до галантерейного магазина он не додумался. И на каждого пришедшего на похороны был надет чапан, и каждому вручался "дипломат" или портфель, но и тут делали подарки по рангу: кому парчовый халат и кожаный "дипломат" с цифровым кодом, а кому попроще. Таких роскошных подарков в этом краю не делал никто -- даже эмир бухарский, так уверяли аксакалы, и молва о щедрости Анвара Абидовича, об уважении его к памяти отца еще долго жила в народе.

Не исключено, что среди восьмисот шестидесяти человек, посетивших в скорбный день дом Тилляходжаевых, а учет велся строго, кто-то и получил обратно именно тот чапан, что сам некогда дарил секретарю обкома или его свояку, полковнику Нурматову, или тот "дипломат", в котором приносил взятку.

Надо отметить, что с похорон не только воз-вращаются с подарками, но и приходят туда с тугими конвертами -- должностных лиц и свадьба и похороны не оставляют внакладе, и день скорби превращается в официальный сбор дани и взяток -- везут и несут не таясь, прикрываясь народными обычаями и традицией.

Анвар Абидович только принимал соболезнова-ния и конверты и до подсчета, как свояк, не сни-зошел, не располагал на такие пустяки временем, но жена доложила, что собрали чуть более ста тысяч.

Кто скажет, что нынче похороны разорительны?

-- Я, конечно, не призналась, что знаю его тайну, только просила его почаще бывать со мной, читать, смотреть телевизор, но он упрямо говорил: нет уж, читай сама за нас двоих, а у меня дела. Но вот странно: уже скоро почти год, как он стал приходить без портфеля или "дипломата", но по-прежнему по вечерам запирается в кабинете и вновь пересчиты-вает деньги -- наверное, поменял те трешки и рубли, что собирал годами; мне кажется, он свихнулся и переписывает в бухгалтерские книги номера своих любимых купюр...

Вот теперь-то для Наполеона все стало ясно: он понял, когда свояк, как и он, перешел на золото, оттого и перестал таскать домой "дипломаты". Нет, не зря он задал в начале обеда невинный вопрос. А вслух он сказал спокойно:

-- Зря ты волнуешься, милая, работа у него действительно государственной важности, трудовая, и тайн в ней много, даже от тебя, -- он давал подпис-ку. А то, что он по ночам считает деньги, так у него служба такая: знаешь, сколько они изымают нетрудовых доходов у всяких хапуг и дельцов и вообще у людей нечистоплотных. Видимо, в управ-лении не успевает, потому и трудится дома -- тут у вас все условия, никто его не отвлекает. А с "дипломатами", портфелями выходит сущий беспо-рядок, безобразие, если не сказать жестче, -- я ему укажу. Инвентарь и имущество беречь следует -- тут ты права, умница...