Хотя почему жалкое? Как уютно они сегодня завтракали с Еленой! И ужинать будут так же. Дочка подогреет запеканку, поставит сметану на стол. Дальше воображение дорисовало против моей воли: в разгар их приятного ужина на кухне появляюсь я. Лена достает из шкафа еще одну тарелку, Лешка спрашивает, почему у меня такой усталый вид…
Фантастические, надуманные картины! Когда-то, представляя их, я готова была кричать от боли. А теперь? Нет, боли, по крайней мере, я не почувствовала. Может, боль умерла? А может, я к ней просто привыкла, сроднилась, так сказать… Ко всему привыкаешь.
По правде говоря, мне просто осточертели эти рассуждения. Сколько лет я возвращалась к этой теме, но ничего нового придумать не могла. Все одно и то же: молчать, терпеть… но, может, он еще изменится? В память о прошлом, о нашей любви… спросит просто, без обычной холодной брезгливости: как дела?.. почему ты такая грустная сегодня? и снова: терпеть, терпеть, терпеть! — ничего он не спросит! никогда не изменится!
— Не изменится! — высокомерно повторила я своему отражению в зеркале. — И не мечтай!..
Последним важным делом, оставшимся до встречи с Аретовым, была прическа. Правда, волосы у меня хорошие: густые, красивого каштанового цвета (крашеные, конечно, дешевая краска «Палетта» WN 5)… только от этого не легче. Из соображений экономии я уже давно не хожу в парикмахерскую. Меня стрижет Ленка. Длина и форма — по вдохновению. Я не спешу демонстрировать миру плоды вдохновения моей дочери и собираю волосы в хвостик. Но в особо торжественных случаях в ход идут крупные бигуди. Здесь главное — действовать небрежно. Накрутить, не глядя в зеркало, недосушить, потом расчесать щеткой — и под сильный лак. Получается естественно, объемно, эдакий художественный беспорядок…
Я уже застегивала ботинки, когда из школы вернулась Елена.
— Мама! Какой у тебя вид!
— Какой?
— Прикольный! Почему ты не ходишь так каждый день?
— Потому что расфуфыриваться на каждый день просто смешно.
— А у нас химоза всегда так выглядит, и никто не смеется!.. Ты надолго?
— Да не очень… Сегодня же папа придет пораньше.
— Откуда ты знаешь?
— Слышала, как вы утром разговаривали… Поужинаете с ним.
И я уже собралась поведать дочери о своих подвигах на ниве кулинарии, но тут запищал телефон. Ленка сняла трубку и, сделав круглые глаза, передала ее мне:
— Тебя, мужик какой-то…
— Елизавета Дмитриевна, я у вашего подъезда.
— Иду.
— Мама, кто это?! — Ленкины глаза не желали сужаться.
— Да так. Знакомый, — бросила я, выбегая из квартиры.
Точнее, незнакомый. Аретова я не видела никогда.
У подъезда стоял серебристый джип. Словно встревоженная моим появлением, машина нервно мигнула фарами. Через мгновение так же настороженно встретил меня ее владелец. В сумерках я не могла рассмотреть его лица, но почувствовала пристальный взгляд, уловила нотку беспокойства в голосе:
— Здравствуйте, Елизавета Дмитриевна…
— Можно Лиза. А вас как зовут?
По телефону он назвал мне только фамилию.
— Александр Васильевич. Александр.
Я прикинула: лет тридцать пять — сорок. Значит, он человек моего поколения. И возможно, моей судьбы. Угодил по глупости в лапы к какому-нибудь Карташову и теперь раскатывает по его делам.
Нет, какая ерунда! У человека моей судьбы неоткуда взяться такому джипу! Скорее всего, Аретов принадлежит к высшим эшелонам этой организации — вращается на уровне «немецкого профессора». Даже, не исключено, его младший компаньон и будущий правопреемник.
Но если фигура подобного ранга задействована в операции, дело действительно очень важное… Для чего-то им понадобился этот художник? Зацепить компроматом его не удалось — и пришлось городить целый огород, с моделью, с портретом. А кстати, что я о нем знаю? На какой почве буду искать близости?
Но только я решила подробно порасспросить об этом Аретова, как ему позвонили на мобильный. Говорил он явно по делу, но о чем конкретно, я понять не могла. Материалы, клиенты… цветовые решения. Может, клиентами они называют людей, оказавшихся в ситуации несчастного художника? Тогда как истолковать его фразу: от подобных клиентов нет спасения? Они что, сами набиваются к ним? Может, и набиваются… Беспечные, доверчивые люди, не сознающие, что каждый миг мы живем на грани…
— …Скажите, а что за человек этот художник?
— Не сомневайтесь! — Показалось, он обрадовался моему вопросу. — Художник — мастер своего дела! В прошлом — блестящий, тонкий портретист. А ныне — серьезный иконописец… Его работы в известных московских храмах находятся. Так что выполнит заказ в лучшем виде.
— Ну а… вообще? — разочарованно спросила я: разговор развивался в каком-то непонятном направлении — я-то хотела услышать от Аретова нечто иное.
— И вообще он мужик нормальный! Веселый, компанейский… Сейчас, правда, у него в жизни не лучшая полоса…
«Ну, это, положим, вашими стараниями!» — последовал мой внутренний комментарий.
— …Но это все временные трудности.
— А я заметила: в жизни часто случается так, что временные трудности легко становятся постоянными. — И тяжелый вздох очень некстати вырвался у меня из груди — я ведь не собиралась откровенничать, просто хотела перевести беседу в нужное мне русло.
— Вы пессимистка?
— Да нет… Не совсем.
— Тогда откуда такие мысли? И вздыхаете как тяжело!..
Надо же, заметил! Психолог! Я опять принялась искать подходы к теме художника, но Аретов посчитал ее исчерпанной и непринужденно спросил:
— Давно вы служите в фонде?
— В фонде? — машинально переспросила я.
— Ну да. В «Обелиске», у Иннокентия Константиновича?
Иннокентий Константинович… Что-то знакомое… Да! Так Карташов называл «немецкого профессора».
— Что вы сказали? Иннокентий Константинович?
— Вы давно у него работаете?
— А вы?
— Я работаю в «Мебель-эксклюзив», — медленно начал объяснять Аретов таким тоном, каким обычно говорят с бестолковыми. — Главным художником! Иннокентий Константинович заказал нам написать ваш портрет. Сказал, что вы его сотрудница.
Почему же мне-то об этом он ничего не сказал?
— Да я, собственно, не сотрудница… Так, на общественных началах.
— Ясно. А чем занимаетесь?
— Почти ничем… Образование у меня медицинское, но я уже давно не работаю по специальности…
— Ошиблись дверью вуза? — спросил Аретов насмешливо.
— Нет, даже наоборот. Выбрала то, что надо.
— А почему же не стали работать?
— В общем, жизнь так сложилась… Ребенок, семья.
— У вас большая семья?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});