Читать интересную книгу В поисках праздника - Виталий Капустянский

– Нет, мой бедный друг, мы пойдем дальше, – усмехается Женя, раздвинув руки, как Андрей.

Окрыленные, мы вновь выходим на широкую дорогу, из столовой спускаются сытые студентки, они одеты в мини-юбки, шорты и легкие, прозрачные накидки. Навстречу нам, играя бедрами, в купальниках, состоящих из цветных лоскутиков ткани, спускаются длинноногие студентки-мулатки, они широко улыбаются, обнажая белые зубы. Справа по бетонной лестнице быстрым, прыгучим шагом спускаются девушки с теннисными ракетками, у одной девушки так красиво взлетает грудь, что у некоторых аргонавтов прерывается на время дыхание. Мы поднимаемся по лестнице к домикам-полубочкам, наш Геракл знакомится с одной дискотечной звездой, у нее длинные распущенные волосы, лицо непокорной красавицы, вулканическая грудь и упругие бедра танцовщицы. Форсируя знакомство, он пытается ворваться к девушке в домик, но красивая, загорелая рука останавливает распаленного Геракла, и он покорно следует за нами. Переполненные первыми впечатленьями, мы шли по морскому побережью, блуждая мечтательными взглядами по яркому горизонту. Возвращаясь на отдаленную стоянку, у некоторых аргонавтов возникали соображения изменить позицию лагеря и поселиться ближе к очаровательным амазонкам. Что можно сказать о пляжах, они были везде одинаковые, словно клавиши пианино, бетонные пирсы на расстоянии сорока метров друг от друга, устремлялись в море, на песчаном берегу стояли деревянные топчаны, скрытые ребристой крышей навеса. Впрочем, был и еще один пляж, нудистский, но об этом попозже. Поужинав, я улегся на свое диктаторское ложе, а отряд воинов во главе с Гераклом готовился к вечерней вылазке. Саша тщательно расчесывал пышную челку, а я мысленно облачал его в разные золотые латы. Наш беспокойный воин Орфей, жалуясь на лишения и тяготы нашей праздной службы, решил остаться со своим дорогим диктатором. В десять часов вечера, когда море загадочно потемнело, Геракл, приложив мускулистую руку к груди, неожиданно вскинул ее вверх и гордой поступью зашагал с горы, увлекая за собой отряд горячих добровольцев. В лагере «МЭИ» проходил конкурс «Мисс Алушта», из мощных колонок вперемешку с музыкой вылетали имена участниц, которые морской ветер разносил по побережью. Мой взгляд плыл по потемневшему горизонту моря и возвращался, перебирая огоньки дальних берегов, и снова уносился за горизонт, не знаю почему, но я мучительно пытался охватить все море. Вокруг нашего лагеря, словно по взмаху невидимой дирижерской палочки, запел хор цикад, и я подумал о том, как мне придется засыпать под назойливые, колыбельные песни. Теплая усталость гудела в моих мышцах, и все же я был рад и представлял свои новые приключения по южному краю. Кипарисы в лагере «Днепрорамзэс» вспыхивали то красным, то синим светом, оглушительные ритмы диско сливались со звонкими голосами юных девиц. И все же «МЭИ» стрелял мощней из звуковых диско-орудий, откровенно объявляя в паузах объемы загорелых красавиц. В мое морское мечтание временами вклинивался Орфей, он ходил на одном месте и протоптал бы, наверное, целый ров, который надежно бы защитил мое диктаторское ложе. Но этого не случилось, а жаль, каждый раз, когда сообщались данные девушек, Орфей замирал, словно алуштинский богомол.

– Виктор, я больше не могу. Сногсшибательные объемы, надо идти, надо идти, надо идти, – говорил он, теребя кончики красной ленты, туго стянувшей распущенные волосы.

– Не волнуйся, наш лагерь под надежной защитой. Иди и утоли свой голод, мой верный друг.

Счастливый Орфей, словно позаимствовав у доброго Тесея летучие сандалии, быстро улетел с нашей горы на всех парусах, ему вслед смеялся гомерическим смехом Семеныч. А я продолжал мечтать, вглядываясь в темносиние краски моря. Там, где оканчивался пустой пляж, бетонная дорожка полумесяцем обходила лагерь юных сердец, скрываясь за темными кронами вспыхивающих разным светом кипарисов. И, словно мыс Доброй Надежды, она была окончанием пляжной панорамы, на подмостках которой останавливался блуждающий взгляд.

Так вот, когда мое изнуренное походом тело прошло все стадии восстановления, мой зоркий глаз застыл, прикованный к мысу Доброй Надежды. Усаживаясь на ложе, как в гнезде, и опираясь на согнутые в локтях руки, я, словно орел, цепко следил за девичьей фигурой. А моя незнакомка, ни о чем не подозревая, облокотившись на металлический бортик, наклонив голову с распущенными волосами, смотрела в море. И я мгновенно почувствовал, что моей девушке очень одиноко в глубине вспыхивающих кипарисов. О, драгоценнейший мой читатель, все это время я плыл по волнам своих мечтаний и, нудно повествуя, ждал этой сцены, чтобы блистательно сыграть свою роль. Как прекрасен нетронутый девичий рай, к сожалению, в который мы входим не всегда с благими намереньями. Я долго наблюдал за ней, боясь, что она уйдет, но юная дева лишь меняла опорную, соблазнительную ногу и продолжала тонуть взглядом в море. И все же я никак не мог решиться, чтобы оставить диктаторское ложе и полететь к задумчивой деве, как царь Соломон к возлюбленной Соломите. Выдержав еще волнительную паузу, я понял, что мыс Доброй Надежды надолго приковал ее, как пушкинскую деву с черепком. И, верная мысу, она начинала нравиться мне еще больше, и время, которое так медленно ползло вместе со мной, вдруг стремительно понеслось с горы.

– Семеныч, ты знаешь… Я что-то залежался, хочу прогуляться по берегу. Я ненадолго.

И скоро песок между моей подошвой и бетоном скрипел, приближая шаг за шагом окрыленное хищными крыльями сердце к безмолвной деве. Приблизившись к мысу, я сбавил темп, делая шаг равнодушно прогулочным, что позволило мне мгновенно оценить свой выбор. Распущенные волосы спадали на черную облегающую грудь майку, темно-синяя юбка открывала мне стройную, бархатную ножку. Когда до девушки оставалось несколько шагов, то в мою сторону блеснули стекла очков, что вызвало некоторое замешательство в моих действиях, но, мысленно отбросив уродующие лицо очки, я увидел ровные и спокойные линии, и, как взъерошенная, напуганная птица, я успокоился от неожиданно блеснувшей опасности, и перья моей души вновь стали гладкими и горделивыми.

– Почему не на дискотеке? – прекрасно понимая почему, спросил я.

– Все это надоело, – словно продолжая длинный разговор, ответила она.

– Я вас понимаю, можно и в толпе быть одиноким, но лучше быть просто одиноким, чем одиноким в толпе. Не помню, кто это сказал, – на самом деле я прекрасно знал кто, но все же продолжал играть свалившеюся мне на голову роль.

Моя печальная дева посмотрела на меня и, сняв очки, убрала их в кармашек юбки.

– А вы откуда?

– Да вот с этой горы, – печально сказал я, придерживаясь ее настроения.

– У вас там палатка?

– Нет, у меня там царский шатер и целая армия, – мечтательно сказал я.

Вынув заколку, она собрала темные волосы в хвост, открыв аппетитную, загорелую шейку, и, поворожив шоколадными ручками в волосах, позволила мне любоваться пушистым, нежным профилем.

– Скучно здесь, только море и радует, – сказала она и потрясла темным хвостиком.

– Да это же легендарный край! Сколько судеб, надежд, печалей, разочарований толпилось и умирало здесь, – заговорил я с жаром, – да мы соприкасаемся с историей, дышим воздухом, замешанным на поэтической смеси, да мы должны радоваться, что ступаем по этой благословенной земле!

Ее глаза блеснули и как-то по-новому посмотрели на меня, и в этот момент я не знал сам, играю я или говорю правду.

– А как вас зовут? – осторожно спросила она.

– Девочка моя, разве в имени дело? Хочешь, зови меня Парисом, и я украду тебя, как прекрасную Елену, – копируя драматического актера, говорил я.

Она улыбнулась искренней улыбкой, и над уголками губ образовались красивые ямочки на щеках, изменив все ее лицо, и юный свет любопытства заиграл в чистых глазах.

– Меня зовут Тамара, можно Тома.

– Тамара, – многозначительно произнеся ее имя, заговорил я, – я согласен быть твоим демоном! А если серьезно? Можете звать меня Виталионти, а если просто, то Виктор. Ну, а если мы захотим оставить наши имена на камне, то можно написать так: «Здесь были Тома и Вита».

– Вы всегда такой веселый? – спросила смеющаяся Тома.

– К сожалению, да.

– Ой, музыка кончилась, вы извините, но мне пора. Вы приходите завтра на это же место. Я буду вас ждать.

– Дай мне лапку на прощанье, встреча, вот мое желанье. До скорого свидания, дивная Тамара. Желаю тебе поскорее уснуть.

– Нет, я сразу не усну, мы перед сном с подругой делимся впечатленьями, истории разные рассказываем, мы уже переросли лагерь, это последняя смена, больше мы сюда не приедем.

– Поэтому ты и грустишь?

– Отчасти да.

– Ну, беги, а то опоздаешь.

И моя девушка, вдруг глубоко вздохнув, словно ночная бабочка, упорхнула вглубь темных кипарисов. Взглянув на небо, мне показалось, что я нахожусь под гигантским колпаком звездочета, такого низкого звездного неба я давно не видел. Поднимаясь по тропинке нашей горы, мне казалось, что я приближаюсь к звездам, но как только я поднялся на гору, то сразу услышал, как доблестный страж Семеныч, посвистывая, храпел. Ему подпевал хор цикад, и, схватив невидимую дирижерскую палочку, я, размахивая руками, направился к диктаторскому ложу. Засыпая, последнее, что я увидел, это были белые штаны прожекторов, гулявшие над темно-синим морем. После столь пикантного конкурса аргонавты во главе с Гераклом отчаянно пытались сдаться в плен алуштинским амазонкам, но загорелые красавицы, верные лишь своим желаниям, не пожелали их брать в плен, а «морские девы», разбросанные вдоль побережья, им не понравились. Поздно ночью с опущенными мечами отряд возвратился в лагерь, они заняли всю ширину площадки, уснув на походных плотиках, под немыслимым для меня углом.