class="p1">Закончится сюжет:
Два выстрела,
И вот — патронов нет.
Но, гаврики!
Нас просто не возьмёшь!
Пока в руке
Ещё остался нож.
* * *
О как же обидно-болезненно вербам
В преддверии вербного воскресенья,
Когда им и набожно и немилосердно
Ломают ветвей симпатичных плетенье.
* * *
Сейчас в поездах «романтизьму» нет:
Не тот перестук колёс,
Он был романтичным назад этак лет
Пятьдесят. А сейчас не всерьёз:
Какие-то скрипы, гудения, треск, —
Непериодический шум.
То гул равномерный, то грохота всплеск —
Не для размеренных дум.
А может, ушёл «романтизьм» от того,
Что возраст уже не тот,
Чтоб чувствовать в стуке колёс волшебство,
Отраду от серых скукот.
* * *
Коты поют на крыше про cat love,
А мы считаем, что кричат мяв-мяв.
В кошачьем языке так мало слов,
Но каждый третий мяв — он про любовь.
А первых два — мне не дадут соврать,
Звучат как «эй, хозяин, дай пожрать!»
Рыбные мотивы
Быть, наверно, очень вредно
Жареным анчоусом,
Сдобренным довольно щедро
Кисло-сладким соусом.
Также не совсем желанно
Быть солёной килькою,
Скрытой пахнущею пряно
Луковой мантилькою.
И уж точно быть не нужно
Тюльковой обрезкою,
Сжаренной в биточках южных
Жёнушкой одесскою.
* * *
Эх, попрёт сейчас поэтов
Сочинять про осень
Разномастные куплеты
Про листву и просинь,
Про уныние от плясок
Листопадных роев,
Про багрянец, игры красок
И про всё такое.
Каждый год народ поэтит
Осенью про осень.
Но никто вам не ответит,
Что такое просинь.
* * *
Натура на ищет верлибра,
Натура желает структуры,
Отмеренных до миллилитра
Стихов желает натура.
Всё нынешнее поветрие
Безрифмого стихописания
Не вызывает доверия
И требует — спиртования.
И только лишь после отмеренных
Двухсот иль трёхсот миллилитров
Возможно воспринять потеряно
Корявые строки верлибра.
* * *
Сколь не точи, мой друг, своё
Уменье сочинять для масс,
Сколь не старайся — это всё
Уже написано до нас.
Уже описаны листвы
Багрянец, золото, янтарь,
Весь сонм эпитетов, увы,
Возлёг на осени алтарь!
Весь спектр уныния и грусть
От подступающей зимы
Познал читатель наизусть!
Ну что ему добавим мы?
Наш развращённый эстетизм
Изыщет разве что какой
Изящненький неологизм
О видах осени благой.
Оставим рвение пера
Нанизывать бусинки фраз…
Увы, осенняя пора
Стократ описана до нас.
* * *
Мыслевращеньем
соосным
Мозг
разжижает скука.
Лучше
блуждать
в трёх соснах,
Чем
средь побегов
бамбука.
Сосны ведь
как-то понятней,
По-настоящему
ближе,
Чем частокол-бамбучатник,
Давящий
как пассатижи.
Он вызывает
чувство
Иноземны́х
антипатий,
Где неуютно
и пусто,
Где не по-нашему,
мать их…
Там —
непомерно ярко,
Там —
слишком много
света
Там —
постоянно жарко,
Там —
слишком много
лета.
Там —
непонятные люди
С их
непонятной жизнью.
И в их
непонятных буднях
Разум мой
просто скиснет.
Здесь же
в объятии сосен,
В неяркости их
цвета
Радуюсь
в зиму и осень
Непостоянству лета.
* * *
Вряд ли звучит заманчиво:
Пить поутру невзначай
Кофе в бумажных стаканчиках
И уж тем более — чай.
Кофе в затейливых чашечках
Будет вкуснее стократ
Для кофемана-бедняжечки,
Коий картону не рад.
И чаехлёбства избранники
Ставят бумагу не в грош —
Только стакан в подстаканнике
Будет для чая хорош.
Но, выходя из трамвайчиков,
Маршруточек или метро,
Мы пьём из бумажных стаканчиков
Их жиденькое нутро.
И тут уже не до радости,
Что эти напитки несут,
Согреться бы да усла́диться,
К чему этот выбор посуд.
P.S. Пейте вожделенный
Кофе чёрный, пенный!
Пейте сладкий, крепкий
Чай душисто-терпкий!
Перевод с английского
Мой цикл удач,
прошу не тормози.
Ты можешь кувыркаться,
Пасть в грязи,
Но миру льда
Тепло моё неси.
Последние из могикан
А ведь мы последние из племени
Не считавших жаркий спор за ругань,
Наслаждавшихся общением и временем,
Духом чая полуночных кухонь.
Мы делились счастьем, сыром плавленым,
Радостью, последней сигаретой,
Вдохновеньем, иногда разбавленным
Запахом портвейна и беседой.
Были эти прелести и шалости,
Были мы невинными, счастливыми,
Обладая, как казалось, малостью:
Чаем, «Дружбою», «Иверией» и «Примою».
* * *
Обед субботний во дворе
С трудом описывать берусь я,
Где чечевичный суп-пюре
Пьянил имбирным послевкусьем;
Где хрустко трескались гренки
И с пряной сладостью фасоли
Шли мяса тонкие куски
С лимоном и морскою солью.
А после чай. Обычный чай
Под пряники и под печенье.
Субботний кулинарный рай.
А что же будет в воскресенье?
Две строфы невосхищения осенью
1.
Ангелы осени больше похожи на дьяволят:
С виду красивые, пышные, яркие, милые.
Осень — не столько чистилище, сколько дорога в ад,
Из красоты — в пустоту, из веселья — в унылое.
2.
Осень золотая, золотая осень —
Можно так и этак, слух — он есть не просит.
Осень с золотинкой, осень-золотуха,
Золо осень тая — всё едино слуху.
Бронзовая баллада
Не будучи альфонсом
У благосклонных муз,
Ценил парнишка бронзу —
Таким его был вкус.
Бетон архитектурный,
И мрамор, и гранит,
И прочий гипс халтурный —
Не признавал на вид.
Он как дрянной философ
Мир чёрно-белый чтил,
Но бронзовых колоссов
Почти боготворил.
Бронзоволицых фурий,
Бронзоволобых лиц,
Пред коими — по дури —
Почти что падал ниц,
Считал почти Иными,
От них чего-то ждал,
И чуть ли не живыми
Себе их представлял.
Ох, будет-будет литься
На бронзовые лица
Прозрачная водица —
Плач бронзовой души.
Любая небылица,
Что в голове теснится,
Быть может, испарится,
Счудить её спеши.
Твердят ему: не может
Души иметь металл,
Скопцам бронзовокожим
Бог живизны не дал.
Парнишка ж оппонентам
Ответствовал, язвля:
Зачем на постаменте
Им жизни кренделя?
И жизнь как таковая
Колоссам тем зачем?
Их вечность согревает,
Взнося над бытием.
Вне времени сознанье
Бронзоволицых див,
Не видят наши тщанья,
Не слышат их мотив.
За это вневременье
Их, дескать, и люблю.
И ваши поученья
Уж как-нибудь стерплю.
И будет-будет литься
На бронзовые лица
Прозрачная водица —
Плач бронзовой души.
Любая небылица
На сайтах и страницах
На многое сгодится, —
Вникай и не спеши.
Народ почухал репы,
А паренёк не глуп.
Как не звучит нелепо,
Что он — бронзоволюб.
Но мы-то знаем точно,
Лишь мрамор и гранит
Любви достойны прочной,