Читать интересную книгу Расширение прав и возможностей женщин в России - Джули Хеммент

получается лучше всего: они возвели неурядицы в ранг проблем, подвергали их сомнению, были упорными, настаивая на неудобных сопоставлениях, и отзеркаливали процессы их родных стран. Они проблематизировали некоторые из ключевых понятий проектов 1990-х годов – гражданское общество, социальный капитал, рыночная экономика, расширение прав и возможностей граждан, права женщин, – показав, откуда они взялись (изучив культурный багаж, который они несут за собой) и исследуя их включённость в сложные отношения власти и глобальных сил [Gal, Kligman 2000; Hann, Dunn 1996]. Куда нас это привело? Что дало на практике? В ответ на растущее число попыток создать более социально вовлеченную антропологию среди современных ученых [De Soto 2000; Farmer 2003; Hyatt, Lyon-Callo 2003; Lamphere 2003; Rivkin-Fish 2004; Sanday 2003], я выступаю за необходимость связи между критической антропологией и конструктивными политическими проектами[18]. На этой почве для тех, кто здесь работает, – и для российских женщин-активисток, и для таких людей, как я, которые их изучают, – возникает дилемма. Дилемма, о которой я говорю, особенно остра для тех из нас, кто работает над темой НПО, где границы между теоретическим и прикладным и без того сильно размыты и где нас легко втянуть в «прикладные» формы работы[19].

Таким образом, еще одна задача этой книги – проследить мое собственное участие в проектах, иными словами, исследовать мой собственный гендерный проект. Я рассказываю о моей попытке выйти за рамки критики международной помощи, чтобы создать более демократичный, диалогический процесс исследования.

Когда я проводила этнографические исследования среди женских групп, посещала семинары и конференции, организованные фондами под руководством американцев и европейцев, я поняла, что даже женщины, находившиеся в авангарде проектов социального обновления, были недовольны и разочарованы тем, как эти проекты задумывались и реализовывались. После краха коммунизма многие думали, что в России можно начать с чистого листа [Bridger et al. 1996]. Американским или западноевропейским советникам и экспертам часто не хватало знаний или опыта работы в России, они неохотно советовались со своими советскими коллегами [Bruno 1997; Rivkin-Fish 2004; Sampson 1996; Wedel 1998]. Несмотря на язык партнерства, усвоенный спонсорами, несмотря на самые лучшие намерения сотрудников организаций, их гендерные мероприятия оказались в значительной степени узконаправленными. Международные фонды и организации руководствуются повесткой дня, установленной в Женеве или Нью-Йорке. Бывает, что они продвигают вопросы, которые не имеют особого смысла на местном уровне. Гендерные проекты часто слепы к локальным особенностям и игнорируют другие проблемы, которые большинство российских женщин-активисток считают насущными: безработицу, алкоголизм, хроническую нехватку жилья, службу в армии. В самом деле, некоторые представители организаций, которых я встречала, были захвачены собственными построениями и, казалось, отвергали эти материальные опасения как форму ложного сознания. Исследуя феминистские кампании против насилия в отношении женщин, я обнаружила, что многие североамериканские и западноевропейские феминистки отвергают мысль о том, что экономические факторы могут объяснять насилие, совершаемое мужчинами. Стандартным ответом было утверждение, что дело не в экономике, поскольку «богатые мужчины тоже бьют своих жен». Это, конечно, точно и важно, но в постсоветском контексте этот факт кажется слишком оторванным от местных проблем и свидетельствует о слабом понимании масштабов экономических потрясений в России и их разрушительных последствий для жизни женщин и их семей. Как этнограф я отнеслась к этому несогласию во мнениях как к ценным данным. Как феминистка, стремящаяся создать более социально ответственную и вовлеченную антропологию, я решила добиться большего. Также, когда я собиралась исследовать эту тему, я не захотела воспроизводить эти закономерности в своих собственных исследованиях. Какие у меня были альтернативы? Какие идеи может привнести в этот контекст антропология? Какие методы могут способствовать усилению диалога и взаимодействия?

Тверь и «Женский свет»

Мой подход к созданию альтернативной разновидности гендерного проекта заключался в использовании и адаптации методов исследования совместных действий (Participatory action research (PAR)) в моей работе с провинциальной феминистской группой «Женский свет». PAR – это методология социальных изменений, уходящая своими корнями в народную борьбу на глобальном Юге за то, чтобы сделать исследования более эгалитарными и партиципаторными. Подход описывается по-разному: как метод, стиль или философия [Fals-Borda, Rahman 1991: 16]. PAR стало прямым вызовом как логике традиционной социальной науки, так и нисходящим инициативам в области развития [Freire 1970]. Если рассматривать его как совместную деятельность внешнего исследователя и членов общественной группы, то оно казалось идеально подходящим для идеологически нагруженного социального поля постсоциалистической России. Как напоминают нам Дадвик и Де Сото, это «контекст радикального неравенства, в котором западный этнограф становится символическим носителем авторитетов Запада и его победы в холодной войне» [Dudwick, De Soto 2000b: 6]. Методики совместных действий предлагают средства для проведения совместных исследований, о которых писали многие ученые [Lamphere 2003; Mertz 2002], – этот подход особенно уместен в условиях нестабильных или разрушающихся государств [Mertz 2002: 369]. У меня были опасения, что, если группа не окажется мне близка, подходы и методики совместных действий не будут ею усвоены. Я скептически воспринимала и свидетельства фундаменталистов, для которых PAR – единственно правильное решение. Тем не менее я считала такой подход многообещающим[20]. PAR стал способом осмыслить мою роль и добиться более диалогичного и демократичного исследовательского взаимодействия.

«Женский свет» – это небольшая университетская женская группа, занимающаяся образованием и повышением сознательности женщин. Она была основана в провинциальной Твери в 1991 году, задолго до прихода западных фондов, на первой волне появления независимых организаций в России. Впервые я вышла на эту группу на этапе предварительных исследований в 1995 году, и меня заинтересовала ее философия. Как объяснила мне ее основательница, Валентина, группа была одновременно и откровенно феминистской, и явно неформальной. Оба этих обстоятельства делали ее необычной, даже аномальной. Как и большинство провинциальных групп, «Женский свет» не получала грантов и финансирования. Однако, в отличие от большинства других групп, она сохранила приверженность своему неформальному, диффузному статусу. Группа не была зарегистрирована в местных органах власти, у нее не было счета в банке, офиса, телефона, при этом она была очень активной и многого добилась. В дополнение к своей феминистской образовательной работе группа на протяжении многих лет реализовала ряд социально ориентированных проектов для женщин – бесплатные консультации по вопросам здоровья, бесплатные компьютерные курсы для безработных женщин. Валентина имела хорошие связи в российских феминистских кругах, была знакома со многими ключевыми фигурами движения; она отказалась участвовать в более формализованных взаимодействиях, которые характеризовали женское движение 1990-х годов, потому что ее беспокоили происходящие изменения, процессы, которые способствовали тому, что она назвала «профанацией» феминизма (приравнивание «гендера» к «гранту», как сказала Октябрина). Однако к 1997 году, когда я вернулась, группа оказалась на распутье. Времена в российской провинции были тяжелые; учителя, инженеры и врачи, которые в советский период чувствовали себя защищенными, теперь с трудом сводили концы с концами, поскольку зарплаты оставались прежними, а цены резко взлетели. Некоторые участницы «Женского света» захотели официально оформить свою активность и определиться с источниками финансовой поддержки. Они начинали делать пробные шаги в сторону полноценного сотрудничества с внешними организациями. Высказывались самые разные идеи о том, как двигаться в этом направлении. В это время напряженных общественных и политических изменений группа разошлась во мнениях. Женщины начали иначе думать о своем активизме.

Когда они основывали «Женский свет», то выбрали стиль участия и сотрудничества. Женщины воспринимали в штыки помощь, поступающую из-за рубежа, и учитывали как возможные ловушки, так и выгоды, которые можно получить в результате сотрудничества с международными организациями и иностранными феминистками. Именно поэтому им понравилась