Читать интересную книгу Русский след Трампа. Директор ФБР свидетельствует - Джеймс Коми

сотрудничать с американцами, поэтому детально описал все двадцать пять убийств, в которых лично принимать участие.

Многие мафиозные убийства на Сицилии в 1980-х годах включали в себя завлечение в удаленное место обреченного «человека чести», и удушение его. Мы часами сидели, слушая подробный обыденный рассказ Маннойи о детально проработанных уловках и жестоких последних минутах его работы. Он верил, что удушение, требовавшее помощи четырех других крепких мужчин, являлось благородным способом убийства, в отличие от трусливого использования оружия с расстояния.

Маннойя объяснил нам сложное правило, гласившее, что членам мафии запрещалось напрямую раскрывать себя как членов Коза Ностры. Как и в американской мафии, личность должна была оставаться тайной, и один член мог быть представлен другому члену лишь третьим членом, знавшим их обоих. Это правило против раскрытия однажды сыграло странную роль в двойном убийстве, в котором принимал участие Маннойя.

Он рассказал, как ему вместе с другими членами его мафиозной семьи поручили расследовать некие несанкционированные преступления, произошедшие на территории его семьи. Они исполнительно очертили круг обычных подозреваемых и остановились на двоих людях. Они забрали этих двоих в удаленное место и допросили каждого по отдельности. Даже после использования классических приемов вроде «дилеммы заключенного» — убеждение каждого подозреваемого, что другой собирался впутать его — члены мафии не добились признаний. Две группы допроса посовещались и, по рассказу Маннойи, пришли к выводу, что эти двое преступников в действительности были невиновны в злодеяниях, о которых шла речь. Мы спросили его, что случилось дальше.

— Мы задушили их, — последовал его обыденный ответ.

— Почему?! — воскликнул Пат Фитцджеральд. — Они же были невиновны.

— Потому что своими вопросами мы показали свою принадлежность к Коза Ностре. Мы не могли позволить им жить с этим знанием».

— Так зачем же вы вообще затеяли этот опрос? — вмешался я.

— Я не понимаю, — Маннойя нахмурил обрамлявший грустные глаза безмятежный лоб. — Это наш долг.

* * *

Маннойя был первым киллером мафии, вызванным нами для дачи показаний против Джона Гамбино. За ним мы представили еще одного киллера сицилийской мафии, Гаспаре Мутоло, также ставшего сотрудничающим свидетелем. Наши итальянские коллеги прятали его в пустом женском монастыре в итальянской провинции, и, прежде чем он даст свидетельские показания, Фитцджеральд и я, совместно с агентами ФБР, полетели в Рим, чтобы опросить его. Пока мы ели домашнюю пасту, приготовленную для нас этим профессиональным убийцей, Мутоло излагал свою жизнь в качестве «человека чести» Коза Ностры.

Хотел бы я сказать, что чувствовал что-то особенное, находясь в присутствии серийного убийцы, протягивавшего мне чашку с эспрессо в пустом женском монастыре. В фильмах в этот момент на фоне может играть какая-то тревожная музыка или может тускнеть свет. Но ничего этого не было. У зла обычное лицо. Оно смеется, оно плачет, оно отвлекает, оно оправдывает свои действия, оно делает отличную пасту. Эти убийцы были людьми, пересекшими несмываемую черту в человеческом жизненном опыте, умышленно забрав чужие жизни. Все они сочинили свое собственное изложение, чтобы объяснить и оправдать свои убийства. Никто из них не считал себя плохими людьми. И все до единого они говорили одно и то же: первый раз было очень, очень тяжело. После этого, не настолько.

Мутоло убил так много людей, что не мог вспомнить их всех. После того, как назвал почти тридцать человек, он добавил, что, надо полагать, было еще семь или восемь. В определенный момент он вспомнил, как убил человека по имени Галатало. Затем он вспомнил, как тесаком для мяса ударил еще одного человека по имени Галатало, но тот человек не умер. Стоя на свидетельской трибуне, он вспомнил, что на самом деле убил еще одного человека по имени Галатало, в сумме убив двоих Галатало, и одного Галатало просто ударив в грудь тесаком для мяса.

В течение дня я был в суде, пока Мутоло давал показания, раскрывая секреты мафиозного царствования смерти и преступности, в то время как мои вечера были заняты встречами с «Сэмми Быком» Гравано в убежище, контролируемом Службой маршалов Соединенных Штатов. Гравано перед этим давал показания против босса семьи Джона Готти в федеральном суде Бруклина, где адвокаты защиты акцентировали внимание на его вовлеченности в девятнадцать убийств. «Сэмми Бык» не знал этого, но частью нашей стратегии было представить киллеров мафии таким образом, чтобы присяжным фактически уже наскучили детали мафиозных убийств к тому моменту, как Гравано, наш звездный свидетель, предстал перед ними. Мы надеялись, что это выставит Гравано в более благоприятном свете перед присяжными.

Однако Гравано отчасти рассматривал это как профессиональный позор. Однажды вечером я вошел в конференц-зал убежища. Гравано со взглядом отвращения швырнул передо мной на стол нью-йоркский таблоид. Он читал статью с мрачным подсчетом количества жертв нашего свидетеля, сицилийского киллера, которое было намного выше его собственного. Указывая на газету, Гравано рявкнул: «Боже, Джимми, из-за тебя я выгляжу долбаной школьницей».

Благодаря работе дюжин следователей и прокуроров, хватка Коза Ностры на профсоюзах была разрушена, ее лидеры заключены в тюрьму, и ее господство по обеим сторонам Атлантики уничтожено. Присяжные по делу Джона Гамбино фактически не смогли прийти к согласию 11-1 по всем самым серьезным обвинениям, при весьма подозрительных обстоятельствах, но он, не дожидаясь повторного слушания, признал себя виновным, был приговорен к пятнадцати годам в федеральной тюрьме и впоследствии скончался. В Нью-Йорке все еще есть люди, называющие себя итальянской мафией, но это пестрое сборище мелких преступников, за которое было бы стыдно «Счастливчику» Лучано. Это скорее напоминает «Клан Сопрано» без терапевта.

Глава 3

Задира

Члены мафии могут одеваться и говорить специфическим образом, но все они являются частью довольно распространенного вида — задир. Все задиры по большей части одинаковы. Они угрожают слабым, чтобы подпитывать некую бушующую внутри них неуверенность. Я знаю. Я видел это вблизи.

Когда люди видят меня, первой реакцией они всегда обращают внимание на мой рост. С моими метр восемьдесят меня трудно не заметить. Но когда я был ребенком, я был чем угодно, только не внушительным. На самом деле, когда мы с родителями переехали из Йонкерса, штат Нью-Йорк, в Аллендейл, штат Нью-Джерси, я был в пятом классе, и быстро перешел из разряда всеобщих любимцев в разряд всеобщей мишени для задир.

С рождения я жил в скромном доме, плотно стоявшем с другими скромными домами, в Йонкерсе. Практически все мои родственники были из Йонкерса, городка синих воротничков в северной части Бронкса, одного из пяти районов Нью-Йорка. Мои прадеды были частью волны ирландской эмиграции