Читать интересную книгу Резидент - Аскольд Шейкин

Как она потом попала домой, кто отвел ее от здания бывшей духовной семинарии на Московской улице, где теперь помещалась особая следственная тюрьма, на Сквозной переулок, Мария не знала. У ворот тюрьмы она повалилась без памяти.

Пришла она в себя от того, что ее осторожно гладили по голове.

Мария открыла глаза: она была дома, лежала на койке. Пол подметен, на столе миска с оладьями, макитра…

По голове ее, словно маленькую, гладила Пелагея Гаврилова, соседка.

— Поешь, голубушка, — говорила она. — Я тебе вот оладушек принесла, робленки… О матери-то ты не горюй. Мир не без добрых людей. Чего ж с нее взять-то, с Анны?

Мария схватила руку Пелагеи, прижала к губам, снова заплакала.

А Пелагея гладила ее по голове, по спине, приговаривала:

— Ничего, милая, ничего… Все обойдется, подержат, подержат Анну да выпустят…

ГЛАВА 8

Хорунжий Власюк, командир сотни, сопровождавшей Африкана Богаевского, получил в тот день очень простой приказ: арестовать машиниста шахтного подъема Цукановского рудника Харлампия Чагина.

Если арест проведет сотня атаманского полка, а не два-три филера или стражника, это будет внушительно, произведет на шахтеров должное впечатление.

Власюк понимал, чего от него хотят. На рудник надо налететь вихрем, оцепить, отрезать от города. Горняцкая братия должна почувствовать силу — гибкую, стремительную, беспощадную. Основная масса рабочих живет в городе, но возле террикона, словно грибы вокруг пня, лепятся землянки. Их жители увидят все своими глазами и расскажут другим.

В чем заключалось преступление Харлампия Чагина, Власюк не знал. Да его это и не интересовало. Приказ он получил от самого Богаевского и выполнять его намеривался точно, благо «атаманцы» были не прочь «поразвлечься». Им надоело сопровождать Богаевского в поездках по городским улицам, хотелось чем-то позабавиться, хотя бы поскакать по степи.

Когда сотня ворвалась на Цукановский рудник, Власюк первым подлетел к машинному сараю. Широкая, как ворота, дверь была распахнута. Власюк соскочил с коня, передал ординарцу повод лошади. В этот момент из ворот выглянул и хотел скрыться какой-то парень, измазанный углем и машинным маслом. Власюк схватил его за рубаху.

Подбежал бритый полный мужчина в коричневом пиджаке — агент освага — осведомительного агентства, занимавшегося агитацией и политическим сыском, — который, как знал Власюк, будет ждать на шахте. Он глянул на парня, замахал руками:

— Не он! Не он!

Власюк перетянул парня нагайкой:

— Путаешься под ногами! Пошел вон!

Парень бросился в машинный сарай, но казаки загородили дорогу.

Пятерка заранее назначенных охотников подбежала к Власюку.

— Айда, — сказал он и первым шагнул в ворота.

И сразу же остановился. В машинном сарае был полумрак, и в этом полумраке, сопя, чавкая, поднимая ветер, двигались какие-то гигантские рычаги и вращались колеса.

В глубине виднелась чернобородая фигура.

Агент из-за спины Власюка вытянул руку:

— Он!

Власюк метнулся вперед, и вдруг струя пара с шипеньем пересекла путь, ударив Власюка в бок и щеку.

Он отпрыгнул. Налетая друг на друга, ругаясь, спотыкаясь о трубы и баки, кинулись к выходу сопровождавшие его охотники.

— Подлец! — крикнул Власюк и снова ринулся вперед, в туман, но налетел лбом на какой-то барабан или бочку.

С бранью он выбежал из машинного сарая.

А пар валил и валил из двери, из окон, из щелей под крышей.

Выхватив наган, Власюк несколько раз выстрелил в туман.

И тогда заревел гудок:

«Пы-мы-щ… пы-мы-щ…»

Он совершенно явственно выговаривал слово «помощь», звал!

Власюк оглянулся: из бараков и землянок стали выходить люди.

Но теперь уж он этому не был рад.

Подошли мужчина в инженерской тужурке и в фуражке с молоточками и высокая полная пожилая дама в черном платье и в черной шляпе с вуалью.

— Управляющий, инженер Вышинцев, и владелица, госпожа Цуканова, — крикнул, пересиливая рев гудка, агент освага.

Управляющий решительно вошел в машинный сарай и скрылся в тумане. Гудок утих. Постепенно осел пар.

Казаки вывели из сарая высокого чернобородого мужчину.

— Он! Он! — повторял агент, радуясь. — Чагин! Харлампий!

Он говорил это так, будто Харлампий был его лучшим другом, встречи с которым он долго ждал.

— Я т-тебя, — начал было Власюк, поднимая нагайку, но услышал грудной женский голос:

— Здравствуйте, господин офицер! Рада видеть вас у себя…

Он обернулся: Цуканова требовательно глядела на него.

Вернулся управляющий, сказал, указывая на Харлампия:

— Он утверждает: распределительный клапан заклинило. Пар только через гудок можно выпускать.

Ошпаренное лицо Власюка горело, будто его натерли горчицей.

— Пока не починят, говорит, и насосы не будут качать, и из шахты никого не поднять.

— Как бы котел не разнесло, — медленно произнес Харлампий. — Регулировка у нас, сами знаете, какая…

— Потому он через гудок и вытравил, — добавил управляющий.

— И опять надо бы, — Харлампий проговорил это спокойно, как бы для самого себя.

— Разрешите ему, — сказала Цуканова. — Пусть в машину сходит. Оттуда бежать некуда.

— То есть как это — разрешить? — спросил Власюк. — Эй ты… Ты арестован!

Народу вокруг набралось уже больше двух сотен!

— Но что происходит? — вдруг возмутилась Цуканова. — Я владелица рудника. Я имею законное право знать, за что арестован мой машинист. У меня в шахте рабочие. Их там так и оставить? А если шахту в это время затопит?

— По лестнице выйдут, — вставил агент. — Ножками.

— Ты им потом на дороге не попадись, — сказал Харлампий и повернул голову в сторону Цукановой. — Не рвануло бы. Котел-то старый. Сколько лет уже ремонта не было.

— Вы слышите? — спросила Цуканова у Власюка. — Да и вообще, господин офицер, как это оставить рудник без машиниста? Вы были обязаны меня ранее предупредить. Что же мне теперь — жаловаться? Вы понимаете, что будет, если котел действительно разорвет?

Власюк кивнул охотникам:

— Отведите. Пусть там все сделает. Но только из рук его не выпускать!

Конвоиры вместе с Харлампием скрылись в машинном сарае. Все смотрели им вслед выжидающе. Прошла минута, другая, потом из сарая послышался дружный смех. Смеялись казаки-охотники! И едва только голоса их утихли, шахтный гудок прокричал бранное слово. Раз, потом еще раз, еще…

Вокруг захохотали. Власюк оглянулся: смеются и казаки всей сотни, и сама Цуканова, и ее управляющий. Но над кем же? Над ним!

И вдруг, сам выругавшись, Власюк вскочил на лошадь и крикнул:

— Со-отня! По ко-оням! За мной! Арш!..

* * *

Через полчаса та же сотня примчалась назад.

У машинного сарая толпы не было.

Власюк рванул дверь: никого. Он выбежал назад. За углом на бревнах сидят казаки-охотники. Те самые, что остались в машине вместе с Харлампием.

— Где негодяй? — крикнул Власюк и вскинул нагайку.

— Не знаем, ваше благородие, не знаем, — наперебой отвечали казаки, вскакивая. — Как вы отбыли, пару напустил да и скрылся.

— Врут они, — сказал, выйдя из-за угла сарая, агент. — Как вы ускакали, он через дверь вышел — бог свят!

— А ты куда суешься? — загремел на него Власюк. — Тебя спрашивают?.. Ускакали… Казачье это дело? — спросил он, имея в виду уже то, что казачье дело не арестовывать машинистов, а воевать на фронте. — Казачье?

Он оглядел охотников. Те кивали ему, соглашаясь.

Он вдруг вспомнил, как только что разносил его Богаевский, и сам затопал ногами и закричал:

— Молчать! Молчать! Молчать!..

ГЛАВА 9

Какой чудесный день сегодня! Степь такая омытая, напоенная влагой. Леонтий только теперь, когда ушел со станции, заметил это.

Слабенький, окутанный дымом и паром паровоз судорожными рывками тянет за собой теплушки. Леонтий медленно идет вдоль насыпи железной дороги и совсем, казалось, не глядит в сторону вагонов. А на самом деле он считает их про себя, зная, что этим намертво закрепляет в памяти: «Раз, два, три… восемнадцать теплушек, четыре платформы с пушками… Еще теплушка с солдатами, за ней — раз, два… пять, шесть — зарядные ящики. Но где же оглобли? Обломки торчат! И спицы в колесах через одну… На отдых идет батальон, потрепали его…. Нет, это не тот состав. Но все равно его нужно отметить. Как с Богаевским ловко только что вышло. Душа, конечно, в пятках была, но все уже позади. Можно жить дальше. Надо только успокоиться. Потому и отправился за город, в степь»…

Железная дорога ушла в выемку. Леонтий поднялся вверх, на бугор, и там остановился. Плавная впадина балки простиралась перед ним, а за ней, еще за одним бугром, — баз, где стоят гурты, которые он закупает. Сложное хозяйство у него. Гуртоправы, приказчики, сторожа. Только за счетовода он сам. Иначе нельзя. Слишком многое пришлось бы объяснять этому другому счетоводу — как торгует, как сводит концы с концами, из каких средств оборотный капитал увеличивает…