Вернувшись назад, к славе, она купается в ее теплом зеленом взгляде.
Смерть, жизнь, маг и розы
Прислушайтесь к миру. Он называется Блис, и его совсем не трудно слушать: звуки могут быть смехом, вздохами, осторожными отрыжками. Они могут «тук-тукать» машинами или бьющимися сердцами. Они могут быть дыханием бесконечного множества их слов. Они могут быть шагами, звуками поцелуя, пощечины, плачем младенца. Музыкой. Да, музыкой. Звуки клавиш машинки всю Черную Ночь — сознание, целующее только бумагу? Возможно. Они забывают о звуках и словах и смотрят на мир.
Во-первых, цвет. Назовите один. Красный? Вот берега реки этого цвета, и между ними струится зеленый ручеек с пурпурными камешками на дне. Желтый, серый и черный — город в отдалении. Здесь, на открытом поле, по обеим сторонам реки, стоят павильоны. Назовите любой цвет — они всюду вокруг. Больше тысячи павильонов, как воздушные шары, как парики, как грибы без ножки, сверкают на голубом поле, украшенные вымпелами, движущиеся разноцветные люди. Три ярко-лимонных моста перекинуты через реку. Река течет к тягучему морю, которое волнуется, но редко бушует. Оттуда, вверх по реке, идут барки, и лодки, и другие корабли, которые пристают вдоль берегов. Многие спускаются с неба, приземляются повсюду на голубом газоне поля. Их пассажиры двигаются среди павильонов. Это люди разного сорта и разных рас. Они играют. Они издают звуки и носят разноцветные одежды. Подходит?
Запахи цветущей природы нежны, и их поцелуем приносит ветерок. Когда этот ветерок и эти запахи доносятся до ярмарки, они неуловимо меняются. Появляется запах пыли, который очень неприятен, и запах пота, который не может быть очень неприятен, если часть его — твоя собственная. Затем, там имеются запахи дымка костра, пищи и чистый аромат спиртных напитков. Понюхайте мир. Попробуйте его, проглотите, оставьте в своем желудке. Горите им.
… как человек с повязкой на глазу и альпенштоком.
Он ходит среди потаскух и кобыл, толстый, как евнух, каковым не является. У него очень странного цвета кожа, а его правый глаз — вращающееся серое колесо. Недельной давности борода обрамляет лицо, а пятно его одежды вообще лишено какого-то цвета. У него ровная походка. Его руки сильны.
Он останавливается купить кружку пива, подходит, чтобы посмотреть на бой петухов.
Он делает ставку на меньшую птицу, которая разрывает большую пополам, и оплачивает свое пиво.
Он смотрит на представление лишения невинности, пробует образец наркотика, отодвигает в сторону коричневого человека в белой рубашке, который пытается угадать его вес. Затем из ближайшей палатки появляется коротышка с близко посаженными черными глазами, подходит к нему, дергает его за рукав.
— Да?
Голос у него глубокий, как бы исходящий из какого-то центра внутри, и очень впечатляющий.
— По вашей одежде я могу судить, что вы проповедник.
— Да, я проповедник не-теистического, не-сектантского толка.
— Очень хорошо. Хотите заработать немного денег? Это займет всего несколько минут.
— Что мне надо будет делать?
— Человек собирается совершить самоубийство и будет похоронен в этой палатке. Могила уже вырыта, и все билеты проданы. Но публика уже начинает волноваться. Исполнитель отказывается работать без соответствующего религиозного сопровождения, а нам никак не удается протрезвить проповедника.
— Понимаю. Это будет стоить вам десятку.
— Пятерка.
— Найдите себе другого проповедника.
— Ну, хорошо, десятка. Пойдемте! Они уже начали хлопать в ладоши и свистеть!
Он заходит в палатку, моргает.
— Вот проповедник! — кричит распорядитель. — Теперь мы готовы и можем начинать. Как твое имя, папаша?
— Иногда меня называют Мадрак.
Человек замолкает, поворачивается, облизывает губы.
— Я… я не знал.
— Не важно, давайте начнем.
— Хорошо, сэр. Эй, расступитесь! Дайте пройти! Дорогу!
Толпа расступается. В палатке собралось, наверное, человек триста. Наверху сверкают огни, освещая огороженный веревкой круг земли, в которой вырыта могила. Насекомые летают в пыльных дорожках, идущих по лучам света. Открытый гроб стоит перед вырытой могилой. На небольшой деревянной платформе — стул. Человеку, сидящему на стуле, наверное, лет пятьдесят. У него плоское лицо со множеством морщин, худое тело. Глаза слегка навыкате. На нем только шорты, и у него много седых волос на груди, руках и ногах. Он наклоняется вперед, косится на двоих людей, пробирающихся через толпу.
— Все готово, Домлин, — говорит коротышка.
— Моя десятка, — напоминает Мадрак.
Коротышка сует ему сложенную бумажку, которую тот осматривает и кладет в бумажник.
Коротышка взбирается на платформу и улыбается толпе. Затем он сдвигает на затылок свою соломенную шляпу.
— Теперь все в порядке, друзья, — начинает он, — и мы можем начать. Я знаю, что вы сами увидите, что ждали не напрасно. Как я объявил ранее, этот человек, Домлин, готов совершить самоубийство прямо на ваших глазах. По личным причинам покидает он Большую Гонку и решил заработать немного денег для своей семьи, согласившись сделать это на людях. За его представлением последуют самые настоящие похороны в этой самой земле, на которой вы сейчас стоите. Несомненно, прошло очень много времени с тех пор, как кто-нибудь из вас видел настоящую смерть, и я сомневаюсь, чтобы кто-нибудь из присутствующих хоть раз видел похороны. Поэтому мы почти готовы передать это наше представление в руки проповедника и мистера Домлина. Похлопаем им обоим.
Раздаются звуки аплодисментов.
— … И последнее слово предостережения. Не стойте слишком близко. Мы держим наготове пожарных, несмотря на то, что наша палатка обладает полной огнестойкостью. А теперь все, начинаем!
Он спрыгивает с платформы, и Мадрак восходит на нее. Он наклоняется к сидящему человеку, рядом с которым ставят жестянку с надписью «ВОСПЛАМЕНЯЮЩЕЕ».
— Вы уверены, что хотите этого? — спрашивает он человека.
— Да.
Он глядит ему в глаза, но зрачки не расширены и не затуманены.
— Почему?
— По личным причинам, Отец. Я бы предпочел не говорить об этом. Причасти меня, пожалуйста.
Мадрак кладет свою руку на голову человека.
— Если я только буду услышан чем-нибудь, что может прислушаться, а может и не обратить внимания на мои слова, если это вообще имеет значение, я прошу, чтобы ты был прощен за все, что мог сделать и не успел сделать и что требует прощенья. Соответственно, если не прощенье, а что-то другое будет необходимо, чтобы принести тебе хоть малейшую пользу после того, как ты погубишь свое тело, то я прошу, чтобы это другое, каким бы оно ни было, дано было тебе или не дано, как это может оказаться, в общем, чтобы ты получил вышеуказанное прощение. Я прошу об этом, являясь посредником между тобой и тем, что может быть не тобой, но что может получить выгоду в том, чтобы ты получил как можно больше от нее, и на что может повлиять эта церемония. Аминь!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});