далекое.
– А я узнаю, – оживился Коля, – это же наш городок, росли мы тут. Вот, прямо пойдем – и на площадь, и правее там через пару домов школа наша.
Демьян слушал его вполуха. Нет у них времени на ностальгию, слишком уж все в таких пространствах сумбурно. Он, конечно, как проводник, понимал, что к чему. Но в мире смерти никогда нельзя быть ни в чем уверенным.
И правда – стоило им пройти дальше, к площади, как дома стали выше и город как будто зашумел. Они действительно вышли на площадь, только столичную. Здесь уже гудели и тарахтели старые машины, по улицам ходили люди. Какая-никакая, а жизнь. Странно, но запахов не было, ни одного, отчего весь город казался иллюзией. Как просто лишить веры в реальность, забрав всего одно чувство.
– Ух ты! – Коля вовсю вертел головой. – А как это нас сюда принесло? Вот те на! Автомобили тоже… Те самые, прежние, как в молодости! А кто это, что за люди?
– Просто люди, – Демьян пожал плечами, – мозг запоминает каждое лицо, даже случайного прохожего. Считай, это массовка. Создают видимость реальности.
Они прошли по кромке площади, и длинный дом по правую руку как будто растворился – на его месте появилось поле. Бескрайнее поле, и всё в пушистых фиолетовых «ежичках». Чертополох!
– Ого! – Коля аж присвистнул. – А ты говоришь, не помнит она меня. Еще как помнит!
И он, радостный, поспешил к полю практически занырнул в него и стал срывать цветки. Демьян не возражал и ждал, пока в руках у Коли не оказалась целая охапка чертополоха.
– Я знаю, куда идти, знаю! К автомату с газировкой! Бежим!
Вот это прыть. Ладно. Прежде чем последовать за Николаем Яковлевичем (за Колей же!), Демьян сорвал один из цветков и принюхался – ничего. А чертополох вообще пахнет?
Замелькал вокруг город. Они вернулись к площади, прошли через несколько кварталов – обычные дома, обычные прохожие, обычный летний день. После очередного проулка перед ними открылась еще одна площадь, поменьше. По центру высился обелиск, вокруг него отдыхали, болтали и смеялись люди. Здесь же топтались и курлыкали голуби. Скучно.
На той стороне площади стояло большое здание, похожее на музей или театр, с колоннами и фронтоном с какими-то статуями. У подножия его широкой лестницы женщина продавала мороженое с тележки, а рядом стояли автоматы с газировкой. Нашли.
Коля рассеянно пригладил волосы, выдохнул, ухватился за букет чертополоха обеими руками и зашагал к автомату деревянной походкой – волновался. Демьян закатил глаза – вот же люди. Волосы он приглаживает. Полчаса назад лысым был!
И вот они у большого красного автомата, вроде тех, из которых раньше газировку пили все из одного стакана. Только стакана почему-то не было.
Прошло минут двадцать. Вокруг так же сновали люди, Коля переминался с ноги на ногу.
– Ничего, подождем, придет, – заверил он. Демьян лишь пожал плечами, сунул руки в карманы и стал рассматривать прохожих, чтобы хоть как-то себя развлечь. Течет человеческая река, а ведь это даже не судьбы и не люди – просто воспоминания. Голограммы. Но бегут, деловые, такие важные. Как будто живут. Люди…
А она все-таки пришла.
– Коля! Неужели ты?
К автомату подошла девушка, та самая, которую Демьян видел на черно-белом фото в серванте: платье в горошек, длинные русые волосы, на лице улыбка. Светлая какая-то, как будто еще одно солнце, если бы вам не хватало того, что в небе.
– Лида, привет! – Николай Яковлевич просиял, заволновался еще больше и торжественно вручил букет. Он смотрел на нее с такой вопрошающей надеждой, как будто любое ее движение сейчас решало судьбу.
– Что это, чертополох? Вот ты странный! – засмеялась она, но букет приняла. – Погоди, а ты не должен быть в армии? Ты же ушел служить. Стой-ка, – она нахмурилась. – Ты сбежал?
– Нет-нет, что ты, Лидочка. Я уже вернулся. Послушай, давай прогуляемся? Мне очень нужно, чтобы мы с тобой кое-куда прошли, а потом сели в поезд.
Он попытался взять ее за руку, но девушка отстранилась и недоверчиво стала смотреть на своего суженого.
– Это еще зачем? Нет, Коля, так не пойдет. Не хочу я ни на каком поезде кататься, что за ерунда? Пойдем лучше к нам, мама как раз щи сварила. Расскажешь все, она будет рада тебя повидать.
Коля вмиг погрустнел. Кажется, надежда была напрасной – чертополохового чуда не случилось.
– Лида, ты меня совсем не помнишь?
Она засмеялась – и звонкая рябь прошлась по ушам. Приятно даже.
– Как не помнить? Ты Колька, мой друг Колька. Портфель мой носил в школе. Я же сама к тебе подошла, ты чего?
– А это… всё? Школа, портфель, и всё? И про чертополох не помнишь? Мы тогда в кино пошли, а у меня денег не оказалось, и…
– Да что с тобой такое? Ты заболел, может?
– Да мы с тобой женаты! Пойдем к поезду, пожалуйста, просто поверь! – Коля подошел слишком близко к Лиде и попытался взять ее за плечи.
Ну все, сейчас все дело загубит. Демьян, до того наблюдавший их разговор в сторонке, ухватил парня за локоть. «А ну, прекрати, отпугнешь», – тихо прорычал он ему в самое ухо.
– Послушай, Коля, никуда я с тобой не пойду. И знаешь что: на обед к нам тоже не приходи, пожалуйста. Не понимаю, что с тобой творится, но ведешь ты себя безобразно. Мне пора.
И она ушла прочь, не оборачиваясь, на ходу выбросив подаренный букет. Распростершиеся на брусчатке цветки сейчас больше всего напоминали кучку выполотых сорняков. Коля было дернулся вперед, но Демьян по-прежнему крепко держал его за локоть.
– Да стой ты! Не нужно так давить.
Парень со злой обидой вырвался из рук проводника: пусти, не побегу уж.
– Не понимаю я. Все, что она помнит, – до моей армии. А «потом» как будто и нету. А там целая жизнь, Демьян! Целая жизнь!
Колю пришлось почти силой увести с площади и усадить на лавочку в ближайшем дворе. Он беспомощно уронил голову на руки. Вокруг никого не было, только голуби курлыкали, спрашивая друг друга о какой-нибудь голубиной ерунде.
– Я говорил, она может тебя не помнить.
– А чего тогда поле с чертополохами здесь было? Это же ее память!
– Это пространство живет своей жизнью. Мы здесь гости, но ты можешь немного влиять на происходящее. Представь, что мы в пластилиновом мире. Всё здесь – модель ее жизни, но что-то простое ты можешь слепить и сам. Ты думал про чертополох – увидел поле. Она может вообще про него не знать.
– Это все слишком уж сложно.