Читать интересную книгу Грех - Евгений Козловский

Нинке стало как-то не по себе от столь делового тона: получалось, что ее нанимают для определенной унизительной работы. Тем не менее, Нинкакивнула.

Дамазаметилаее смятение, попыталась поправить бестактность мужа:

-- Знаешь, девочка. У нас довольно старый и хороший род. И я совсем не хочу, чтоб по моей вине он прервался. Если тыю если ты вытащишь Сережу -- ты станешь самой любимой моейю дочерью.

Отто переждал сантименты и продолжил:

-- Я ету в Санкт-Петербург и захвачу фас. Сфотографируйтесь напаспорт фот по этому атресу, -- написал несколько слов золотым паркером наобороте визитной карточки, -- тоштитесь снимков и савесите мне в офис, -- постучал пальцем по лицевой стороне. -- Там же фам перетатут и билет наЫстрелуы. У фас тостаточно тенег? -- полез во внутренний карман.

-- Денег? -- переспросилаНинкас вызовом. -- Как грязи!

-- Отшень хорошо, -- спрятал Отто бумажник.

В Москве Нинкабуквально не находиласебе места, ожидая вестей, опасаясь, что прежде, чем удастся уехать, появится нагоризонте Арифметик, обозленный бегством былого приятеля в недосягаемые места, приятеля-предателя, перенесет ненависть нанее. Нинкапочти даже пересталаночевать дома, меняла, как заядлая конспираторша, адреса: подруги, знакомые, дальние родственники, -- оставляя координаты одной бабульке.

Ночной звонок перебудил очередной дом, где Нинканашлаприют.

-- Девочка, милая! -- мать Сергея, не пьяная, несколько разве навзводе, расхаживалапо пустой ленинградской квартире с радиотелефоном у щеки. -- Тебе почему-то отказали в паспорте. Не знаюю Не знаюю У Отто это первый случай завосемь лет. Подожди. Подожди. Успокойся. Возьми карандаш. Двести три, семь три, восемь два. Записала? Николай Арсеньевич Ланской. Это сережин отец. Он работает в МИДе. Сходи к нему, договорились? Я моглаб ему позвонить, но боюсь: только напорчу. Да, вот еще! Я очень прошу не брыкаться и не обижаться, мы ведь уже почти родственницы: я послалатебе кой-какую одежду. Поверь: сейчас это тебе необходимо. Пообещай, что не станешь делать жестов: получишь, наденешь и будешь носить. Обещаешь, да? Обещаешь?..

Лощеный скромник-демократ, какие запоследнее время нам уже примелькались в интервью и репортажах программы ЫВестиы, стоял у МИДовских лифтов, намереваясь высмотреть Нинку и составить впечатление о ней прежде, чем оназаметит, узнает, расшифрует его.

Судя по ее внешности, жестов Нинкане сделала: дорогое, элегантное платье сидело наней так, словно никогдав жизни ничего ниже сортом Нинкаи не нашивала. Онаявно переходилав очередной класс, а, может, через один и перепрыгивала.

Наглядевшись, Николай Арсеньевич приблизился, и надо было видеть, с каким невозмутимым достоинством подалаему Нинкаруку для поцелуя.

Они вышли наулицу, под косое предвечернее солнце. Тут же зашевелилась, двинулась к подъезду ЫВолгаы 3102, тасамая, что подобралаНинку наночном шоссе пять недель -- целую жизнь! -- назад.

-- Бедав том, -- сказал Николай Арсеньевич, -- что я не смогу помочь вам с документами. Честнее так: не мне вам помогать, потому что как раз я приложил все усилия, чтобы разрешение навыезд дано вам не было. И буду прикладывать впредь.

Нинкапосмотреланавельможу долгим взглядом, жлоб же водитель долгим взглядом посмотрел наНинку: сперваон не мог поверить глазам и пару раз даже мотал головою, словно гнал галлюцинацию, но в конце концов все же утвердился во мнении, что это -- тасамая.

-- В истерике, по-мальчишески, -- отвечал вельможанабезмолвный нинкин вопрос, посредственно для дипломатаскрывая возбуждение, которое генерировалав нем сексапильная фигурка, -- но Сергей несколько лет назад выбрал намой взгляд одну из самых удачных возможных карьер. И я как отец (со временем и у вас, не исключено, появятся дети!) просто обязан помочь ему не сорваться. Когдав лавре из-завас начался скандал, я предпринял все возможное, чтоб удалить Сергея в Иерусалим. Не надо смотреть наменя с ненавистью -- Сергей попросил сам. Бежал от вас он -- я ему только помог. Простите, я, вероятно, неточно выразился: не от вас -- от себя. И я его, -- улыбнулся двусмысленно, -- теперь понимаю. Но согласитесь: нелепо будет, если сейчас, ему вдогонкую

-- Соглашаюсь, -- перебилаНинка, совсем по видимости не обескураженная, во всяком случае -- взявшая себя в руки: чем больше наее пути встречалось препятствий, тем сильнейший азарт она, казалось, испытывала, тем емче заряжалась энергией преодоления.

-- Вы, конечно, ни в чем не виноваты, и я готов компенсировать вашу неудачу, чем смогую -- тут Нинку прожег, наконец, потный взгляд жлоба-водителя, и онаобернулась, жлобаузнала, став, впрочем, после этого лишь еще презрительнее. -- Я еду сейчас загород. Если у вас есть время, вы могли бы сопроводить меня, и мы вместе обсудили бю -- вельможавсе откровеннее, все нетерпеливее облапывал Нинку глазами.

-- У меня нту времени, -- улыбнулась она. -- Мне нужно добывать паспорт.

Улыбнулся и вельможа.

-- Передумаете, -- резюмировал, -- мой телефон у вас записан. Уверяю, что Париж, Лондон, Гамбург нахудой конец, гораздо увлекательнее Иерусалима, -- и направился к машине.

-- Вы меня, конечно, извините, Николай Арсеньевич, -- склонился к нему жлоб, -- но эта, с позволения сказатью телкаю -- и совсем уж приблизился к шефу, два-три словапрошептал прямо наухо. Приотстранился несколько и добавил: -- Ага. Задвести рублей.

Нинкапонималаих разговор, словно слышала, и потому, едваЫВолгаы собралась вклиниться в густой предвечерний автомобильный поток Садового, стремительно подошла, отвориладверцу и, в ответ улыбке вельможи, добившегося-таки, как ему показалось, своего, сказала:

-- Вы, конечно, отец Сергея. И все-таки вы знаете кто, Николай Арсеньевич? Вы ф-фавён! Вы старый вонючий фавён!

У входав клуб бизнесменов Нинкаобъяснялась с привратником-Шварцнеггером с помощью визитной карточки, полученной некогдаот Отто. Шварцнеггер, наконец, отступил, и Нинка, миновав вестибюль и комнату, где несколько человек лениво играли нарулетке, оказалась в зальчике, где шло торжество.

Компания быласугубо мужская, ибо хорошенькие подавальщицы, бесшумными стайками снующие заспинами бизнесменов, в счет, разумеется, не шли. Посередине перекладины буквы П, которою стояли столы, восседал юбиляр: несколько расхристанный, извлекающий из рукаваосвобожденной от галстукарубахи крупную запонку; человек не приблизительно, но точно пятидесятилетний, ибо именно эту дату отмечали; совершенно славянского типа, слегкакрутой, обаятельный, в несколько более, чем легком, подпитии и никак не меньше, чем с двумя высшими образованиями.

Рядом с юбиляром седо-лысый еврей-тамада, водрузив перед собою перевернутую кастрюлю, вооружась молотком для отбивания мяса, вел шутливый аукцион.

-- Левая запонкаименинника! -- выкрикнул, получив и продемонстрировав оную. -- Стартовая ценаю двадцать пять долларов!

-- Ставьте сразу обе! -- возразил самый молодой и самый крутой из гостей. -- Если я сторгую эту, придется торговать и следующую, что в условиях монополизмаможет привестию

-- Не согласен! -- возразил с другого концачеловек с внешностью дорогого адвоката. -- Предметы, продаваемые с юбиляра, являются музейными ценностями и прагматическому использованию не подлежат!..

У кого-то из присутствующих образовалось третье мнение насей счет, у кого-то -- четвертое, -- Нинкатем временем, угадав его со спины, подошлак Отто, который, хоть и глянул с заметным неудовольствием, дал знак принести стул и прибор.

-- Тридцать долларов слева, -- продолжал меж тем продавать запонку тамада-аукционист.

-- Тридцать пять!

-- Сорок!

-- Мне удалось добиться, -- сказалаНинка, -- чтобы меня включили в паломническую группу в Иерусалим. Навралас три коробапро чудесное исцеление, что дала, мол, обетю

-- Пятьдесят пять долларов раз! Пятьдесят пять -- два! Пятьдесят пять долларов -- три! -- ударил аукционист молотком в днище кастрюли. -- Продано, -- и усилился шум, зазвякали о рюмки горлышки бутылок, запонкапоплылаиз рук в руки к новому обладателю.

-- Но им, кажется, это все равно. Они сказали -- былаб валюта.

-- Сколько? -- спросил Отто.

-- Правая запонкаименинника!

-- Девять тысяч четырестадвадцать пять, -- назвалаНинкасумму, глазабоясь наОтто поднять.

-- Марок? -- спросил тот.

-- Долларов, -- прошепталаНинка.

-- Пятьдесят пять долларов -- раз! Пятьдесят пять -- два! Пятьдесят пять долларов -- пауза -- три! -- и удар в кастрюлю. -- Правая запонкапокупателя не нашла. Переходим к рубахе. Что? -- склонился аукционист к юбиляру. -- Владелец предлагает снизить назапонку стартовую цену.

-- Против правил! -- подал реплику адвокат.

-- Ладно! Имениннику можно, -- нетрезво-снисходительно возразил с прибалтийским акцентом прибалтийской же внешности человек.

-- Никому нельзя! -- припечатал крутой-молодой.

-- Нет, -- взвесив, коротко, спокойно ответил Нинке Отто.

-- Нет? -- переспросилаонас тревогой, с мольбою, с надеждою.