Во о годах правления Шуня. Философ, оказывается, считал далеко не случайным, что именно к этому правителю пришли "с подарками своей кустарной промышленности" варвары" всех четырех сторон Поднебесной: с севера — шаньжун, бэйфа и сушень; с юга — цзячжи и бэнху; с востока — чжани и даои; с запада — сижун, чайчжи, цюишоу, ди и цян. Такое всеобщее движение народов к "центру Поднебесной", согласно утверждению Конфуция, определялось тем обстоятельством, что необычайно плодотворными оказались настойчивые усилия Шуня по наведению порядка в Китае, укреплению мира в стране, широкому распространению в империи просвещения, а также его неусыпная забота о расцвете народной культуры. Короче говоря, Шунь был идеальным государем. "Варварам" в такой ситуации, если следовать логике рассуждений Конфуция, не оставалось ничего другого, как продемонстрировать "свою лояльность" просвещенному сыну Неба.
Позже происходило то же самое. Один за другим вступали на престол добродетельные императоры — Юй династии Ся, Тан-ван династии Шан, Вэнь-ван династии Чжоу, а в разделе "Шаоцзянь" сочинения "Дадай лицзи" по поводу каждого из них повторялся мотив восхищения деяниями великих правителей древности. И каждый раз одним из результатов их мудрой деятельности, своего рода знамением угодного Небу труда, неизменно отмечался приход с подарками все тех же варваров четырех сторон света. В качестве примера можно привести текст одного из разделов указа 134 г. до н. э. императора У-ди ("Хань шу", гл. 6). Обращаясь в нем к владыкам позднего периода Чжоу Чэн-вану и Кан-вану, он прославлял их за отмену наказаний, за безграничное распространение их царственных добродетелей, которые, по его мнению, достигли даже птиц и животных. Панегирик У-ди по адресу предков завершался традиционным аккордом: из-за границы пришли сушени, бэйфа, цюйшоу, да и цянь, чтобы предложить им свою покорность. Предки же составляли по такому торжественному случаю соответствующие указы.
Анализ немногих упомянутых в источниках событий политической истории сушень эпохи Инь и Чжоу раскрывает их видную роль. Обратимся сначала к эпизоду преподнесения сушенями стрел с каменными наконечниками чжоускому князю У-вану, который, "проложив дорогу к северным и южным, варварам", победоносно завершил борьбу с последним иньским императором Чжоу-синем. Факт поднесения стрел подтверждается также притчей все того же Конфуция, изложенной в "Луюй" (гл. 5), в биографии философа из "Шицзи", а также в "Хань шу". Существо события изложено следующим образом. Когда Конфуций находился в княжестве Чэнь, то однажды случилось невиданное, как будто специально ниспосланное Небом, чтобы продемонстрировать окружающим широту и глубину познаний почетного гостя князя Миньгуна, — во внутренний двор строений упала стая кречетов, сраженных стрелами из дерева ку с каменными наконечниками. Удивленный Миньгун приказал слугам подобрать убитых птиц и вместе со стрелами отнести в дом, где жил Конфуций, и спросить его, что за диковины упали ему во двор. Гость сказал: "Птица — род кречета, происходящего из страны Сушень, а стрелы с каменными наконечниками тоже доставлялись издалека, они употреблялись сушенями". Далее Конфуций рассказал хозяину дворца историю о том, как сушени поднесли в дар чжоускому У-вану древки стрел из дерева ку с наконечниками из камня ну. У-ван весьма гордился таким подарком из немыслимо далекой страны и приказал Юну выставить стрелы и, сохраняя их, выгравировать на гуа — оперенной части древка — такие слова: "Стрелы, подаренные племенем сушеней". Позже, выдавая дочь замуж за Ху Гуна из семейства У, которого У-ван назначил главой княжества Чэнь, он подарил ей из своей сокровищницы часть сушеньских стрел, как знак установленных теперь родственных связей с Ху Гуном. Такой дар человеку, не находившемуся в кровном родстве с владыкой Поднебесной, служил в дальнейшем, по словам Конфуция, напоминанием о необходимости соблюдать верность монарху и одновременно означал, что Ху Гуну впредь предстояло получать часть подарков, доставленных ко двору отдаленными народами, в том числе — сушенями. С тех пор княжеству Чэнь выделяли из подношений стрелы из дерева ку с каменными наконечниками. В заключение рассказа Конфуций предложил "своему господину" Миньгуну, чтобы он отдал распоряжение чиновникам порыться в старых кладовых. По его утверждению, они непременно должны найти сушеньские стрелы. Можно представить удивление главы княжества Чэнь, когда подчиненные, производя, в соответствии с указаниями, поиски в сокровищнице, обнаружили в золотом ящике сушеньские стрелы.
Эта легенда, по-видимому, содержит в себе зерно истинных событий. Во всяком случае, известно внимание, с которым относился к сведениям о далеких иноземцах великий философ древнего Китая. Так, раздумывая над нескончаемыми беспорядками в своей родной стране, он однажды, "питая гнев", произнес знаменитые слова о том, что только у девяти племен иноземцев можно жить в спокойствии и порядке. Конфуций с негодованием отвергал традиционно презрительное отношение представителей правящей элиты княжеств к варварам-иноземцам, которых они неизменно "подозревали" в невежестве, отсталости, сохранении "древнего" в обычаях и культуре. Когда Миньгун высказал нечто подобное в связи с эпизодом со стрелами, Конфуций, опровергая такие заключения, произнес, негодуя: "Почему следует презирать их? Благородный муж обитал там. Имел также учеников, имел желтого феникса". Далее последовали не менее примечательные слова: "Я верю в древнее и люблю его. Я ревностно ищу в нем познание". Если к сказанному добавить, что, по отдельным сведениям, Конфуций желал жить в краю иноземцев, называя его "безыскусным и обильным источником человеколюбия и почтения, превосходства и справедливости", то уважительное отношение философа к соседним с Китаем народам окажется бесспорным.
Однако главное, на чем следует заострить внимание, заключается не в самом факте поднесения стрел сушенями, а в событиях, которые, насколько можно догадываться, стояли за ним, раскрывая подоплеку контактов между чжоуским племенным союзом и сушенями. Оказывается ранее, готовясь к решающим сражениям с иньцами, У-ван — глава союза чжоуских племен — сначала "заручился поддержкой" сушеней, "варваров" севера. По-видимому, они уже тогда пользовались на востоке Азии достаточно громкой славой храбрых ратников, поэтому У-ван специально продумал и осуществил план подключения их к борьбе с Инь. Теперь не восстановить обстоятельств переговоров, "проложивших путь на север" послов чжоуского У-вана с вождями сушеньских племен. Но в данном случае важно просто констатировать чрезвычайно примечательный факт старания его непременно "заручиться поддержкой" тех, кто находился в стратегически важном районе — в тылу Инь на севере. Не менее примечательна история последовавшей затем борьбы У-вана с восставшими против него братьями Гуанем и Цаем, которые, пытаясь выйти из состава Чжоу, поставили молодое государство на грань катастрофы и распада. Как выясняется, в этот решающий момент У-ван снова обратился за помощью к сушеням и, очевидно, именно они помогли ему ликвидировать смертельную для судьбы страны угрозу.
Учитывая общую ситуацию в бассейне Хуанхэ в начале эпохи Чжоу, нельзя