Читать интересную книгу Общественные блага, перераспределение и поиск ренты - Гордон Таллок

Но если иногда мы действительно используем правительственное управление, то встает вопрос – почему? Дело не только в том, что правительственное управление используется для решения важных вопросов, а неофициальный контроль – для незначительных, ведь некоторые области, где применяется правительственный контроль, не очень важны. В большинстве американских городов, если пройти в ту их часть, где расположены частные дома, можно увидеть линию застройки. Таково правило, что все здания должны находиться на определенном расстоянии от задней границы улицы. Конечно, это вопрос не первостепенной важности, хотя очевидно, что большинство домовладельцев одобрит это решение. Использование кирпичей одного цвета, как в моем кондоминиуме в Тусоне, поддерживается всеми домовладельцами, но это – частная договоренность, а не правительственное решение.

Чтобы объяснить, почему мы иногда нуждаемся в силе, обеспечиваемой правительством, рассмотрим один инцидент, который произошел или, вернее, не произошел в районе Арлингтона, неподалеку от того места, где живу я. Тогда велось строительство станции «Кларендон» вашингтонского метро. В это время там располагалась очень маленькая группа магазинов, но в основном это был жилой район с множеством небольших домов на одну семью. Некоторым гражданам пришло в голову, что если бы все эти здания были объединены в один большой участок, то можно было бы построить торговый центр, в результате чего домовладельцы могли бы получить гораздо более высокую цену, чем ту, что они выручили бы от продажи домов по отдельности.

Читатель, несомненно, заметил, что обычно торговые центры располагаются довольно неудобно – в городских предместьях, а не в центре, где легче с транспортом. Причина проста. Если земля уже разбита на небольшие участки, то повторное их объединение обойдется дорого. Мы имеем дело с проблемой требования более высокой цены. Если объединить землю в один крупный массив, то стоимость участка под каждым из этих домов будет гораздо больше, чем когда земля разделена на небольшие участки. Таким образом, объединение участков земли – очень выгодное занятие, этим как раз и занимаются некоторые компании по работе с недвижимостью. Но обычно, как в ситуации в Кларендоне, если есть много мелких собственников, то такое объединение невозможно без применения или угрозы силы. Основная проблема в том, что люди, которые требуют для себя лучших условий, препятствуют единогласному соглашению, необходимому для получения общей прибыли.

То, что произошло в Кларендоне, думаю, не удивит никого. Было учреждено общество для сбора всех документы на право собственности и продажи их единым блоком. Многим отдельным собственникам тогда пришло в голову, что они смогут получить больше, если станут затягивать с решением. И это действительно было бы так, но только в том случае, если бы остальные собственники оставались в коллективной организации. Искушение оказалось слишком велико, и объединение собственников развалилось. Земли в этом районе до сих пор не объединены, хотя на отдельных его участках уже построено несколько крупных зданий.

Не так давно, в связи с реформами, которые продвигались главным образом левыми, правительство заинтересовалось такими местами. Это приобрело название «реконструкции городов» и привело к получению весьма значительных прибылей теми людьми, чьи дома или фирмы находились в реконструируемой области.

Ощущение, что правительство существует для выполнения согласованных действий, является упрощением. Если бы имелось общее согласие, то не было бы необходимости ни в каком правительстве. Причина, по которой существует правительство, кроется в том, что иногда (часто) согласие оказывается неполным. В случае с демократией, если большинство людей выражает свое согласие, но некоторые – нет, должен быть некий метод, заставляющий всех предпринимать необходимое действие или, в некоторых случаях, необходимое бездействие. При диктатуре дело обстоит проще, но мы, конечно, не можем принять диктаторский подход. Требуется, стало быть, организация, уполномоченная применять силу или угрозу силы, и эта организация – правительство. Это куда менее привлекательная причина существования правительства, чем желание выполнять единогласные решения. Дело в том, что решения редко бывают единогласными. Обычно демократические лозунги призывают выполнять волю большинства. В своей первой статье в этой области я указывал, что голосование простым большинством голосов с высокой степенью вероятности может вести к чрезмерным вложениям в государственную деятельность или предприятия. Как уже, возможно, известно читателям, я высказал идею, что правительство должно пользоваться поддержкой не просто большинства, а двух третей или трех четвертей избирателей (Tullock 1969), но я стремился не столько оправдать применение силы, сколько показать, что этот значительный перевес голосов ведет к более эффективному правительству. Моя идея, первоначально изложенная в документе, зачитанном на собрании Южной экономической ассоциации, была достаточно радикальной – настолько, что у меня были большие трудности с публикацией. В конечном счете работа была издана на итальянском языке, а слегка отредактированная версия включена в качестве важной части в работу «Расчет согласия: логические основания конституционной демократии» (Buchanan and Tullock 1965; Бьюкенен и Таллок 1997).

К этому вопросу мы вернемся позднее, но я далек от мысли, что моя идея была принята всеми исследователями в данной области. И когда я читаю работы, посвященные этому вопросу, я вижу убежденность в том, что простое большинство – верное решение. Многие думают, что это и есть определение демократии, хотя те же самые люди вообще-то скажут, что простого большинства голосов недостаточно для внесения поправок в конституцию, и поддержат принцип единогласия в случае с вынесением вердикта коллегией присяжных.

Моя рекомендация не возымела здесь большого практического эффекта. Но, возможно, ситуация меняется. Предложенная конституция для нового объединенного рынка в Европе требует, чтобы утверждение любого закона осуществлялось 55 % стран-членов. К тому же некоторые из участников представляют собой очень небольшие страны, поэтому требуется, чтобы в эти 55 % входили страны, население которых составляет 65 % от общей численности населения ЕС. Сомневаюсь, что моя рекомендация оказала хоть какое-то воздействие на разработчиков документа, но в любом случае искренне их поддерживаю[7].

Но отложим на время этот вопрос и вернемся к более общему обсуждению правительства. Насколько мы можем судить, демократия всегда была весьма нетипичной формой правления. В настоящий момент приблизительно половина населения в мире живет при правительствах, которые можно назвать демократическими, но эта ситуация является исключительной, если обратиться к общей истории правительства. В Европе было по крайней мере три волны демократического правления. Греция и Рим начинались как демократии, хотя и были в итоге включены в Римскую империю, а в эпоху позднего Средневековья оказалось немало небольших городов, которыми управляли демократические правительства.

Здесь нам придется все же отклониться от темы, чтобы обсудить, что мы подразумеваем под понятием «демократия». Я обычно использую этот термин для обозначения страны, в которой функциональная часть правительства избирается достаточно большой группой людей. Таким образом, я вполне могу говорить об афинской или римской демократии, хотя в обоих случаях количество избирателей было намного меньше, чем общая численность населения. В Афинах рабы, женщины и метеки не имели права голоса. Более того, чтобы проголосовать, нужно было пойти на Пникс, что, вероятно, было невозможным для многих граждан. Римляне пережили немало гражданских войн за расширение избирательного права. И не все в Риме обладали правом голоса. Кроме того, представительное правление тогда было еще неизвестно, и, чтобы проголосовать, надо было явиться в Форум, что могло быть неудобно, если кто-то жил милях в ста от Рима.

В моем любимом правительстве – Венеции – существовал наследственный избирательный класс, который составлял приблизительно 5 % взрослых мужчин, физически являвшихся жителями Венеции. Так как они управляли значительной по размерам империей, то этот класс представлял собой еще меньшее меньшинство. Иногда это называют «олигархией», хотя далеко не все избиратели были богатыми. Европейские империи, имевшие демократическое правление в метрополии, обычно не позволяли своим многочисленным подвластным народам голосовать за правительство метрополии. После Второй мировой войны левые, как в Англии, так и во Франции, решительно выступали за упразднение своих империй, но они никогда не предлагали, чтобы подданным большей части их империй разрешили выбирать членов палаты общин или Национальной ассамблеи в Париже. Известно, что жители метрополии были гораздо более обеспечены, чем жители колоний, – по вполне очевидной причине. Если бы Индия имела 80 % представителей в палате общин, как того заслуживало ее население, то они, конечно, использовали бы это для более серьезного налогообложения членов лейбористской партии, живущих в Англии, чтобы направить полученные средства более бедным жителям Индии. Лейбористская партия ратовала за независимость Индии, а не за принцип большинства для всей империи.