Читать интересную книгу Байки на бис - Лев Дуров

А кто играл тучку?! Ну кто? Никто. А я играл. Сам придумал решение и сам играл. И летал на семиметровой высоте, повиснув на веревочной лестнице в гриме эффелевского бога, в фартуке, резиновых сапогах и с лейкой в руках.

И добрая волшебница, которую играла В.А. Сперантова, кричала мне снизу:

– Здравствуй, тучка!

А я ей сверху в ответ:

– Здравствуй, мать! Что изволишь приказать? Хочешь снега или града?

– Снега, града – нам не надо.

Ты листочки поскорейТеплым дождичком полей,По листочкам постучи,Только нас не замочи.

И я, полив цветочки из лейки и потанцевав с жучками и букашками, улетал дальше.

– Полечу теперь опять Кукурузу поливать!

Это был очень красивый спектакль – «Цветик-семицветик». Огромная деревянная жирафа, качая своей длинной шеей, прощалась с детьми:

– До свиданья, до свиданья, до свиданья.

Зал хором отвечал:

– До свиданья, до свиданья, до свиданья!

И сцену заполняли огромные разноцветные шары. Они медленно плыли в воздухе, паря над сценой… И звучал вальс.

– До свиданья, до свиданья, до свиданья…

А вообще моя первая роль в театре – это талантливое исполнение на сцене задней части коня. И в этом нет ничего обидного. Быть задом Конька-Горбунка – это как дедовщина в армии. Каждый новенький через это проходил. В афише слово «зад», конечно, не писалось. Указывалось просто: «Горбунок» – и две фамилии исполнителей переда и зада.

На «синий огонек»

Кстати, моя первая «человеческая» роль была провальной. Шел тогда спектакль «Как закалялась сталь», в котором мне пришлось в роли Вани Жаркого заменить заболевшего актера. Сюжет-то был простенький: Ване предстояло сплясать, и когда на сцене погаснет свет, взвалить на плечо бревно и уйти на «синий огонек». Сплясал, бревно взял, а огонек почему-то так и не загорелся. В потемках Ваня уткнулся головой в стену.

Пришлось актерам импровизировать и спасать спектакль.

Писсуар легендарного полководца

Среди нашей братии бытует поговорка «волка кормят ноги, а актера – елки». Понятно, речь идет о новогодних детских представлениях. Когда я работал в детском театре, то играл на елках везде: в Колонном зале, в Парке культуры, в Кремле, в клубе «Каучук», в клубе Зуева, в клубе Горбунова, в детских садах. Где только не играл!

И вот однажды в Кремле между елками захожу в необходимую всем комнату с буквой «М».

Стою, журча. Рядом встает еще кто-то. Тоже журчит. Я скосил вниз глаза – вижу генеральские лампасы. И вдруг печальный вздох:

– Ох, ох, ох!.. – И через короткую паузу провоцирующее на вопрос: «Что вы говорите?»: – Да-а-а?!

Молчу, журчу…

– Да, молодой человек, а ведь вы и не знаете, что это любимый писсуар Климента Ефремовича Ворошилова. Да-да-да!..

И лампасы ушли. И столько было в этом «да-да-да» боли, что я невольно прервал прозаический ритуал.

Действительно, какой-то задрипанный артист узурпировал любимый писсуар легендарного полководца, луганского слесаря Клима. Правда, я до сих пор не знаю ни одного сражения, выигранного им, да и конармейскую тачанку, кажется, изобрели махновцы. Но это неважно. Все равно – легендарный.

Глядя в любимый фаянсовый маршальский эллипс, я выдержал секунду уважения и… дописал. Потом вымыл руки кремлевским мылом и отдал писсуару честь.

Ещё хуже, чем шпионаж

Порой мы играли по десять елок в день. Пахота была чудовищная, но по тем временам только этим можно было подзаработать.

И вот в Детском театре артист Молодцов на елке играл Петуха. У него были такие красные ноги с большими желтыми когтями. В таком наряде ходить он не мог – передвигался по сцене прыжками. И вот однажды он чувствует, что опаздывает на Кремлевскую елку. Тогда он решает не снимать петушиные ноги, сверху надевает длинное пальто и из Детского театра прыгает на улицу. Такси взять не может. И тогда он скачет напрямик через Красную площадь, со стороны представляя диковинную картину: здоровенный мужик в длиннополом пальто скачет, как козел, с петушиными ногами. Как только он поравнялся с Мавзолеем, его вдруг схватили и через Спасские ворота куда-то поволокли. Стали обвинять в шпионаже (только шпионы пересекали границу на копытах), устроили дознание. Когда он объяснил, что бежит на елку в таком виде, ему, разумеется, не поверили, но все-таки решили позвать кого-то из артистов с Кремлевской елки для опознания «петуха». Пришел я, клялся, клялся, божился, что Молодцов никакой не шпион. Кажется, убедил. Отпуская его, генерал сказал: «Хорошо, я верю, что он не шпион. Но то, что он бежал в куриных ногах мимо усыпальницы вождя мирового пролетариата, это еще хуже, чем шпионаж».

Стихи о Ленине

В стародавние времена существовала традиция: на Новый год в Колонном зале ставили для детей елку, на которой Деда Мороза изображал Владимир Ильич. Да-да-да, сам Владимир Ильич!

Он гулял по лесу, вокруг него собирались зверюшки – они танцевали, прыгали, короче, веселились сами и веселили Владимира Ильича. Конечно, были там и темные силы, но дедушка Ильич с помощью этих зверюшек побеждал их. А потом под крики детей: «Елочка, зажгись!» – Владимир Ильич зажигал эту елку, и все танцевали вокруг нее.

Завершался этот спектакль тем, что заранее подготовленные дети выходили на сцену и читали стихи о Ленине. Они известны, их не так уж и много: «С кудрявой головой, он тоже бегал в валенках по горке ледяной».

И вот однажды из первого ряда стал раздаваться истошный крик:

– Я хочу! Я хочу!

Кричал маленький мальчик и рвал себе пальчики, как хазановский студент кулинарного техникума. Ведущему ничего не оставалось, как пригласить его на сцену:

– Ну конечно, конечно! Иди сюда, мальчик. Хочешь прочитать стихи о Ленине?

– Да, я хочу о Ленине!

– Хорошо, ты знаешь стихи о Ленине?

– Да, я знаю о Ленине!

– Ну иди к микрофону.

Мальчик поднялся на сцену, подошел к микрофону и начал: «По улице шел зеленый крокодильчик… И вдруг обосрался…»

У меня было такое ощущение, будто в зале рухнули все хрустальные люстры. Наступила гробовая тишина… Тут кто-то из ведущих попытался выйти из положения: схватил какого-то зайчика или медвежонка, сунул его мальчику в руки и стал выпроваживать со сцены:

– Ну ты иди, иди. Спасибо тебе! Все хорошо, все хорошо. Елка продолжается!

Мальчик спустился со сцены, нашел свое место и сел. И вот тут мы увидели страшную картину. Он сел рядом с большим-большим дядей. А дядя отрекся от ребенка. Он сделал вид, что это чудовище, которое только что сошло со сцены, не его сын, не его внук и вообще никакого отношения к нему не имеет. Но самое страшное, что сам мальчик каким-то подсознанием понял, что он совершил нечто ужасное, и вел себя так, будто этот громадный дядя не его папа, не его дедушка и он к нему тоже никакого отношения не имеет.

Возникла маленькая пауза, были притушены огни. Потом ярко вспыхнул свет, и все увидели, что в первом ряду два пустых кресла: дядя с мальчиком в темноте умудрились смыться. И правильно сделали – еще неизвестно, чем бы для них закончилось это новогоднее представление. И для дяди, и для маленького мальчика, которому так хотелось прочитать стихи о Ленине.

Антиснегурочка

Еще был случай во время новогодней детской елки, когда Снегурочку играла Валечка Туманова. Это была такая странная елка. Как бы антиелка. И была антиснегурочка. Она как будто бы была очень плохой девочкой. По сюжету она это делала для того, чтобы проникнуть в стан злых сил и выведать у них все тайны – чтобы в конце концов празднование Нового года состоялось. И была у нее такая реплика: «А Дедушке Морозу я не дам слово учиться на одни пятерки!»

Однажды Валечка сказала:

– А Дедушке Морозу я не дам… – и замолчала.

Воцарилась пауза. И вдруг в зале какой-то мужчина произнес:

– Во дают!

Началась дикая истерика, уж как закончили эту елку, я не помню.

Как я играл Лису

У меня есть одна трагическая история. Меня за всю жизнь только однажды сняли с роли. Ни разу не снимали, даже Райхельгауз в «Чайке». Как я уже писал, тогда весь заработок был – одни елки. Говорухин в то время еще не снимал фильмы, так что делать было нечего, и мы где только не играли.

И вот я играл в Колонном зале Медведя. А заболела актриса. И мне сказали, чтоб я сыграл Лису. Выручай, спасай, на тебя смотрит Колонный зал. Ну, напялил шкуру лисы. И подумал, что лиса – это значит надо быть таким кокетливо-женственным… И я стал ко всем приставать – к волкам, к медведям, к Деду Морозу…

А тогда директриса была, Шульга, такая женщина огромная, с такой «халой» на голове и таким очень сильным мужским лицом. И когда закончилась елка, я уже был снят. И я слышал ее монолог. Она кричала:

– Это что за лиса???!!! У мальчишек пиписьки напряглись! Это что за лиса? Эта лиса – это не только проститутка, но и б…ь!

Дедушка Хо

Каждый новый спектакль в ЦДТ был для нас огромным творческим событием. По причине нашей «детскости» острые общественно-политические страсти обходили нас стороной.