Читать интересную книгу «Если», 2016 № 03 - Журнал «Если»

впоследствии позволят уменьшить всю ту машинерию, которую вы видите вокруг. Однажды мне бы хотелось снова выбраться наружу. Прокатиться на машине. Оглядеться.

— Если кто-нибудь не убьет вас прежде, — добавил я. — Хорошо. Вдруг мы и вправду родственники? Я посмотрю, что удастся выяснить. Так расскажите мне… что именно тут произошло в субботу вечером?

— Садитесь, и я расскажу вам то, что знаю, — предложил судья Адамс.

Хотя Бонни Баннистер давно уже оставила позади свое человеческое тело, она продолжала усердно трудиться. Она проработала большую часть субботы. В основном с двумя своими ИИ — Петром и Павлом.

— Сконструировать этих двоих и вывести на полную мощность — нелегкая работенка, даже для того, у кого есть тело. Когда я сказал это Бонни, она ответила: «По крайней мере, теперь я не устаю». Она говорила, что это больше похоже на дрессировку пары породистых охотничьих псов. Главное — взаимодействие, неважно, в каких терминах это описывать. Постоянное общение. ИИ уже давно прошли подражательную стадию обучения, где они учатся имитировать представленные им мыслительные процессы. Бонни была их первой ролевой моделью, тренером, нянькой и наставником в одном лице.

— Так она была занята всю субботу, — напомнил я.

— Да. Хотя Бонни не уставала, периодически ее клонило ко сну. Когда вас помещают в один из этих контейнеров, химические процессы в вашем мозгу переключаются на новые ритмы. Бонни часто задремывала, но мгновенно просыпалась в присутствии посторонних — и это было еще задолго до «развоплощения». Судя по истории ссылок с IP-адреса ее головного обруча, она довольно долгое время провела в соцсетях, чуть меньше проглядывала новости, а потом снова много времени посвятила чтению новых научных материалов из ее области. Примерно в девять вечера она задремала. Ссылка на страницу поиска оставалась открытой всю ночь. Всего тринадцатью минутами позже отключилось электричество в одном из модулей, поддерживавшем основные биохимические процессы в мозгу. Это тот самый модуль, который заменяет тело, — существует множество нейрохимических взаимодействий, для нормального функционирования которых необходима исправная биохимия. Они становятся еще критичнее после того, как ты лишаешься тела. Настолько, что за двадцать минут гомеостаз в мозгу Бонни пошел вразнос. Сработали тревожные датчики. Прибыли врачи. Приехала скорая. Даже полиция явилась, но осталась снаружи. Самый большой переполох, который мы тут видели, — сказал судья.

— Значит, этот модуль настолько важен, что вы тоже можете умереть, если он отключится?

— Да.

— И существует только один? Разве вам не хочется обзавестись запасным?

— Есть и запасной. Он не включился.

Я заломил бровь.

— Звучит подозрительно.

— А я о чем, — отозвался судья. — И это основная причина, по которой я решился просить помощи. И по мере того как мы больше узнаем о произошедшем, ясней ничего не становится. Это меня тревожит.

— Кто был в этом доме в субботу вечером?

— Я, — ответил судья.

Я почти представил, как он улыбается.

— Не сомневаюсь, — хмыкнул я.

— Вы встречались с Эбигейл? Тем вечером она не дежурила, но оставалась ночная сиделка. И техник. Они вдвоем отвечают за все оборудование и экстренные случаи. После обеда сюда заходил один парень из научной группы Бонни, но он ушел домой, когда она закруглилась с работой на день. И еще один из моих клерков весь вечер провел со мной здесь, в библиотеке. Потом еще экономка. У нее есть помощница, которая уходит по выходным, но сама экономка живет в доме. Порой у нас бывают гости — наверху множество комнат, — но не по субботам.

— А что могут сказать Петр и Павел?

Тишина.

— Судья?

— С ними никто еще не говорил. Эбигейл их изолировала. Никто не знает, как ИИ на все это отреагируют.

— Их никто не допрашивал? — недоверчиво спросил я. — И когда вы собираетесь это сделать?

— Позже, сегодня днем, — ответил судья. — Я буду на этом настаивать. Без промедления.

— Мне бы хотелось при этом присутствовать.

— И мне бы хотелось, чтобы вы присутствовали.

— Значит, договорились.

Выйдя из особняка, я направился к городскому муниципалитету, чтобы заняться своими обычными делами.

Здание муниципалитета в Роквилле построено из песчаника. Оно старое и красивое, с множеством высоких окон и башенкой на углу, увенчанной конической крышей.

Моей первой остановкой был кабинет городского архитектора. Я поболтал несколько минут с его помощницей, выпытывая у нее о планах застройщиков на новую килобашню (эти парни были модными архитекторами из Нью-Йорка и собирались создать модельный проект, который потом можно будет воспроизвести по всему северо-востоку).

Потом я заскочил к мэру Маклину. Его не было в офисе, но секретарша сказала, что Маклин получил несколько звонков насчет детишек, разрисовывавших граффити старую Амербелльскую фабрику на холме. Граждане опасались, что это как-то связано с уличными бандами, и мэр отправился в полицейское управление.

На верхнем этаже муниципалитета расположен Большой зал Республиканской армии. Раньше там был просто Музей Гражданской войны, но пару лет назад какой-то парень из старшей школы устроил в зале выставку современной истории города. На стене поместили большой экран с интерактивной картой, где показывалось, как рос Роквилл — от кучки текстильных фабрик здесь, в сердце города, до пригородов и торговых комплексов, а затем снова стянулся к центру с его высокими башнями. Можно было увеличивать отдельные районы и наблюдать за тем, как фермы превращаются в жилые дома с детьми во дворах, собаками и кошками. Или следить за быстро перемещающимися с места на место людьми. Главной проблемой было оторваться от экрана раньше, чем он закончит скоростную перемотку двух столетий истории.

Однако я все же ухитрился это сделать и направился к офису «Инквайрер».

Прежде «Роквилл Инквайрер» был настоящей газетой, с печатными станками, рекламными объявлениями и целой армией курьеров, разъезжавших после школы на своих великах и швырявших газеты на веранды домов. Разумеется, когда еще имелись веранды.

Винс Харди, мой шеф и издатель, начал работать как раз в те времена. И тогда у него еще были волосы. И только один подбородок.

— Нам говорили, что пока существуют магниты на холодильник, будут и газеты, — сказал он мне однажды.

— Что такое магнит на холодильник? — спросил я.

Нынче печатные станки исчезли заодно с курьерами. Но у нас по-прежнему есть репортеры и редакторы, а также тексты и фото. Стоит зайти в сеть, и покажется, что каждый первый там редактор: только они знают, что происходит на самом деле, они и никто другой. Но нельзя быть редактором, если у тебя нет репортеров — тех, кто будет совать свой нос в чужие дела, задавать людям неудобные вопросы, заглядывать под камешки и шариться в тенях. И люди не могут