Читать интересную книгу «Если», 2016 № 03 - Журнал «Если»

о чем вы говорили: вытащить затычку, а потом приказать второму забыть о случившемся.

— А затем запрограммированная команда заставила бы первого забыть о том, что произошло.

— Да, — хором проговорили Петр и Павел. — Мы могли убить Бонни и стереть воспоминания о преступлении.

И на этом мы, похоже, закончили. Гэби проводила меня в покои судьи Адамса, а затем растворилась в воздухе, оставив после себя слабый аромат цветов и экзотических масел.

— Не желаете выпить? — спросил судья. — Как я уже говорил вам, раньше здесь был бар клуба «Эльке». В шкафчике в углу стоит неплохой шотландский виски, а в холодильнике есть пиво.

Я обнаружил бутылку чего-то густого и темного с незнакомым мне названием, а затем принялся рыскать по комнате в поисках открывалки.

— Здесь, — сказал судья. — Об край стола рядом с моим контейнером.

Лишь минуту я чувствовал себя как-то странно, откупоривая бутылку пива рядом с большим кофейным цилиндром из нержавейки, хранившим в себе судью Адамса.

— Так что вы думаете? — спросил судья.

— Если верить моему первому впечатлению, то тайна раскрыта, — сказал я ему, делая глоток из бутылки и смакуя хмельной напиток. — Но, вероятно, вы скажете мне, что я неправ.

— А почему вы решили, что тайна раскрыта?

— Они практически признались, что сделали это, — ответил я. — Но если это и есть искусственный интеллект, то ему еще расти и расти. Не слишком умно говорить людям, что вы убили женщину, которая вас создала.

— Близнецы совершенно не способны на ложь, — проговорил судья Адамс. — Но, к сожалению, они также совершенно не способны проявлять инициативу. Несмотря на все усилия Бонни.

— Так вы думаете, что они не могли это сделать?

— Я два года был помощником государственного прокурора, — сказал судья. — И часть этого времени я провел в Хартфорде, расследуя крупные дела, включая пару убийств. Ничего особо скандального: продавец обуви, застреленный во время ограбления; муж, спустивший жену с лестницы. Все в таком роде. Но все равно любое преступление стоит на трех китах: средство, мотив и возможность. У них нет мотива. Даже вдвоем они бы ничего не изобрели. Может, еще пара поколений разработки и привели бы к такому, но только не эта модель.

— А я наделся, что мы закрыли дело и я смогу о нем написать, — проворчал я, катая в ладонях бутылку и кожей ощущая холодное стекло. — Но если у нас нет преступников, то, похоже, мы хотя бы нащупали метод. Кто-то велел близнецами отключить систему жизнеобеспечения Бонни — а потом забыть о том, что они сделали.

— Согласен — сказал судья Адамс. — Но кто?

Я допил пиво и поднял лицо к камерам, стоявшим на крышке контейнера.

— Есть одна возможность, — проговорил судья. — И у него был мотив.

— Да?

— У Бонни есть правнук, живущий здесь, в городе. Он часто ее навещал.

— А мотив?

— Он унаследует все имущество Бонни, — ответил Адамс.

Я вернулся домой поздно, после заседания полицейского трибунала, где не произошло ровно ничего интересного. Они собирались обсудить увольнение патрульного Джо Падегимаса, который заснул, вместо того чтобы отправиться на обход, но слушание отложили. Я уже застрял там, поэтому проторчал в управлении оставшуюся часть заседания, надеясь, что всплывет хоть что-то достойное заметки. Не всплыло.

Потом я забежал на рыбный рынок внизу и купил кусок выращенного на ферме атлантического лосося и зеленых бобов. Я приготовил бобы на пару, поджарил лосося на гриле, посыпал максимальным количеством свежего розмарина, вместившимся в тарелку, и вылил бутылку портера в большой стакан — прямиком в стакан, чтобы там появилась большая шапка густой пены, как и было задумано пивоварами.

А затем позвонила моя мать.

Пока ужин остывал, она сообщила мне как раз то, чего я опасался.

— Сегодня мы разговаривали с Мэри Паркер по поводу квартиры, — сказала она.

Я был рад, что мать звонит не по скайпу и я избавлен от необходимости любоваться ее напряженным лицом.

— Мы с твоим отцом считаем, что тебе, возможно, обременительно одному ухаживать за такой большой площадью. Ведь там целых четыре комнаты, и таких огромных.

Я огляделся. Не уверен, что она имела в виду под «такой большой площадью», даже если в гостиной можно было устроить футбольный матч. Секционный диван превращался в кровать размера кинг-сайз. Книжные шкафы, вывезенные из старой библиотеки, хранили тома в кожаных переплетах, к которым никто не притрагивался уже десятки лет. Камин был ненастоящим: голографический огонь и какой-то инфракрасный источник тепла, спрятанный за ним, вполне пристойно согревали комнату.

Но я любил кухню. Холодильник с двойными дверьми, большая индукционная плита с ультразвуковыми духовками. И достаточно шкафчиков, чтобы вместить рацион для всей съемочной группы «Юлия Цезаря».

И моя спальня… у меня никогда не возникало проблем с тем, чтобы ухаживать за ней, но я не барахольщик и в курсе, как пользоваться робопылесосом.

— И мы решили… — сказала мать.

Я знал, что они решили. Я знал, что они решат, с той минуты, как Паркеры настигли меня в закусочной. Башни работают так: ты вкладываешь деньги в трастовый фонд здания, и со временем на них нарастают проценты. Когда ты выезжаешь, получаешь свой вклад обратно плюс то, что набежало за это время.

И теперь мои родители продавали квартиру и меня заодно ради своей доли в фонде.

— Мы решили, что отдадим тебе половину, чтобы помочь в поисках нового жилья, — сказала она. — Нормально?

Нормально? Я почти подавился своим портером и внезапно осознал, что остывший ужин — совсем небольшая цена. Половину? Я не ожидал вообще ничего. Обычно мой папаша так проворачивал дела.

— Бен? Ты все еще там? Я спросила тебя, нормально ли это. Я сглотнул, убирая жидкость из легких и глотки, и ответил ей: — Да, я в норме. Конечно, половины вполне хватит. Наверное, покроет счета за перевозку.

— Чудесно, — сказала мать. — Я передам твоему отцу, что ты согласен.

И точка. Меня продали вместе с родным домом, но зато будет полегче отыскать себе новый.

Оставалась лишь одна проблема: я журналист, а потому ненавижу перемены и боюсь их.

На следующее утро я отправился в офис, стараясь думать не только о грядущем переезде.

Я написал несколько кратких заметок о приходящих на дом сиделках и аттестации учителей. И уже собирался начать обычный обзвон городских служб в погоне за новостями, когда ко мне явился посетитель.

Я не видел, как мой гость вошел, но понял, что он ищет меня, когда услышал:

— Вы хотите узнать, что происходит с Джо Падегимасом?

Это был Энди Крамм, один из следователей полицейского управления Роквилла. Он отличался