Читать интересную книгу Гузи-гузи - Наталья Никольская

– Иван Кузьмич, – Вершинина подумала, что пора, наверное, направить разговор в нужное русло, – вы ведь знаете Буторина?

Коломиец удивленно поднял брови.

– Знаю, конечно. Он что, замешан в каком-то кровавом убийстве?

– Он ни в чем не замешан, просто я хотела у вас узнать, как у человека, который в курсе кулуарных дел, происходящих в нашем правительстве… – тут она понимающе улыбнулась.

Иван Кузьмич заинтересованно посмотрел на ее, молчаливо предлагая продолжать.

– Я предполагаю, что там постоянно происходит какое-то движение. Я имею в виду, кто-то идет на повышение, кого-то перемещают вниз, все эти рокировки происходят по какому-то плану, ведь так?

– Вы очень догадливы, Валечка, – снисходительно улыбнулся Кузьмич.

– А вы в курсе предполагаемых перемещений?

– Ну, может быть, не всех, но…

– Понятно. Тогда ответьте мне, если это, конечно, не является государственной тайной, на чье место может претендовать Игорь Семенович?

– Ну, какие от вас могут быть тайны, – он прикоснулся к ее плечу, – он один из претендентов на место Воронина, третьего зама губернатора. Но так как Воронин крепко сидит на своем месте, по-видимому, Буторину еще долго быть министром.

– Вы сказали, один из претендентов. А кто же – другой.

– Вениамин Ильич Морозов, – генеральный директор ОАО «Турбина». Он крепкий хозяйственник, сумел поднять такой огромный завод. По мне, так он гораздо лучшая кандидатура, чем Буторин, но в списке он стоит под номером два.

– Значит, если по каким-либо причинам место Воронина освободится…

– …его тут же займет Буторин, – закончил за Вершинину Коломиец.

* * *

По дороге в милицейское общежитие Толкушкин заглянул в продуктовый магазин. Он решил для пущей убедительности прихватить с собой пару бутылок водки и каталку колбасы. Деньги на эти необходимые покупки были выделены ему «сердобольным» Мамедовым. За месяц стажировки Толкушкин зарекомендовал себя как сообразительный и расторопный малый, готовый в любое время выполнить любое поручение.

Вершинина была довольна, что остановилась на его кандидатуре. Нынешнее задание давало широкий простор его воображению: он должен был проникнуть в милицейское общежитие, где под видом журналиста намеревался вступить в беседу со стражами закона, проживающими в нем.

Толкушкин был очень горд своей миссией, говорившей о несомненном доверии к нему со стороны Вершининой и позволявшей ему в полной мере проявить свое умение перевоплощаться, блеснуть красноречием и артистическим талантом. Он любил театр, принимал живое участие в школьной самодеятельности и к тому же прекрасно владел пером.

Выйдя из супермаркета, Валера сел на троллейбус и, проехав шесть остановок, оказался перед двумя блоками кирпичных девятиэтажек, где обитали как холостые, так и обремененные семейными узами блюстители порядка.

Наручные часы показывали без семи четыре. Если учесть, что Андронов всю ночь патрулировал спящий город, а потом был задействован в дачном происшествии, то он, по всей видимости, находился сейчас в своем «трехкоечном нумере».

Подслеповатая старушка, беспокойно шамкая вставными челюстями, шустро выбежала из-за своей конторки и преградила Толкушкину дорогу своим тщедушным тельцем.

– Куды прешься-то, соколик, – ласково поинтересовалась она у слегка оторопевшего Толкушкина, который едва успел переступить через порог.

От наблюдательного Толкушкина не могло укрыться то обстоятельство, что чем мельче человек по должности и по росту, тем агрессивнее он относится к простому обывателю. Валера расплылся в самой обаятельной улыбке, приберегаемой им для особо важных случаев и особо вредных старушек, каковой несомненно являлась данная особа.

Он достал из кармана припасенное специально для такого случая удостоверение в алом коленкоровом переплете и сунул ей под нос.

– Внештатный корреспондент газеты «Комсомольская правда», с особым заданием, – прошептал он ей в ухо. – Вы должны мне помочь.

Бабуля несколько отпрянула, уважительно и недоуменно воззрясь на Толкушкина.

– Как ты сказал, соколик? – старушка вся обратилась в слух и пока Валера повторял ей, с ее лица не сходило вдумчиво-сосредоточенное выражение.

Она уже готова была помочь, ей только нужно было время, чтобы «въехать». Наконец, оставив обычную стариковскую подозрительность и проникнувшись гражданским долгом, она спросила:

– Вам к кому?

– Господин Анненков порекомендовал мне поговорить со старшим сержантом Андроновым, – торжественно произнес он.

– Сейчас, соколик, я мигом, – она суетливо забежала за перегородку и, нацепив очки, ожесточенно начала листать журнал, – третий этаж, триста восьмая комната.

– Спасибо, бабуля, – Толкушкин было направился к лестнице, но старушенция снова тормознула его.

– Сынок, фамилию-то я твою не разобрала, положено записать.

– Толкушкин, бабуля. Валерий Толкушкин.

Он взбежал на третий этаж и прошел в конец коридора, чье тусклое пространство, как «ливневка» после дождя, наполнялась отзвуками голосов, включенных радиоприемников, телевизоров и передвигаемой посуды. С кухни тянуло запахом тушеной капусты.

Валера остановился перед обшарпанной деревянной дверью, когда-то выкрашенной светло-голубой краской и громко постучал.

– Кто там еще? – раздался недовольный заспанный голос.

Валера толкнул дверь, которая со скрипом открылась и заглянул внутрь.

– Мне бы Андронова увидеть, – улыбаясь, спросил он.

– Ну, я Андронов. Что дальше?

Почесывая всклокоченную голову, на кровати сидел крупный русоволосый парень в сатиновых «семейных» трусах в горошек и удивленно смотрел на Толкушкина.

«Нумер» был действительно трехкоечный, но две другие кровати, стоящие вдоль стен, были не заняты. Прямо у двери гудел поцарапанный холодильник, дверка шкафа висела на одной петле, возле стола, загроможденного горой немытой посуды, валялось два стула.

– Очень приятно, господин Андронов, – масляно улыбаясь, произнес Толкушкин, – я так вас и представлял. Прямо герой нашего времени!

– Че-го, че-го? – грубо, но уже не так уверенно протянул Андронов.

– Ох, простите я не представился, – затараторил Толкушкин, – внештатный корреспондент газеты «Комсомольская правда» Валерий Толкушкин, готовлю материал о молодых работниках правоохранительных органов. Встретиться с вами мне порекомендовал Григорий Иванович Анненков.

– Анненков? – тупо уставился на Толкушкина Андронов.

– Да, да, начальник городского отдела полковник Анненков, вы что не знаете его?

– Е-мое, – Андронов снова почесал голову, – я-то думал, ты про Темку говоришь.

Толкушкин объяснил себе его тотальную непонятливость тем, что Андронов еще не совсем проснулся.

– Про какого Тему вы говорите? – переспросил в свою очередь Толкушкин.

– Да про одноклассника моего, Артема Анненкова, – пояснил Андронов.

– Знаете что, Павел, – Толкушкин достал из пакета бутылку «столичной», – если у вас нет возражений, мы бы могли продолжить наше интервью за дружеским, так сказать, столом. Повторяю, если у вас нет возражений.

– Так бы сразу и сказал, – лицо Андронова начало расползаться в блаженной улыбке.

* * *

Едва я успела дописать наш с Алискером разговор с Буториным (после сытного обеда с Коломийцем мысли на удивление быстро шевелились), раздался телефонный звонок.

– Вершинина слушает.

– Валентина Андреевна, сообщаю с места событий, – пародируя ультра серьезную манеру телекорреспондентов, приступил к докладу Антонов. – Буторин отъехал от здания администрации и направляется в сторону Волги, следую за ним. Какие будут распоряжения?

– Перестать дурачиться и продолжать наблюдение, – строго сказала я.

– Вас понял, – рапортовал Антонов-старший.

– Держи меня в курсе, Саша.

Я положила трубку и закурила. Через несколько минут в кабинет ввалился Мещеряков. Заметив коломийцевскую розу, он хитро сощурился.

– Ну, наконец-то, Валентина…

– Что наконец?

Он молча кивнул в сторону томящейся в бутылке из-под текилы розы и расплылся в улыбке.

– Тайный воздыхатель или явный? – Мещеряков беспокойно заморгал.

Он, надо сказать, постоянно изводил меня по-отечески нудными советами. Я тысячу раз цитировала ему иронические и едкие замечания Лароша по поводу глупой людской привычки советовать что-либо и советоваться о чем-либо, но Михал Анатолича с «завидным» постоянством не хотел лакомиться плодами изощренной французской мысли. Моя «неустроенная» личная жизнь не давала ему покоя.

– Это я сама себе подарок сделала, нравится? – попыталась вывернуться я.