Читать интересную книгу Ушедшее лето. Камешек для блицкрига - Александр Кулькин

— Ливицкий категорически запретил вас о чем-то расспрашивать, Строков пугал Колымой, а Бабына, кум мой, только закатывал глаза и очень ругался. Интересный вы человек, Алексей Юрьевич, сразу видно военную косточку. Только вот, петлицы у вас явно не те, раньше на них, как мне кажется, совсем другие геометрические фигурки были? Впрочем, я вас, ни о чем не спрашиваю. Мало ли что, может прийти в голову старому больному человеку. Меня зовут, Архип Иоанович и, давайте вернемся к нашим делам.

Впрочем, делами мы занимались совсем немного. Все, что можно было сделано и, когда Абрамзон явился с докладом, ему была поставлена четкая боевая задача. Достать закуску, пригласить политрука и, принести четыре стакана. Впрочем, Мойшу или Моисея Самуиловича, если официально, таким пустяком испугать было трудно. О чем он и заявил, через пять минут явившись с сумкой и, начиная сервировать стол. Но, перед этим, комроты-два получил приказ отдыхать, назначив наряд. Утром мы, решили отправить его роту на охрану мостов, потому что от первой роты после бессонной ночи толку будет мало. Пока, мы еще в тылу, людей нужно беречь. Вечернюю сводку мы слушали в тишине. Ровный голос Левитана спокойно говорил о фронтовых делах, а я вслушивался в его интонации. Нет, ничего. Но я помнил, и знал, что через несколько месяцев этот голос, что навсегда остался символом Совинформбюро, будет дрожать от радости, сообщая о разгроме немцев под Москвой. И через несколько лет, звенящий, бесконечно счастливый голос торжественно скажет о капитуляции Германии. Это будет, но пока:

«В течение двадцать первого июля развивались упорные бои на ПОЛОЦКО-НЕВЕЛЬСКОМ, СМОЛЕНСКОМ и НОВОГРАД-ВОЛЫНСКОМ направлениях.

На остальных участках фронта крупных боевых действий не велось.

Наша авиация действовала по уничтожению мотомехчастей противника и его авиации.

В течение двадцатого и двадцать первого июля немецкие самолёты дважды пытались совершить налёт на Ленинград, но, будучи перехвачены заградительными отрядами нашей авиации, не сумели достигнуть района Ленинграда.

При первой попытке прорваться к Ленинграду сбито одиннадцать немецких самолётов, при второй попытке сбито восемь немецких самолётов. При этом мы потеряли четыре самолёта».

Мойша накрыл стол, и попытался уйти, но комбат остановил его.

— Садись с нами Моисей Самуилович. Ты, теперь у нас зампотылу, так что думать вместе будем.

— Так то ж, товарищ капитан. — растерянно протянул Абрамзон, — Вы ж тут командиры, а я-то сержант.

— Сядь, Мойша! Не ребенок, сам знаешь, что ни я, и никто из нас, тебе даже «кубик» дать не можем. А вот, работу мы тебе дадим, и если зам мой чего забудет, то напомню.

— А я прослежу, — поддержал политрук, с интересом приглядываясь к пустому пока стакану.

Моисей стал возиться с сургучом, стараясь освободить пробку полностью, а мы запалили огарок свечи, и выключили свет. Открыв окно капитан, с удовольствием вдохнул воздух.

— Эх, хорошо-то как… Только вот война, будь она неладна.

Что-то дернуло меня, и я прочитал вслух:

Падут белые снеги,Как по нитке скользя,Жить, да жить нам на светеДа наверно нельзя…

— А дальше, что? — с интересом спросил Абрамзон.

— Не помню, — попытался отмахнуться, но все наседали всерьез, и я рассердился: — Ну, действительно не помню, где-то прочитал, врезалось в память эти строчки, и все.

— Ладно, — махнул рукой Шнитко, потом разлил по пол-стакана, — За победу!

Мы выпили залпом, и потянулись за закуской. Каптернаус постарался, на славу. Сухая колбаса, крабы, свежие огурчики, одним словом, хорошо жить на белом свете. Мойша набулькал по второй, но комбат, недовольно проворчал:

— Куда частим? Не на работе же, проверки не будет. Курите, если хотите.

Я закурил, Мойша сначала отказался, но получив приказ и «Казбек» успокоился. Мы задумчиво дымили, а капитан делился своими заботами.

— Дела у нас далеко не блестящие. Вся молодежь призвана в армию, а те кого не призвали, ушли в истребительные отряды. Нам-же достались те, кто воевал еще в Гражданскую, или вообще винтовку в руках только на сборах держал. И мы тоже командиры не ахти какие. Один только Алексей Юрьевич у нас, военная косточка. Да и комиссар у нас настоящий. На гражданке в МТС комиссарил. Так ведь, Илья Григорич?

— Пришлось там поработать. Я ведь оттуда и пришёл к вам, всю технику на восток, ну и попросился добровольцем, — ответил политрук, прикуривая. Капитан кивнул, и задал ещё один вопрос:

— Кстати, что вы думаете о наших комроты?

— Пацаны, — коротко ответил Абрамзон, пытаясь разглядеть пепельницу.

— Совсем мальчишки, — согласился я, пододвигая ему блюдечко, — Устав от зубов отскакивает, тактика еще, куда ни шло. Ускоренный выпуск, что с них возьмешь. Но если, будут живы, хорошие командиры получатся. Но Архип Иоанович, они-то пацаны, а вы им девчат привезли. Нам еще, только страстей египетских не хватало.

— А куда мне деваться, — пожал плечами Шнитко. — Я только сказал, что медслужба нужна, как мне их и дали. Военнослужащие, призваны вчера, из медучилища. Да, Мойша, куда ты их поселил?

— Во флигель. Там раньше бухгалтерия была. Решетки на окнах, дверь закрывается изнутри. Ничего командир, переживем.

— Ладно, давай-ка выпьем. Дай бог не последняя.

Под немудренный тост мы влили в себя обжигающую жидкость и, закусывая, я попытался сравнить водку с той жидкостью, что приходилось пить в мое время. Может разница и была, но так давно не пил, что сравнивать было не с чем. Вот закуска, это да. Колбаса действительно, была колбасой, а не мясосодержавшим продуктом, крабы же консервированные, на вкус не изменились. Много бумаги, в которую завернут каждый кусочек, а вкус, что вкус? Вкус краба, совсем почему-то не похожий на вкус крабовых палочек. Время близилось к ночи, а водка ко дну бутылки. Вторую приговорили быстро, слушая рассказы политрука о нелегкой, но порой, очень развесёлой жизни в МТС. Допив и, эту бутылку, обсудив все батальонные вопросы, мы решили спать.

— Утро вечера мудренее, — высказал афоризм Абрамзон, на прощанье озадаченный проблемой горячего питания людей в караулах.

Глава 5

Новый день начался с бодрого крика дневального: «Рота, подъем!» Мысленно указав дневальному направление движения, я вскочил с дивана, и стал одеваться по форме «Раз». С другого дивана, за мной, наблюдал Шнитко.

— Пробегусь, — объяснил я, — заодно посмотрю на комроты, как он справляется.

— Спрячьте, Алексей Юрьевич, — зевнул комбат, — или снимите.

Я удивленно посмотрел на капитана, в ответ он только показал пальцем. Проведя ладонью, по груди, обнаружил крестик на серебряной цепочке. Почти двадцать лет его, не снимал, только цепочки менял, пока не подарили серебряную. Мда-а, совсем забыл, была бы картина маслом «Красный командир с крестом на груди». Вот, младшему политруку, радости было бы. Спрятав крестик, в нагрудный карман кителя, вышел из канцелярии и обнаружил народное гуляние. Ополченцы, неторопливо одевались, некоторые, уже достав папиросы, брели к выходу.

— Ро-о-ота… — негромко протянул я.

Странно, но меня поняли сразу, все-таки вчерашний день еще не забылся. Ниоткуда, появившиеся сержанты, стали покрикивать, торопя отстающих, остальных загоняли в строй. Младший лейтенант, опасливо поглядывая на меня, принялся наводить порядок. Я же, демонстративно достал часы, и, громко щелкнув крышкой, заинтересовано стал любоваться циферблатом. Вскоре, рота уже стояла в строю, и комроты устремился рапортовать. Я жестом остановил его, и негромко сказал:

— Форма одежды «Раз», и на зарядку! По самому облегченному варианту.

Потребовалось еще пять минут, чтобы красноармейцы, разделись, и выбежали на пространство между бывшими цехами. Я, немного позанимался вместе с ними, личным примером показывая, что это не смертельно, и пошел инспектировать умывальник. Абрамзон был молодец. Если бы он, не рассказал вчера, в жизни не догадался бы, что это была поилка для лошадей. Я же, её никогда в глаза не видел. Впрочем, умывшись и побрившись (внутренне содрогаясь от хищного блеска бритвы), я ушел в расположение, где с удовольствием растерся легендарным «Шипром». Пока я подшивал свежий подворотничок, комбат поднялся, выпил свой порошок, поморщился, и сказал:

— Ну что, оставляю вас на хозяйстве, сам в обком. Надо же, вооружаться. Посоветуйтесь с Мойшей, как, оружейку оборудовать.

— Слушаюсь. И, товарищ капитан, надо бы первую роту сменить.

— Ну конечно, надо. Пожалуй, дневальных оставьте со второй роты, а остальные пускай отдыхают. — Он посмотрел на часы. — Машину я сразу отошлю обратно, все равно надо выбивать еще транспорт.

Он ушел, а я стал одеваться уже по полной форме. И, вовремя. Комроты-два, получив приказ, увел роту в столовую, а ко мне в канцелярию влетела возмущенная военврач. Впрочем, нет, три треугольника в петлицах — это же всего лишь старший сержант. Сразу с порога миниатюрная фурия высыпала на меня кучу претензий. Пришлось продемонстрировать ей начальственный гнев. Досталось и неформенной пилотке, и перевернутым знакам различия, и неуставной стрижке, и совершенно недопустимой косметике! Только заметив, подозрительно заблестевшие глаза, я сменил гнев на милость и, поинтересовался с кем же имею честь, разговаривать. Девушка попыталась встать по стойке «смирно», и доложила: