Читать интересную книгу Двойник китайского императора - Рауль Мир-Хайдаров

Жизнь в Москве таила не только приятные сто-роны; вскоре появилось раздражение -- катастрофи-чески не хватало денег. Связь с Шарофат Анвар Абидович не афишировал -- на каждом курсе учились земляки, и его поведение быстро сделалось бы из-вестным человеку, которому он поклялся служить всю жизнь. А тот, закрывая глаза на многие че-ловеческие слабости, блудливых не любил, мораль его была пуританской, и по-пуритански жестко на-казывал нашкодивших. Сам человек сдержанный, ценил и в людях сдержанность. В общем, было чего опасаться, не говоря уже о семье -- о разрыве с Халимой не могло быть и речи.

Общежитие Шарофат находилось на улице До-бролюбова, у останкинского молокозавода; на такси уходила почти вся зарплата, что сохранили ему на время учебы. К тому же пришлось снять хорошую комнату для свиданий неподалеку от "Пекина", возле Тишинского рынка, и это стоило ему сто рублей в месяц -- одним словом: деньги... деньги... деньги...

Секретарем райкома до отъезда на учебу он про-работал всего три года и особенно близко к себе никого не подпускал, словно чувствовал, что когда-то карьера его круто пойдет вверх. Может, сказывалась и его природная осторожность: действовал он обычно через доверенных лиц, родственников, людей из сво-его рода, и то, что имел, казалось ему вполне до-статочным, но лишь в Москве обнаружил, что есть жизнь, на которую его денег не хватит.

Москва потрясла Анвара Абидовича не только этим открытием -- он тут прозрел, понял, с каким размахом следует ворочать дела.

И когда ему однажды позвонил начальник об-щепита района, справился о житье-бытье, самочув-ствии, Анвар Абидович, особенно не жалуясь, сказал: "А вы бы с начальником милиции, своим дру-гом, приехали, проведали, как мне тут живется, погостили у меня, по театрам походили..." Эти друж-ки особенно старательно искали к нему подход, когда он был хозяином района. Намек поняли правильно, и через неделю Анвар Абидович встречал на Ка-занском вокзале земляков, занимавших на двоих целое купе, -- с таким грузом Аэрофлот не прини-мает. С тех пор жизнь Анвара Абидовича в Москве наладилась, и он особенно не раздражался: гости подъезжали с четко выверенным интервалом -ни почте, ни телеграфу аспирант не доверял.

Получил он неожиданно еще одну помощь, и весьма ощутимую, но не сумма обрадовала Анвара Абидовича, а источник. По сложившейся традиции, аспиранты после каждого курса обучения, возвра-щаясь домой на каникулы, заходили в республи-канский ЦК, и первый их всегда принимал, рас-спрашивал о житье-бытье, о Москве, товарищах по учебе, о преподавателях. Явился с таким визитом-отчетом в ЦК и Анвар Абидович, волновался страш-но: а вдруг донесли и о Шарофат, и о частых гостях из района? Волнуйся не волнуйся, а избежать встречи невозможно.

Принял первый не откладывая, как только до-ложили, и Анвар Абидович посчитал это за добрый знак, но все равно испытывал страх и волнение, потели руки, дергалось веко. Волнение хозяин ка-бинета оценил как должное -наверное, отнес к величию собственной персоны и торжественности лич-ной аудиенции. Спрашивал обо всем подробно, до-тошно, но чувствовалось, что жизнь в академии он знал хорошо и ориентировался в ней не хуже своих аспирантов. Чем дольше он расспрашивал, тем уве-реннее чувствовал себя Анвар Абидович, успокоил-ся -- не знает, не донесли, не проведали. Впрочем, он был не так прост, чтобы выставлять свою жизнь напоказ, но ведь и догляд мог существовать изо-щренный -- об этом аспирант уже кое-что знал, но еще больше догадывался.

Заканчивая беседу, Верховный по-отечески тепло спросил:

-- Денег хватает? Не бедствуете? У вас, я знаю, большая семья, четверо детей?

Анвар Абидович слегка насторожился, но рапор-товал без раздумий:

-- Столовая в академии прекрасная, главное -- недорогая. Хватает. Я привык жить скромно, -- он уже ведал, что первый руководитель Узбекистана любит слово "скромность" -- оно у него из часто употребляемых.

Ответ, видимо, устроил хозяина, и он загадочно улыбнулся, потом вышел из-за стола, прошелся по кабинету, подошел к окну и долго смотрел на рас-кинувшийся через дорогу, у реки, утопающий в зелени стадион "Пахтакор".

Вот в эти минуты Анвар Абидович и натерпелся страху -- не высказать.

Верховный о чем-то долго раздумывал; порою казалось, что он забыл о нем. Затем он вернулся за стол, попросил секретаршу принести чай и за-душевно сказал:

-- Дорогой Анвар-джан, я ведь направляю вас в Москву не только для того, чтобы вы набрались знаний, защитили диссертации, стали учеными му-жами. Ученых мужей в Узбекистане хватает, даже перепроизводство, в кого ни ткни -- кандидат наук или даже доктор, первое место в стране по числу ученых людей на душу населения держим. Я хочу, чтобы вы завели дружбу с теми, с кем учитесь, а не варились в котле землячества и не пропадали на кухне возле казанов с пловом, как делает уже не одно поколение наших аспирантов.

Академия, на мой взгляд, это Царскосельский лицей, Пажеский корпус, Преображенский полк, ес-ли помните историю. Только оттуда выходят сек-ретари ЦК, секретари горкомов и обкомов, мини-стры, депутаты, редакторы газет и руководители дру-гих средств массовой информации -- люди, которые совсем скоро будут править в своих республиках и регионах, и с ними вы должны навести прочные связи, мосты -- вот ваша главная задача в столице, и на эту цель вам отведено целых три года. Только заручившись дружбой сильных мира сего, вы по-настоящему послужите Узбекистану, его процвета-нию. Уяснил?

Анвар Абидович от волнения, от важности до-верительного разговора потерял дар речи и только кивнул головой.

Хозяин кабинета сам разлил чай по пиалам и, нажав какую-то кнопку, сказал:

-- Сабир, зайди, пожалуйста, Анвар Тилляходжаев у меня из Москвы.

Вошел представительный мужчина, окинувший Анвара Абидовича внимательным взглядом, и по-ложил на стол перед первым тоненький почтовый конверт. Как только человек, которого назвали Сабиром, покинул кабинет, секретарь ЦК сказал:

-- Это вам, Анвар-джан, для наведения мостов -- отчета я от вас требовать не буду, надеюсь, что вы распорядитесь суммой разумно, и пусть с вашей легкой руки множатся повсюду друзья Узбекистана. Если возникнут дела, которые вам покажутся не по силам, звоните мне -- и всегда можете рассчитывать на помощь. Я имею в виду, что если кто-нибудь из преподавателей или аспирантов захочет посмот-реть Самарканд, Бухару, Хиву, Ташкент -пригла-шайте, встретим достойно.

На прощание Верховный неожиданно спросил:

-- Вас не смущает, не затрудняет моя просьба?

-- Я постараюсь оправдать ваше доверие, домулла[1], -- сказал растроганно Анвар Абидович и хотел поцеловать ему руку, но тот не позволил, сам по-отечески обнял аспиранта за плечи и проводил до двери.

Ошарашенный встречей, оказанным доверием, Анвар Абидович забыл про конверт и только вече-ром, в поезде, по пути домой, вспомнил и вскрыл его -там лежала сберкнижка на предъявителя, на счету значилось пятьдесят тысяч рублей.

Всю ночь в поезде он не мог уснуть -- душа ликовала, сердце готово было выпрыгнуть; он не раз выходил в коридор вагона остыть, успокоиться, но не удавалось, хотелось прыгать, плясать, петь. Нет, не оттого, что неожиданно получил в распо-ряжение пятьдесят тысяч бесконтрольных денег, нет, деньги его теперь не волновали. Радовался оттого, что стал доверенным человеком первого, цену его симпатий он знал -- не всякого тот миловал, при-ближал к себе, но своих в обиду не давал, даже виновных, -- Анвар Абидович знал это.

Еще вчера Анвар Абидович чувствовал себя ви-новатым перед Халимой, но после встречи в ЦК словно отпустили ему грехи и выдали индульгенцию на все будущие, он возомнил себя таким государ-ственным человеком, на такой высоте, что связь с Шарофат показалась ему недостойной терзаний его души. Выйдя из ЦК, он почувствовал, как воспарил над людьми, и посчитал, что его поступки не под-чиняются обычной человеческой морали, нравам, традициям и оттого уже не испытывал угрызений совести ни перед женой, ни перед Шарофат и ее родителями, ни перед собой. Отныне он становился сам себе судьей.

В Москве он часто скучал по дому, по семье и много раз мысленно видел встречу после разлуки -- прежде он никогда так долго не отлучался от близ-ких, но после аудиенции у Верховного вмиг сме-стились все ценности, доселе святые для него: дом, семья, дети. Душа его ликовала не от встречи с родными, детьми, женой, родовой усадьбой, он все еще пребывал на пятом этаже белоснежного здания на берегу Анхора и ощущал на плече надежную руку Верховного. Чувство это было так сильно, так будоражило его, что он не находил себе места в доме, не мог дождаться вечера. Как только стемнело, он направился в мечеть. С муллой у него давно сложились приятные отношения, хотя Анвар Абидович не афишировал этой связи, но помогал мечети щедро. Он уяснил, что ислам проповедует в прин-ципе то же, что и райком, -покорность, терпение, и обещания их почти совпадали: если ислам сулил рай в загробной жизни, то Анвар Абидович ори-ентировал народ на светлое будущее. Проще говоря, два духовных наставника понимали друг друга с полуслова.