Недостаток леса также составлял характерное явление Запорожского края; леса здесь росли только по местам низменным, наиболее влажным или же наиболее суглинистым и супесчаным, то есть по берегам рек, озер, лиманов, по речным островам, склонам балок, оврагов, пригорков; все другие места представляли собой безлесную равнину, покрытую в летнее время травой, в зимнее – замурованную снегами. Из данных прошлых веков видно[59], что леса в пределах вольностей запорожских казаков шли по правому и по левому берегам Днепра, иногда подряд, иногда – с большими промежутками, отсюда далее – к юго-западу до Буга и к юго-востоку до Азовского моря; видно также, что из всех окраин вольностей запорожских казаков северо-восточная окраина, паланки Протовчанская, Орельская и Самарская, теперешний Новомосковский и частью Павлоградский уезды по справедливости считались самыми лесистыми паланками всего Запорожья. Вдоль правого берега Днепра леса начинались около речек Мокрого и Сухого Омельников и шли, то сплошь, то прерываясь, до ветки Дремайловки и ниже ее; все это громадное пространство земли, до 400 верст в одну линию, составляло около 80 000, приблизительного счета, десятин леса. Кроме того, на запад от правого берега Днепра леса встречались по речкам Суре, Базавлуку, притокам Ингульца: Зеленой, Каменочке, Терновке и Саксагани; по Ингульцу, Бешке, Аджамке, Березовке, между Березовкой и долиной Темной, где рос «Соколиный» лес, до 400 десятин земли; между верховьем Ингула и Тарговицей, по Ингулу, Сугаклее, Сугаклейчику, Мертвоводу, Чечаклее, Громоклее, Кагарлыку, Терновой, по Бугу у Песчаного брода, Виноградной Криницы, по Семенову Рогу; по балкам Глубокой, впадающей в Желтые Воды, Княжим Байракам, где рос дремучий и непроходимый лес; по Дубовой, или Гайдамацкой, балке, падающей в Саксагань, где и теперь стоят гигантские столетние дубы[60]. Наконец, к западной окраине вольностей запорожских казаков примыкали еще леса Черный и Чута (что с тюркского переводится как «земляные яблоки», иногда – вообще растения), о которых в 1748 году говорилось в «Истории о казаках запорожских» господина Мышецкого: «владело ли им войско запорожское прежде сего или нет, о том запорожские казаки не знают; а была в прежние годы от кошевого атамана Серка в оном лесу пасека, тому назад лет около 80»[61]; тут же были леса Нерубай и Круглик, «о котором также не было известно, владело ли им войско запорожское или нет»[62]. Черный лес и Чута некогда составляли один сплошной лес и служили продолжением знаменитого в истории гайдамаков Мотронинского леса, Киевской губернии, Чигиринского уезда; они пересекались лишь двумя речками – Ирклейцем, отделявшим киевское воеводство от «дикого ПОЛЯ», и Ингульцем, идущим от киевской границы к правому берегу Днепра. Черный лес в настоящее время находится в 35 верстах от Елисаветграда, близ селения Водяного, Чута – близ Красноселья, Нерубай – близ Федваря[63], Круглик – около Цыбулева; взятые все вместе, эти четыре леса в настоящее время составляют 18 677 десятин густолиственного леса, состоящего главным образом из дуба, потом клена, береста, осины, орешника и др.[64]; в нем водились волки, лисицы, зайцы, дикие кабаны, дикие козы, даже медведи и множество птиц разных видов и родов. В истории запорожских казаков леса Черный, Чута, Нерубай и Круглик играли ту важную роль, что в них часто скрывались запорожцы от преследования татар, турок и поляков; тут же находили себе пристанище православные монахи от притеснения католиков и страшные гайдамаки, поднимавшие оружие на защиту своих человеческих прав против ненавистных им поляков; гайдамаки особенно любили леса Черный и Чуту; у казаков XVIII века сложился насчет Черного леса даже особый термин – «сутик до Чорного лису» значило – сделался гайдамаком. Черный лес очень часто служил местом, где собирались татары, казаки и поляки или как союзники, выступавшие против московских войск, или как противники, выходившие на поле битвы между собой. Оттого неудивительно, почему народные предания говорят о существовании в этих лесах подземных погребов, о сокрытых в них скопищах кладов, о страшных голосах, слышимых по ночам между деревьями леса, о седых, усатых запорожцах, одетых в красное, как огонь, платье и, с трубками в зубах, сидящих над грудами золота, в глубокой думе в подземных пещерах леса и т. п.
Приводя к общему данные о лесах западной окраины вольностей запорожских казаков и исключая из этой окраины леса Черный и Чуту, видимо не принадлежавшие де-юре запорожским казакам, мы находим, что эта окраина не отличалась лесной растительностью и была по преимуществу степной. «Записки Одесского общества истории и древностей» повествуют: «От севера к устью реки Буга лесов довольных нет, только по балкам местами растут яблони, груши, шиповник, хмель, виноград, крысберсень, вишня, ивняк, осокорь, боярышник, гордина, а более всего – терновник, все редкими кустарниками»[65].
Соответственно правому шли леса и по левому берегу Днепра; здесь начало их у устья реки Орели, а конец – у Днепровского лимана; все это пространство земли заключало в себе около 6200 десятин леса, в одних местах шедшего сплошь, в других – с большими промежутками; сверх этого по левому берегу Днепра рос знаменитый Великий Луг, тянувшийся беспрерывно на протяжении около 100 верст длины при 25 верстах наибольшей ширины, а ниже – его знаменитая Геродотова Гилея, тянувшаяся с большими перерывами, около 180 верст, до города Алешек. Как в Великом Луге, так и в Гилее росли громадные деревья с преобладанием дуба над другими породами деревьев; о величине деревьев здесь можно судить по тем окаменелым дубам, которые находятся теперь в Великом Луге. Дубы эти свидетельствуют, что настоящие днепровские леса – только ничтожная пародия на те исполинские леса, которые некогда своей могучей головой осеняли широкий Днепр.
По обоим берегам Днепра такие же леса росли по островам реки; всех островов на реке Днепре в пределах вольностей запорожских казаков считалось 265, и из них большинство покрыто было лесом – чаще всего лозой, шелюгом, реже осокорями и еще реже – дубами.
К северо-востоку и юго-востоку от левого берега Днепра, в паланках Протовчанской, Орельской, Кальмиусской, Самарской, теперешних уездах Новомосковском, Павлоградском, Бахмутском и Александровском леса росли так же более по берегам рек, по склонам балок и байраков; в этой области самыми лесистыми местами были берега рек Орели и Самары. Орельские леса служили границей между вольностями запорожских и владениями украинских казаков. В пределах запорожских казаков они шли узкой полосой по левому берегу Орели (леса по правому берегу принадлежали гетманским казакам), начиная от впадения в нее речки Богатой и кончая устьем ее, что составляло на протяжении 142 верст около 5690 десятин леса; преобладающей породой в орельских лесах был дуб, достигавший здесь свыше шести аршин в окружности, до одного аршина с десятью вершками в диаметре; кроме дуба росли берест, ясень, клен, верба, дикие яблони и дикие груши. К востоку от орельских лесов, на расстоянии прямой линией около пятидесяти верст, по обоим берегам реки Самары, росли самарские леса; это – главная заповедная роща запорожских низовых казаков. Самарские леса тянулись на протяжении 182 верст при 20 верстах наибольшей ширины и по справедливости считались «знатными», «несходимыми» и «невидимыми» лесами, в своем роде «муромскими дебрями». «Река Самара, – писал в 1637 году французский инженер Боплан в своем «Описании Украины», – замечательна чрезвычайным богатством в лесе, так что едва ли какое-либо место может сравниться в этом с окрестностями Самары»[66]. В 1675 году, во время предполагавшегося похода на Крым московского ополчения, под предводительством князя Григория Ромодановского, и казацкого войска, под начальством гетмана Ивана Самойловича, решено было идти, как сказано в «Актах Южной и Западной России», «ниже посольской дороги на Самару для того, чтобы войску в водах и дровах утруждения не было»[67]. В 1682 году московские послы Никита Зотов и Василий Тяпкин сообщали, что на всех вершинах рек Орели и Самары и в степях близ них «суть великие дубравы и леса, и терники, и тальники, и камыши»[68]. В 1766 году очевидец секретарь Василий Чернявский писал, что из самарских лесов запорожские казаки не только строили все свои дома и зимовники, но в 1756 году, после бывшего в Сечи пожара, обратившего большую часть ее в пепел, все казацкие курени, купеческие и мастеровые дома сызнова построили и «всегда на согревание и на прочие свои потребности дрова употребляли»[69]. Самарские леса состояли из деревьев самых разнообразных пород – ясеня, клена, липы, береста, груши, яблони, сосны, терновника, орешника, с преобладанием, однако, как и на Орели, дуба. Между деревьями леса, особенно вблизи речек, были обширные луга, сенокосы, озера, болота, покрытые высокими камышами и непроходимой травой; по лугам паслись дикие козы, кабаны, туры, в чем убеждают нас и в настоящее время находимые здесь турьи рога. То, что сказано было о самарских лесах 250 лет тому назад Бопланом, – почти то же можно сказать о них и в настоящее время. Несмотря на варварское обращение местных владельцев с самарскими лесами, они все же поражают человека даже и в настоящее время и особенной высотой, и особенной толщиной своих деревьев: в них и теперь растут сосны, имеющие в обхвате 6, дубы – 9, а вербы – 10 аршин. Что же тут было в далеком прошлом? Об этом можно судить по тем окаменелым гигантским дубам, которые находятся в разных местах на дне русла реки Самары. Таких дубов можно видеть целую сеть, при понижении воды в реке, близ села Вольного. В настоящее время самарские леса тянутся на протяжении около 100 верст по обеим сторонам реки Самары, с некоторыми, однако, перерывами, начиная от того места, где Самара принимает в себя речку Волчью, на границе Новомосковского и Павлоградского уездов, и кончая выше местечка Игрени при устье ее.