Читать интересную книгу На службе в сталинской разведке. Тайны русских спецслужб от бывшего шефа советской разведки в Западной Европе - Вальтер Кривицкий

Одним майским утром 1934 года я разговаривал с Волынским, начальником контрразведки ОГПУ, в его кабинете на десятом этаже в здании на Лубянке в Москве. Вдруг откуда-то снизу, с улицы, послышалось пение и музыка. Посмотрев вниз, мы увидели, что там идут демонстранты. Это шагали три сотни членов австрийской социалистической армии шютцбунд, которые героически сражались на баррикадах Вены против фашистского хаймвера. Советская Россия приютила этот небольшой батальон борцов за социализм.

Я никогда не забуду это майское утро: счастливые лица марширующих бойцов Шютцбунда, революционную песню «Братья, вперед, к солнцу, к свободе», дружеское общение с русскими людьми, которые присоединялись к этому небольшому параду. На мгновение я забыл, где нахожусь, но Волынский быстро вернул меня на землю.

– Как вы думаете, Кривицкий, сколько среди них шпионов? – спросил он будничным тоном.

– Ни одного, – сердито ответил я.

– Вы сильно ошибаетесь, – сказал он. – Через шесть-семь месяцев семьдесят процентов из них будут сидеть в тюрьме на Лубянке.

Волынский отлично разбирался в работе сталинской машины. Сегодня на советской территории из этих трехсот австрийцев не осталось никого. Многие были арестованы почти сразу после их прибытия к нам. Другие, хотя и знали, что ожидает их дома, побежали за паспортами в посольство Австрии и вернулись в свою страну, чтобы там подвергнуться долгому тюремному заключению. «Лучше в тюрьме в Австрии, – говорили они, – чем на свободе в Советском Союзе».

Оставшихся беженцев советское правительство отправило в составе Интернациональной бригады в Испанию во время гражданской войны, идущей там. Сталин быстро двигался по дороге, ведущей к тоталитарному деспотизму, и Коминтерн давно уже не отвечал первоначальной цели своего создания.

Коммунистический интернационал был основан Российской партией большевиков[1] двадцать лет назад, когда существовала вера в то, что Европа стоит на пороге мировой революции. Ленин, воодушевленный происходящим, был убежден, что социалистические и трудовые партии Западной Европы, поддерживавшие «империалистическую войну», которую вели их правительства в 1914–1918 годах, предали интересы рабочих масс. Он полагал, что традиционные трудовые партии и профсоюзные объединения Германии, Франции, Великобритании и Соединенных Штатов с их верой в представительные органы правительства и мирную эволюцию к более справедливому социальному порядку окончательно скомпрометировали себя; что именно на плечи победоносной российской большевистской партии возлагалась задача обеспечения революционного лидерства рабочему классу всех стран. Ленин верил в Коммунистические Соединенные Штаты Европы и в наступление впоследствии всемирного коммунистического порядка.

Ленин был совершенно убежден, что большевики, несмотря на весь их энтузиазм во время первого блеска победы, не смогут построить коммунистическое общество в России, если трудящиеся всего мира не придут им на помощь. Он понимал, что его смелый эксперимент обречен на неудачу, если к отсталой сельскохозяйственной России не присоединится хотя бы одна великая индустриальная держава. И свои самые большие надежды он возлагал на скорую революцию в Германии.

Последние двадцать лет показали, что Ленин недооценивал значение существующих трудовых организаций – как профсоюзных, так и политических, а также переоценивал адаптивность Западной Европы к русскому большевизму с его боевым кличем, призывающим немедленно свергнуть все правительства – как демократические, так и аристократические – и установить международную коммунистическую диктатуру.

За два десятилетия Коммунистический интернационал – Коминтерн, основанный, поддерживаемый и направляемый российскими большевиками, старался распространить свои методы и программы за пределы границ Советского Союза. Он повсюду образовывал коммунистические партии, строил их точно по модели высокоцентрализованной и дисциплинированной партии большевиков, а кроме того, заставлял отчитываться перед генеральным штабом в Москве. Он рассылал своих агентов во все уголки мира. Он планировал массовые восстания и военные мятежи в Европе, на Дальнем Востоке и в Западном полушарии. И наконец, когда все эти попытки провалились, Коминтерн предпринял свою последнюю политическую акцию в 1935 году – образовал Народный фронт. В этот заключительный период своего существования, используя в качестве нового оружия камуфляж и компромисс, он сделал последний рывок, пытаясь проникнуть в органы формирования общественного мнения и даже правительственные институты ведущих демократических государств.

Благодаря занимаемой должности, я имел возможность близко наблюдать за работой Коминтерна с самого начала его существования вплоть до 1937 года. В течение восемнадцати лет я принимал непосредственное политическое и военное участие в его революционной деятельности за границей. Я был одним из исполнителей плана Сталина относительно интервенции в Испанию, когда Коминтерн бросил свои войска в битву.

Моя работа с Коминтерном началась в 1920 году во время русско-польской войны. Тогда меня прикрепили к советской военной разведке на Западном фронте, который имел штаб-квартиру в Смоленске. Когда Красная армия под началом Тухачевского двинулась на Варшаву, наш отдел должен был вести секретную работу в тылу польских войск, заниматься диверсиями, саботажем поставок снаряжения и боеприпасов, подрывать моральный дух польской армии с помощью пропаганды и поставлять Генеральному штабу Красной армии военную и политическую информацию.

Так как не было четкого распределения заданий между нами и агентами Коминтерна в Польше, мы сотрудничали всякий раз, когда представлялась возможность, с недавно образованной Польской коммунистической партией, а кроме того, издавали революционную газету «Свит» («Заря»), которую распространяли среди солдат польской армии.

В тот день, когда Тухачевский остановился у ворот Варшавы, Домбал, депутат от крестьян, сделал следующее заявление в польском парламенте: «Я не вижу врага в Красной армии. Наоборот, я приветствую Красную армию как друга польского народа».

Для нас это было событие огромного значения. Мы напечатали речь Домбала в «Свит» и, распечатав сотни тысяч экземпляров, распространили газету по всей Польше, прежде всего среди польских солдат.

Домбала тут же арестовали и заключили в Варшавскую цитадель, ужасную польскую политическую тюрьму. Через три года советское правительство наконец добилось его освобождения, обменяв его на польских аристократов и священников, которых держали в качестве заложников. Затем он приехал в Москву, где был объявлен одним из героев Коминтерна. На него пролился щедрый дождь из почестей, а сам он получил высокий пост. Более десяти лет Домбал был одним из влиятельных российских чиновников в Коммунистическом интернационале.

В 1936 году его арестовали по обвинению в том, что он семнадцать лет – начиная со своей речи в польском парламенте – шпионил в пользу Польши. ОГПУ решило, что приветствие Домбала Красной армии, а также последовавшее за этим трехлетнее заключение было частью заранее сплетенного заговора польской военной разведки. Домбала казнили.

Во время русско-польской войны Польская коммунистическая партия работала с нашим отделом рука об руку, и мы готовили эту партию для проведения совместных действий с Красной армией. Польская коммунистическая партия подчинялась всем приказам продвигавшейся вперед армии Тухачевского.

Члены Польской коммунистической партии помогали нам в организации саботажа, в проведении диверсий и в создании препятствий поставкам снаряжения из Франции. Мы устроили забастовку в Данциге, чтобы не допустить подвоза французского снаряжения и боеприпасов для польской армии. Я ездил в Варшаву, в Краков, в Лемберг[2], в германскую и чешскую части Силезии и в Вену, организуя повсюду забастовки, которые должны были остановить всякие поставки для армии. Мне удалось успешно провести забастовку на железной дороге. Это была чешская железнодорожная ветка в районе Одерберга. Я убедил чешских машинистов не выходить на работу, чтобы боеприпасы «Шкоды» не попали в Польшу к Пилсудскому.

«Железнодорожные рабочие! – писал я в листовке. – Вы перевозите военное оружие, которым уничтожают ваших братьев – рабочий класс России».

В то же самое время польское советское правительство, созданное в предчувствии взятия Варшавы, двигалось вместе с войсками Тухачевского к польской столице. Москва назначила главой этого правительства Феликса Дзержинского – старого польского революционера и начальника российского ЧК (прежнее название ОГПУ).

Русско-польская война была весьма серьезной попыткой Москвы распространить большевизм на Западную Европу, вернее, принести его туда на кончиках штыков. Она провалилась, несмотря на все наши усилия – как военные, так и политические, несмотря на победы Красной армии и несмотря на то, что в Коминтерне у нас был политический отдел, работавший с нашими политагитаторами, а также мы располагали разведчиками в Польше, за линией фронта. В конечном итоге измотанная в боях Красная армия была вынуждена отступить. Пилсудский остался хозяином Польши. Надежды Ленина на то, что мы через Польшу могли бы протянуть руку революционным трудящимся Германии и помочь им распространить революцию на Рейн, провалились.