— Боже, неужели мы сегодня в последний раз счищаем этот лед со ступеней?!
— Если будете аккуратно использовать свой акведук.
— Акведук???!!!
— Идемте, граф, я все вам покажу.
С факелами мы отправились по потайным коридорам к тому простейшему механизму, который регулировал подачу воды.
— Замок стоит на берегу Колдера. Строители не поленились проложить под землей канал. У реки появился небольшой рукав, проходящий через замок. Когда требовалась вода, отодвигалась задвижка, и поток частично устремлялся в трубу, ведущую к статуе льва. Механизм задвижки простой. Обычные рычажные весы. В деревянный ящик клали какой-нибудь груз, и задвижка съезжала в сторону. Груз убирали — противовес возвращал ее на место. Этот ящик кот и облюбовал себе под жилище. Сначала, видимо, задвижка слабо поддавалась, поскольку механизмом давно не пользовались, или за эти годы случился засор, поэтому напор воды был небольшой. Потом система разработалась, и главный зал стало заливать столетней грязью каждый раз, когда кот отправлялся спать.
— Невероятно!!! — Граф не знал, плакать ему или смеяться. — Мы все чуть не сошли с ума, а разгадка оказалась проста и никакой мистики!
— Вы снова ошибаетесь граф. Все просто на практический взгляд. Вы не поверите, но я столкнулся здесь с мистикой, которую так до сих пор и не понял.
— Но почему кот выбрал именно этот ящик, колеблющийся при малейшем движении?
— Может быть, все дело в привычке к дорожной тряске.
Ошарашенный граф только развел руками.
Возвращаясь из лабиринта в дом, я обратил внимание владельца замка на отметины, сделанные Джоном на стенах коридоров.
— Если вам когда-либо потребуется снова добраться до механизма, придерживайтесь этого пути. Он безопасен. Но вокруг полно ловушек. Не рискуйте понапрасну.
— Спасибо, сэр. Надеюсь, мне больше никогда не придется сюда заходить.
* * *
В очаге потрескивал огонь. После холодных и сырых каменных закоулков теплый воздух приятно ласкал тело.
— Сэр, вы избавили нас от жуткого кошмара. К словам искренней благодарности я в любое время готов добавить 20 тысяч соверенов.
— Не спешите, граф. Я еще не закончил дело. Всего лишь справился с последствиями, но не устранил причину невзгод. Вы же не хотите через месяц снова выкладывать 20 тысяч соверенов, чтобы избавиться, к примеру, от призрака, поселившегося в замке?
— Нет-нет! Конечно нет! Если вы говорите, что дело еще не закончено, то ни в коей мере не собираюсь вас останавливать! Вам виднее, как поступать, магистр. Не хватало нам какого-нибудь нового кошмара! Моя жена этого точно не вынесет!
— Хорошо, граф. Тогда вернемся к коту. Скажите, как давно в замке морили мышей?
— Совсем недавно. Я посылал конюха, которого вы вылечили, к местной… э-э-э… Некоторые называют ее колдуньей, но она никогда никому не причинила вреда, живет уединенно, сама по себе…
— Это неважно. Вы не католик, а я не инквизитор. К тому же вы — друг королевы. Это остановит от доносов и наветов любого церковника.
Граф глубоко вздохнул.
— Наверное, вы правы, но «покровитель ведьм» — не самая лучшая репутация.
— Не беспокойтесь. Распускание сплетен не входит в число моих недостатков. Вернемся к коту.
— А причем тут кот? Мы морили мышей.
— И ваш конюх тоже?
Тень пробежала по лицу графа.
— Эй, кто-нибудь!
Служанка тотчас появилась в дверях и испуганно поклонилась.
— Позовите конюха, которого лечил их сиятельство.
Девушка еще раз поклонилась и мигом выскользнула из помещения. Не прошло и десяти минут, как малый появился. Граф сердито нахмурил брови и жестко задал вопрос:
— Их сиятельство желает знать, морил ли ты только мышей или еще и кота?
Конюх съежился.
— Я же не знал, что это сам дьявол!!! Он сожрал отравленное мясо, но и не подумал сдохнуть!!!.. Но вы же защитите меня, правда, магистр? Я не хуже других. Все охотились на кота! Кто как мог. У меня был яд. В чем я провинился?
Парня уже била мелкая дрожь. К нему возвращался животный страх. Тот самый страх, который и породил жестокость. Мог ли я оттолкнуть этого человека? Конечно нет. Это оказалось бы еще большей жестокостью. И гнусностью. Издевательством над тем, для кого стал чуть ли не Богом. Конюх боролся за свой дом, свою семью. И я не Бог, чтобы судить парня.
— Постарайся быть более милосердным. И милосердие не оставит тебя.
— Да хранит вас Господь, сэр! — Малый бросился целовать мне руки.
— Да хранит он нас всех, — ответил я, поднимая конюха с колен.
* * *
Последующие дни потекли в томительном ожидании. Общая череда практических событий была предельно ясна. Кот мучительно умирал. Его вой по ночам звучал полной тоски песней о высшей предопределенности, которой мы все подчиняемся зримо и незримо. Пару раз я вскакивал с постели и отправлялся в лабиринт, но кот прятался, не желая общения. Наверное, он был мудрее меня и понимал бессмысленность встречи. К чему умирающему беспомощный свидетель его мучений? Всему свое время.
Обитатели замка уже успели успокоиться, и мой призыв к милосердию нашел отклик в их душах. Графский повар, обнаруживая по утру испорченные котом продукты, лишь грустно качал головой и наливал в маленькую мисочку, стоящую на полу, свежего молока. Конюх клял себя за то, что заставил живое существо столь долго мучиться. Даже мальчишки, заметив однажды выползшего на дневной свет облезлого и похудевшего кота, только пошушукались между собой и осторожно, чтобы не потревожить, обошли его стороной.
И если у остальных были дела вернувшейся в привычную колею жизни, то мне приходилось придумывать себе занятия, чтобы хоть как-то скоротать то время, на которое все мы превратились в незначимый фон событий, текущим по высшим законам. Ничего более умного не придумалось, как продолжить изучать тайные ходы лабиринта. Одна из попавшихся лестниц вывела в восточную башню замка.
Я долго вдыхал запах ветра, прибежавшего с Северного моря, размышляя о своем месте в опутавшей всех высшей паутине, а Джон терпеливо стоял рядом. Сколько тайн прошлого хранил лабиринт! Золото, серебро и драгоценные камни, когда-то брошенные моими предками, так и лежали нетронутыми в покрывшихся пылью сундуках.
— Возьми себе, сколько хочешь.
Слуга отрицательно покачал головой.
— Вы хорошо мне платите, чтобы я зарился на вещи покойников.
— Хорошо. Пусть все остается на своих местах.
Я вынул лишь фамильный рубиновый крест, который несколько лет спустя передал брату-священнику, и свиток — послание предка своим потомкам.